— Тебе жалко? Бутылка вина, которое ты сейчас пьёшь, наверняка стоит дороже.

— Сильно дороже, — подтвердил Вар. — ты прав. Тебе серебром?

— Лучше золотом, такой мешок серебра ему не поднять.

— Кому?

— Франциско, моему дворецкому. Я должен ему за годы службы, но сейчас нет времени ждать, пока эти деньги появятся. Кто знает, что с нами случится в Корпоре? Считай, что это в долг. Я отдам. Или не отдам, как выйдет. К демонам, ты дашь мне денег, или мне выйти на улицу и кого-нибудь ограбить?

— Не надо нарушать общественный порядок, — вздохнул Вар, — да и грабитель из тебя никакой.

Он щёлкнул пальцами и велел появившемуся секретарю:

— Десять тысяч серебра золотом.

— Я просил пять, — напомнил Полчек.

— Выдашь ему премию за верную службу. В конце концов, он действительно терпел тебя всю жизнь, это дорогого стоит. Я распоряжусь, чтобы о нём позаботились в наше отсутствие.

— Спасибо Вар.

— Ерунда. В конце концов, у него потребностей меньше, чем у кошки.

— Вот, Франциско, это тебе, — Полчек протянул гоблину увесистый мешочек.

— Что это, господин?

— Плата за твою службу, плюс премия в размере оклада. Итого десять тысяч куспидатов в золотых пазурах. Ты это заслужил, Франциско.

— Господин… вы что… выгоняете меня? — гоблин побледнел до светло-салатового и покачнулся.

— Нет-нет, что ты! Я обещал, что Дом Кай исполнит свои обязательства, и они исполнены.

— После стольких лет службы… — Гоблин качает удручённо головой. — Мог ли я подумать… И зачем я теперь? Кто я? Что мне делать?

— А я знаю? — развёл руками Полчек. — Это твоя жизнь. Ты свободный гоблин с неплохим капиталом, можешь осесть, купить домик, завести семью. Или просто спокойно доживать свой век без хлопот, поместив эти деньги в банк и получая проценты. Спичка наверняка подскажет тебе, как лучше ими распорядиться…

— Господин, за что вы так со мной? Я же не… — Франциско схватился за сердце, пошатнулся и начал оседать на пол.

— Эй, кто-нибудь! Сюда! Скорее! Лекаря! — закричал подхвативший его Полчек.

— Он просто умер, Полчек, — сказал Вар. — У меня отличный лекарь, но этот гоблин был слишком стар.

— Я убил его, Вар.

— Не говори ерунды!

— Вот этим мешком золота. Убил так же верно, как если бы огрел им по голове.

— Он не выдержал известия о том, что ты его оставляешь, — безжалостно сказала Спичка.

— Путешествие в Корпору его бы доконало!

— Одиночество и заброшенность доконали его надёжнее.

— Бедный Франциско, — всхлипнула Завирушка. — У него было доброе сердце.

— Доброе, но слабое, — прокомментировал Вар. — Не выдержало стресса. Кстати, у него оказалось завещание, представляешь? Оформлено у портодальского нотариуса, всё честь по чести.

— Не знал, что у него есть наследники. Он никогда не говорил об этом.

— Всего один. И это ты. Так что ты стал богаче на одиннадцать тысяч куспидатов.

— Почему на одиннадцать? Там же было десять?

— Ещё тысячу мелочью он скопил сам. Теперь она твоя.

— Так я ещё и разбогател на его смерти?

— Везунчик, что тут скажешь.

— Забери эту десятку, она твоя.

— Оставь себе, Полчек. Ты мне ничего не должен.

— Это всё ужасно, Вар. Чувствую себя предателем и убийцей.

— Вы хотели как лучше, Мастер Полчек! — протестует Завирушка. — Вы ни в чём не виноваты!

— Самые ужасные злодейства на свете сопровождались этими словами, — мрачно констатировала Спичка.

— Ну, спасибо за поддержку! — обиделся Полчек.

— На кой тебе поддержка? Не тебя сегодня сожгут и развеют прах. Ты жив, здоров, и даже подзаработал.

— Спичка! Прекрати! — толкнула её крошечным кулачком в массивное плечо Завирушка. — Это нечестно!

