— Маран! — окликнул азагура его компаньон, — глянь-ка, вот славная находка!
И в руках говорившего сверкнул меч. Маран покрутил находку, присмотрелся получше:
— Эльфийский, — подтвердил он мои догадки, меня лишь смутила бедно украшенная рукоять, — ни одного самоцвета, — вот я и не узнала лучший сплав.
— Он мой меч отрубил, — пожаловалась я, кивая на сломанное лезвие.
— Красавец, — азагур ласково, словно нечто живое, погладил острие, — Гтул, забери мой меч себе, а ей отдай свой, — распорядился Маран, и орк послушно протянул свое оружие.
В моих руках оказался клинок с грубой деревянной ручкой, чересчур широкой для женской руки и с острием орочьей выплавки. Клыкастые слыли никудышными мастеровыми и этот клинок служил живым доказательством сего факта. И хоть новый клинок был даже хуже гвардейского, капризничать не приходилось.
— Спасибо, — поблагодарила я, орк расплылся в уродливой улыбке.
Чуть вдалеке на дороге стояла телега с крытым верхом, убитый возница свисал с облучка, сжимая вожжи. Мы подошли, чтобы осмотреть добычу, как вдруг кто-то стукнул изнутри. Маран с лёгкостью, словно резал масло, рассек дерево, отворяя деревянную дверцу. В фургоне лежало трое убитых азагуров, один из них уже переродился, но всё ещё вонял, как спиртовой завод.
— Ничего не помню, вы кто такие? — уставился он на нас, потирая глаза.
— Ты хоть помнишь, где тебя забрали? — брезгливо поморщившись, спросил орк, резкий запах перегара тоже бил ему в нос.
— Да вроде в Штостоле, — почесал затылок пьянчуга, — нет, я шел куда-то… Гхусейман дери, да что вы пристали, не помню!
— Ясно, толку с него ноль, — махнул рукой Маран, — забирай дружков и проваливай.
— Да никакие они мне не дружки, — сплюнул очнувшийся и, спрыгнув на землю, направился по дороге в сторону Штостоля.
Обыскав телегу, мы не обнаружили ничего ценного, кроме небольшого сундука с теплым тряпьем и узел с пайком. Маран великодушно разделил еду на четверых. Я откопала себе новый теплый плащ и сняла с убитого сапоги — мои лапти уже давно прохудились, было приятно вернуться к нормальной обуви. Услышала тихие шаги сзади, на поляну выползли пропавшие остроухие, точнее, Сабат и мшистый, который нёс бездыханного принца. Честно говоря, хоть меня и наняли для охраны, было капельку обидно, что эльфы бросили меня на растерзание оркам, без промедления смывшись.
— Твой сын ранен? — поинтересовался Маран у старика.
— Нет, оглушен, — отмахнулся маг, — скоро очнется.
— Ну и хорошо, — Маран посмотрел на меня, — есть хочешь?
Я улыбнулась, разве от такого внимания к своей персоне можно было отказаться?
Нарон пришёл в себя только вечером. Я не разбиралась, что стряслось с ушастым, видать, я зря его тренировала, трусишка сбежал, бросив меня. Мы сидели у костра, над огнем в котелке булькала похлебка, клыкастый, оказывается, умел стряпать. И хоть варево на вид было отвратным, вкус был нормальный, по крайней мере, кулинарами орки были лучшими, чем кузнецами. Старик и Нарон сидели с краю и почти не говорили, наши спутники напротив, беспрестанно травили байки. Как оказалось, Маран уже давно служил в Магиконе, правда, род занятий он не называл, да он мог и не говорить об этом, азагуров брали чаще всего на темные делишки. Принц посматривал на меня то ли пристыжено, то ли смущённо, я была так зла на него, что не стала вдаваться в подробности. Обратив внимание на Марана, что так и поблескивал глазами, я потешалась над его байками.
— Ты сегодня сможешь потренировать меня? — оторвал от беседы с змеиным Нарониэль.
Я нарочно медленно повернулась в его сторону, показывая, что делаю великое одолжение:
— Не-а, не хочется, — ответила я, эльф потупил глаза, уткнувшись взглядом в землю, и больше не пытался заговорить.
Заметив настроение своего дорогого воспитанника, Сабат, сверкая глазами недобро, отозвал меня в сторонку:
— Вагарда, — обратился маг, — я прекрасно знаю, что было в том проклятом трактире, вижу, как мальчишка на тебя смотрит. Так вот, азагур, я тебя предупрежу только раз — прекращай морочить ему голову! Он принц, а ты всего лишь девка, каких у него будут сотни. Я живу достаточно долго, чтобы раздавать советы, да и ты не показалась дурой. Нарониэля в Сером городе ждет невеста, так что не трать его время и своё, иначе очень пожалеешь. Все понятно? — старик глядел так, будто готовился проделать во мне дыру.
