– Я тебя умоляю, граф,– всплеснул руками Вадик.– Ничего мы на Витьку не переводили. Но на этом подсвечнике или канделябре, не знаю, как он там называется, действительно остались чуевские пальцы. Он этой бронзовой штуковиной размахивал как сумасшедший. Да еще и орал, что таких, как Каблук, надо убивать непременно этим самым канделябром. Мы его с Язоном еле удержали.

– Так ударил он Каблукова или нет?

– Ударил,– твердо отозвалась с заднего сиденья Носова.– Или, как утверждает следствие, нанес тяжкие телесные повреждения, приведшие к смертельному исходу.

– Я момент удара не видел,– заюлил Костенко.– Так и следователю сказал. Но Каблук репу чесал, это точно. А врачи говорят, что у него отек мозга. А мы ведь ничего не заметили. Ну спит и спит. А он, оказывается, уже умер.

– Значит, канделябром, говоришь? – обернулся я к Марии.

– Канделябром, дорогой мой Феликс, в лучших традициях русского аристократического загула. Тебе бы такая смерть понравилась.

Носова засмеялась. Смех был трескучий и злой, как у Бабы-яги в тюзовском спектакле. До возраста Бабы-яги девочке Маше еще далеко, но морально-нравственными качествами она ей и сейчас не уступит. Непонятно только, с чего это наша красавица взъелась на Витьку. Доходили до меня, правда, смутные слухи о ее слишком тесных отношениях с Романом Владимировичем, но, честно говоря, я в это не слишком верил. И даже не исключал, что слухи эти распускала сама Носова. Веселой вдове все время хотелось быть на виду, и когда не было повода для скандала, она изобретала его сама. Такая уж у нее натура, и я менее всего склонен был ее за это осуждать. С другой стороны, мстительность за поражения на любовном фронте вроде бы не в ее характере. Во всяком случае, я до сих пор ходил неотомщенным, и отношения наши всегда были дружескими. К Витьке Носова тоже вроде бы неплохо относилась, но тогда тем более непонятно, с чего это вдруг она принялась его топить, вместо того чтобы обернуться если не поплавком, то хотя бы соломинкой, за которую мог бы ухватиться терпящий бедствие бывший одноклассник.

– Ты дурак, Феля,– сердито бросила Мария.– До сих пор не догадался, с кем имеешь дело в лице Чуева-старшего.

– Кое-что я знаю. Но ты забываешь, что Витька мой друг.

– При чем здесь Витька? – отмахнулась Машка.– Я уже не говорю о том, что ты слишком большой эгоист для преданного друга.

– Ты не находишь, что наш с тобой спор все более перерастает в семейную сцену? Вадику неловко нас слушать.

На этот раз Машкин смех был на удивление мелодичным – словно колокольчик зазвонил. Намек на наши прежние отношения, видимо, пришелся ей по душе. Будь Машка всегда такой, я бы в нее, пожалуй, влюбился, а то еще, чего доброго, женился бы. Но, увы, эта на редкость красивая и лицом и фигурой женщина обладает характером мегеры, что обещает ее будущему, уже четвертому по счету избраннику неспокойно-сварливую старость.

– Как имя и фамилия этого Язона? – спросил я у Костенко.

– Костей его зовут. Я запомнил, потому что с моей фамилией созвучно. Фамилия, кажется, Кузнецов. Но он предпочитал, чтобы его звали Язоном.

– А что ты знаешь о Веневитинове?

– Я его вообще плохо знаю. Встречались несколько раз у Каблукова. Кажется, он интересовался антиквариатом.

– Веневитинова с Язоном познакомил Каблуков?

– Вероятно. На беду последнего. Виталий Алексеевич всех нас обчистил. Положим, у меня немного и было. Мария вообще за стол не садилась, но Чуев с Язоном погорели крупно.

– А разве Чуев золотого коня не Язону проиграл?

– Язону. Но потом карта повалила Веневитинову. Язон было заартачился, не хотел золотого коня на кон ставить. Каблук его поддержал. Вот тогда у них и вышла ссора с Чуевым. Витька требовал продолжения игры и был по-своему прав. Поскольку эта летающая штуковина была его.

– В этот момент они подрались?

