Глава 1. Спасти раненную пташку

1

Алопеция – неприятный диагноз. Когда мне только сообщили о нём, я даже не знал, что он означает, а потому не понял, как реагировать. Может, поэтому врач посчитал, что я воспринял новость недостаточно бурно, и назначил парочку встреч с психотерапевтом, который объявил, что у меня проблемы с эмоциями. Лично я так не считаю. То, что я сдержан, ещё не означает, что не способен чувствовать. Ощущаю ведь радость временами. Очень редко. Уже какое-то время спустя я нашёл информацию об этой болезни в интернете и, похоже, почувствовал себя как этого и хотели.

Удивление, разочарование, ярость.

Конечно, это не смертельный диагноз, как, например, рак или СПИД, цветастыми плакатами с которыми увешаны больницы, уличные стены и остановки. Но для пятнадцатилетнего подростка узнать, что в скором времени он окончательно и безвозвратно полысеет, равносильно концу.

За два мучительных года я прошёл все стадии принятия. Неизбежного, как писали в интернете. Помимо прочих пяти всем известных в них вошли периодические драки в школе, мелкие кражи и один подожжённый дом.

Нет, я не был сложным подростком. Я был подростком со сложным периодом в жизни, которому никто не захотел протянуть руку помощи.

Не жалуюсь, просто констатирую факт.

Всё это сопровождалось постоянным гипнотизированием зеркала, пока я наблюдал за тем, каким гладким постепенно становится тело, в то время как у моих сверстников процесс взросления проявлялся с точностью наоборот.

Я мужественно выстоял в борьбе с болезнью и спустя два года принял её как должное, даже пытался шутить. В процессе пришлось сменить не одну школу, и это в преддверии выпускных экзаменов.

В новой школе я учился уже пять месяцев и, в отличие от других, где успел побывать за два года принятия себя, эта понравилась мне больше всего. Здесь не учились отпрыски местной аристократии, которыми полнились другие, а потому любого ученика могли задирать, и никто не жаловался богатым и влиятельным родителям.

Стоило впервые появиться в коридоре, до меня сразу докопались местные хулиганы. Всё по стандартной схеме: я сражался с непонятным кодовым замком нового шкафчика, когда ученики расступились, а шпана подошла и обступила кольцом. Придирки начались как обычно, я успел выучить все слова, с которыми приставали одноклассники. Подумаешь, у семнадцатилетнего парня гладкий лысый череп. Как будто я один такой. Некоторые будто ограничены собственными представлениями и пытаются избавиться от каждого, кто в них не вписывается. Но претензии быстро закончились, стоило припечатать одного из парней лицом в соседний железный шкафчик.

Я не из тех, кому нравится вымогать деньги у малолеток и портить им жизнь. Не вижу в этом необходимости. Не считая парочки комплексов, присущих всем подросткам, у которых бушуют гормоны, я психологически полноценная личность, и мне не нужно самоутверждаться за счёт слабых. Но если нужно дать отпор, я всегда готов.

Меня не трогал никто, и я жил спокойной и счастливой жизнью школьника, которому выпуск грозит лишь через год, и тоже ни к кому не приставал.

Моя жизнь изменилась с момента, когда мне довелось спасти от беды одну раненую птичку, которую я, как приличный мальчик, решил взять домой и выходить, чтобы она могла потом улететь.

Образно, разумеется, выражаясь.

Находиться дома я не любил. Отец всегда на работе, у него не было времени, которое он мог уделить семье. Хотя благодаря этому у меня в шкафу висело много брендовых и дорогих вещей. В этом тоже имелся плюс. Не знаю, хотел бы я иной жизни, в которой нет большого дома и прочей дороговизны, но есть любящий отец рядом. Честно, не знаю…

В связи с последними событиями, когда я застал свою мать дома за… В общем, примерно месяц после этого случая я приходил домой под вечер, чтобы быстро скользнуть в свою комнату, закрыться на ключ и не видеть никого. Один раз вечером я всё же заметил сестру в коридоре. Она стояла, застыв и уставившись перед собой, и я поспешно увёл её, объяснив, что лучше ей переночевать у подруги. У Вики, души компании среди двенадцатилеток, была уйма друзей. Хоть каждые несколько дней она могла оставаться на ночь у разных. За неё я не переживал. Вики – жизнерадостный лучик света. Не нужно ей оставаться дома.