— Более чем, нянька. Я и сама всё понимаю, — отозвалась я, вернувшись к огню.
Слова старика будто отрезвили меня, вернув в реальность, в которой я и жила всегда: жестокую и прямую, не знающую счастливых случаев и поворотов к лучшему. Оказывается, Нарон был обручён. Все эти взгляды, шутки, всё было глупостью, он просто хотел развлечься перед свадьбой. Сабат был прав, с мальчишкой пора было кончать, пока не стало хуже.
Маран предложил ночевать в его шатре, и я согласилась, всю ночь изнывая под крепким телом и не заботясь о громкости своих стонов. Огромные ручищи сжимали меня, ворочая словно пушинку. И хоть Маран сто раз был грубым мужланом с дикими манерами, абсолютно несмешными шутками и внешностью медведя, я переспросила его адрес в Мадисе, чтобы теперь запомнить.
Под утро, покинув шатёр, сменила Сабата на дежурстве. Старик пытался высказать своё негодование из-за моего вчерашнего недосмотра, орки ведь пришли в лагерь, пока я была у ручья, но я послала мага к гхусейману, в последний раз пригрозив мечом. Сабат, обидевшись, удалился досыпать остаток ночи, а я уселась у огня.
Наши компаньоны отправлялись в Гармар, а после шли в Мадис и хоть подождать их здесь, и отправиться по Магикону вместе было разумно и безопасно, я отказалась. Хотелось как можно скорее распрощаться с остроухими, получить вознаграждение и вздохнуть спокойно.
— Не смей подкрадываться, в следующий раз брошу в тебя ножом, — предупредила вполне серьёзно я, услышав за спиной тихие шажки Нарона.
— Виги, ты… — принц был взволнован.
Он вышел к огню, пламя упало на бледную кожу и белые волосы, сделав остроухого золотисто-желтым.
— Что ты мямлишь, — буркнула я, потянувшись за дровами, подкинула ветку в костер.
— Ты что, с ним… — Нарон никак не мог вымолвить это слово, дергаясь и переживая, словно девчонка.
— Да, сладкий, а ещё с сотней мужиков до него, — огрызнулась я, — я раздвигаю ноги с одиннадцати лет. Чего ты хотел?
И тут я встретилась с эльфом взглядом, на меня ещё никто не смотрел с такой обидой, он пытался что-то сказать, беззвучно шевеля губами, но слова не выходили. Беспомощно глядя на меня, словно раненый щенок, он пытался выговориться, а я чувствовала себя сволочью.
— Не дуйся, — мягко попросила я, поспешив отвести взгляд в сторону, — ты ведь у нас принц, через неделю будешь лежать в шёлковых подушках и всё забудешь.
— Чтоб ты знала, я хотел помочь тебе, но Сабат меня оглушил, — собравшись, выдал эльф и, развернувшись на каблуках, пошёл прочь.
Остроухий заставил меня чувствовать себя ещё хуже, я ненавидела это чувство, то самое, мерзкое и липкое, что растекалось где-то в груди, животе и толкало на глупости. Безмозглый эльф возомнил нас парой, это было так смешно. Принц и азагур. Не знаю, в каких королевствах такое заканчивалось хорошо, но в нашем это вызывало смех. Вот только мне почему-то не хотелось смеяться. Я совершила большую глупость и то, что слова Нарониэля меня задели, было дурным знаком, я слишком размякла. Проведя остаток ночи в раздумьях, заставила себя вспомнить Хамура и то, как было больно после его смерти. Эти мысли привели в чувство, я взяла себя в руки и на рассвете уже спокойно смотрела на Нарона, наглухо задавив вину.
Утром мы распрощались с Мараном и его помощниками и направились в Магикон. Остроухие игнорировали меня, и тихо переговариваясь между собой, шли чуть поодаль, не принимая меня в беседу. Я, махнув рукой, вела под уздцы ишака и ни о чём не думала.
Границу мы прошли быстро, прямо на середине песчаная дорога вдруг оборвалась, превратившись в мощёную жёлтым камнем. Это и был конец нищей Гурии, дальше были земли магов. Огибая окрестности озера Малдор, что давало жизнь лучшим полям в Дароне, каменная дорога ввела нас в самое богатое королевство. Я впервые в жизни видела такую черную землю, и хоть приближалась зима, на грушах Магикона висели большие сочные плоды, крестьяне тоже выглядели лучше всех тех, что я встречала раньше. Да и дома, раскинувшиеся неподалеку от дороги, были аккуратно сложенными, что для деревни, такой далекой от столицы, и вовсе равнялось дворцам.