— Ладно, — вздохнула дварфиха, — мои соболезнования всем нам. Мне будет не хватать этого зелёного зануды. Давайте выпьем за то, чтобы посмертие было к нему милосердно.

* * *

— Вряд ли Франциско мог ожидать, что его прах развеют аж с самого «Верхнего Архаизма», — сказала задумчиво Фаль. — Но отсюда по крайней мере отличный вид.

— Всегда печально, когда семья уменьшается, — согласился Кифри. — Я могу забрать ваши вещи с памятью об этом, уменьшить боль потери.

— Не надо, — помотал головой Полчек. — Я хочу помнить о нём всё. И то, как он умер, тоже.

— Не вините себя, — коснулась его локтя Завирушка. — Просто так вышло.

— Я не нуждаюсь в сочувствии такого рода, но спасибо за попытку.

— Он был дорог всем нам, — сказал Пан. — Не самый заметный, но важный член коллектива «Скорлупы». Но «Скорлупы» больше нет, и «Дом Живых» теперь жив не весь…

— Почти не знал его, — кивнул табакси, — но зелёный старик был гоблином твёрдых принципов. Уважаю.

— Не можем мы вернуть за Край ушедших,

но можем постараться их запомнить,

что тоже в своём роде вид бессмертья,

доступного лишь памяти достойным, — сказал Шензи.

— Его судьба извечного служенья

немаловажна, хоть и незаметна.

И мы должны воздать ему за это,

устроив подобающую тризну, — добавил Банзай.

— Однажды, может быть, великий Полчек

увековечит бедного Франциско

в строках своей очередной пиесы,

назвав её, допустим, как театр, — предположил Шензи.

— Мои сиблинги хотят сказать, — вздохнул Эд, — что Франциско был достойным товарищем и важной частью нашего театра. Мы скорбим вместе с вами, Мастер Полчек.

— Благодарю, друзья, — кивнул драматург. — Франциско было бы приятно услышать ваши речи в свой адрес. А сейчас Вар Архаичный приглашает всех нас в свой особняк принять участие в прощальном ужине.

* * *

— Неужели вы покидаете нас, мастер? — спросил Пан Полчека. — Но «Дом Живых» — ваш театр!

— Вы неплохо справляетесь сами, согласись.

Фавн и драматург стоят на балконе, глядя вниз на расцвеченную огнями ночную столицу.

— Не буду спорить, — кивает рогатой головой фавн, — особенно теперь, когда я в новом амплуа. Но без вас, Мастер, нам чего-то не хватает. Глубины, может быть. Масштаба. Устремлённости. Мы успешны, но лишь пока развлекаем публику.

— Нет ничего дурного в развлечениях, Пан.

— Так что, мы теперь сами по себе?

— Боюсь, что да. Чем бы ни закончилась моя история, её финал вряд ли пройдёт на сцене под аплодисменты зрителей.

— Я буду надеяться, что однажды вы вернётесь.

* * *

— Я буду скучать, — сказала Фаль Завирушке. — Ты уверена, что тебе действительно надо ехать? Я не знаю, что вы с Полчеком задумали, но у меня нехорошие предчувствия.

— Что-то вроде «лопаты кумкватов»? — рассмеялась девушка.

— Вот именно, — серьёзно ответила гномиха. — Не стоит недооценивать предчувствия.

— … И кумкваты?

— И их тоже. Будет очень грустно, если мы больше не увидимся. Я к тебе привязалась, подружка.

— И я к тебе, — Завирушка присела на корточки и обняла гномиху. — Но я ведь уезжаю не навсегда! Я сделаю то, что должна, и буду свободна. Я же не Падпараджа, которая совершала подвиг за подвигом, пока не стала в Империи главной. Эта судьба не для меня. Я с удовольствием вернусь на сцену, и мы ещё не раз повеселим публику!

— Знаешь, — задумчиво сказала Фаль, — я думаю, что Падпараджа даль’Обигни тоже не мечтала быть Верховной Птахой и уж тем более не хотела стать Единождымученицей. Просто каждое принимаемое решение вело её к этой судьбе. Я не знаю, каков был её первый шаг. Может быть, она тоже думала, что «сделает, что должна, и будет свободна», но именно он привёл её в итоге к Осьмишелковому Променаду, где её повесили на больших пальцах по приговору Консилиума.