В отличие от сестры, мне остаться было не у кого. Именно поэтому, спустя час после окончания занятий, я и сидел на трибунах школьного бассейна, закинув ноги в тяжёлых ботинках на стул и читая очередную книжку, взятую в школьной библиотеке. Там работала приятная женщина, частенько предлагала остаться на чай. Но в тот день, после кошмарных и еле пережитых уроков, хотелось уединения.

В наушниках играло что-то классическое. Музыка всегда помогала абстрагироваться от окружающего мира и сосредоточиться на чём-то конкретном. В данный момент на чтении.

Трибуны находились на втором этаже, а сам бассейн на первом. Меня уже не раз ловили в этом месте после занятий. Я научен опытом, потому скрывался в самом дальнем углу, в котором ещё ни разу не попался. А потому в тени трибун, за звоном музыки и интересным чтивом, не сразу заметил на первом этаже оживление.

Если бы в наушниках не возникло секундной паузы между переключением песен, я бы вряд ли заметил, что там что-то творится. Но голоса, эхом отразившиеся от стен, заставили выключить музыку, закрыть книгу и выглянуть из укрытия.

Я с интересом уставился на происходящее. Стандартные разборки между девушками. Парни всё решают проще, достаточно выйти во двор и хватит пары ударов. Задиры действуют более изощрённо, но я подобное презираю. У силы должен быть честный показатель. А какой смысл зажимать малявку толпой в туалете, чтобы мокнуть головой в унитаз? Разве что самолюбие потешить. Кроме собственной ничтожности, это ничего не доказывает.

Девушки что-то обсуждали. Одну из них я даже узнал: два месяца назад она пыталась позвать меня на свидание, но я отказал. Меня это не интересовало.

В какой-то момент произошло что-то наподобие стычки. Одна из девушек отобрала у другой рюкзак, а, когда та попыталась его забрать, три оставшиеся подруги схватили её, не давая подойти. Та, что, по всей видимости, оказалась главной стервой в этой тусовке, расстегнула рюкзак и небрежно вывалила всё содержимое в воду, а следом забросила туда и саму вещицу.

Я в удивлении поднял брови. Вернее, то, что от них осталось. Интересными оказывались разборки у девчонок. Сил, чтобы нагнуть над унитазом или ударить по лицу нет, но утопить тетрадки и назвать уродиной есть.

Их смех зазвучал неприятным эхом, после чего они ушли, оставив пострадавшую одиноко стоять у бортика.

Решив, что всё не так страшно и никого не покалечили, я вновь откинулся на спинку стула и взял в руки книгу. Наушники надевать не стал. Попытался сосредоточиться на написанном, потому что в сюжете, наконец, произошло что-то интересное, но всё равно продолжал коситься в сторону бассейна.

Через пять минут безуспешной попытки вчитаться в размышления юного Холдена, я отложил книгу и уставился вперёд.

Несчастная школьница сидела на коленях у самого бортика и пыталась выловить из воды маленькую сумку. Девчонка опустила голову, и чёрные волосы полностью скрыли лицо. Хоть у меня глаз-алмаз, и я очень хорошо вижу детали даже на очень дальнем расстоянии – большая боль для владельцев тиров с игрушками – тут оказался бессилен. Рядом уже лежали промокший рюкзак и пара испорченных тетрадей. Конспектам хана, и, если физику у неё вёл мистер Френсис, бедняжке придётся писать их заново. Я прекрасно помнил, как за одну ночь писал всё, что задолжал за неделю, после чего рука болела целый день.

Раздалось хлюпанье, и девушка положила сумочку рядом с промокшим рюкзаком, а затем потянулась к очередной книжке, плавающей в воде.

Я с интересом наблюдал, как она пытается дотянуться до неё, при этом усиленно хватаясь за бортик и упираясь коленями в скользкий пол. Её роста явно не хватало, а книжка успела отплыть далеко, так что в момент девушка не удержалась и плюхнулась в воду с феерическим громким всплеском.