– Нет. Подрались они позже, когда Веневитинов уже ушел и унес золотого коня. Язон жутко расстроился. И Каблук почему-то тоже. Хотя непонятно, с чего этому-то огорчаться. Он и проиграл немного, ну от силы две-три тысячи баксов.

– А ты почему не играла? – спросил я у Носовой.

– Веневитинов мне не по зубам,– мягко улыбнулась она.– Не скажу, что он играет нечисто, но с что-то с ним не так.

– А что не так?

– Считай, что это женская интуиция.

Любопытная складывалась ситуация. А я ведь грешным делом заподозрил, что Язон с Веневитиновым работают вместе. Впрочем, отбрасывать эту версию и сейчас преждевременно. Нельзя исключать, что эти двое просто морочат голову доверчивым лохам, изображая соперничество. Но на основе полученной от Носовой и Костенко информации можно выдвинуть и еще одну версию: Веневитинову зачем-то понадобились золотые изделия, которые сбывал Язон.

– А ты почему не на машине? – спросил я у Носовой.

– Машина моя сломалась. Сплошная невезуха в последнее время. Может, зайдешь с нами в казино? Даром, что ли, ты у нас счастливый. Глядишь, отблеск счастья и на меня упадет.

– Давненько я не держал в руках шашек,– процитировал я известного героя.– В смысле фишек.

– Тогда тем более пойдем,– стояла на своем Мария.– Наверняка выигрыш нам обеспечен.

Я не люблю играть в казино, а уж в рулетку тем более. Однако и ссориться со старой подругой не хотелось. Мне показалось, что у Машки какое-то ко мне дело, даже предложение, но она, по своему обыкновению, не спешит открывать карты.

В казино было довольно многолюдно, что и неудивительно в это время суток. Самые любимые заведением клиенты, то бишь богатые, озабоченные деловыми проблемами дяди, для которых казино всего лишь развлечение, собираются здесь именно в эту пору. Бизнесмену в принципе все равно, выиграть или проиграть, ему важнее снять стресс, отвлечься от повседневности и утопить в азарте свои проблемы. Бывают, конечно, и катастрофы, когда игра затягивает человека до такой степени, что он спускает все, включая и здравый смысл. Но такие неприятности случаются гораздо реже, чем думают многие. В конце концов, бизнес ведь тоже игра, и во многом не менее увлекательная, чем рулетка. Не говоря уже о политике. Вот где присущий человеку азарт может реализоваться в полной мере.

– А почему «девять»? – с интересом посмотрела на меня Носова.

– Волшебное число,– усмехнулся я.

И, как вскоре выяснилось, оказался неправ. Выпало «двадцать пять» под огорченный вздох Машки и ехидное похихикиванье Костенко, который, между прочим, тоже проставился.

– Еще раз девятка? – спросила Носова.

– Семерка,– сказал я, увеличивая ставку сразу в пять раз.– Я потом объясню почему.

Крупье посмотрел на меня с интересом. На лице сдержанного элегантного молодого человека промелькнуло даже нечто похожее на улыбку, хотя обычно служители игры, как жрецы древнего культа, носят маску непроницаемости и полного равнодушия к горестям и радостям малых сих.

Я угадал. Костенко не удержался от завистливого восклицания. Вадик, как я давно заметил, вообще крайне болезненно переживает чужую удачу, может быть, именно поэтому ему редко везет в карты и рулетку.

– Шестнадцать.

Носова взглянула на меня с испугом, но подчинилась. Костенко, твердо уверенный, что дважды подряд угадать правильное число не способен никто, вообще воздержался от ставки и был посрамлен судьбой и случаем. Ибо выпало все-таки шестнадцать.

– Чтоб ты провалился, граф Феля,– расстроенно выругался Вадик.– Недаром же говорят, что тебе черт ворожит. А тут хоть топись.

Сумму нашего с Марией выигрыша я называть не стану. Среди игроков это не принято. Счастье ведь не измеряется в центах и процентах. А что до казино, то подобные редкие события делают имя заведению и привлекают к игровым столам больше народу, чем любые самые хитроумные рекламные ходы. Слух о двойной удаче сразу же распространился по игровым залам, вызвав повышенный интерес именно к рулетке. Я нисколько не сомневался, что этот вечер будет счастливым для казино, ибо чужой пример заразителен, и деньги на кон будут брошены нешуточные.