– Уж не заподозрил ли ты меня, дорогой друг? – испугался Пигал.

Семерлинг смущенно почесал переносицу:

– Извини, достойнейший магистр, но я просто обязан был проверить.

– Я на твоем месте поступил бы точно так же,– поспешил успокоить друга сиринец, хотя и слегка покривил душой.

– Тебе я верил, достойнейший,– спохватился Семерлинг.– Но ведь тебя могли использовать вслепую. Я обязан был найти ниточку, за которую кто-то потянул.

– И нашел?

– Не совсем,– уклонился от прямого ответа кентавр и, помолчав, добавил со вздохом: – Извини, друг, что я принес тебе тяжелую весть. Фея Ирли умерла.

Лицо сиринца потемнело, потом смертельно побледнело, но держался он мужественно.

– Она была уже немолода.

– Да, конечно,– машинально подтвердил Пигал.

– Прошло много лет, с тех пор как вы расстались.

И вновь сиринец отозвался своим горьким «конечно». Впервые в жизни он так остро почувствовал груз прожитых лет. Это была не первая потеря на его пути, но эта была одна из самых горьких.

– Прими мои искренние соболезнования, дорогой друг.

После долгого и тяжелого молчания Пигал спросил:

– Ты думаешь, что кто-то ее использовал, а потом устранил?

– Видишь ли, достойнейший магистр, фея Ирли, как ты знаешь, давно покровительствует арлиндскому королевскому дому, и человек, похитивший Елену, мог не сомневаться, что ее эта весть встревожит. А встревоженная Ирли непременно обратится к своему старому и надежному другу, лучшему дознавателю Светлого круга Пигалу Сиринскому, который в свою очередь донесет эту весть до кентавра Семерлинга и его воспитанника. И колесо судьбы закрутится в нужную кому-то сторону.

Сказать, что Пигал Сиринский был потрясен, значит не сказать ничего. Боялся ли он? Да, боялся. А кто бы не испугался на его месте? Наверное, и кентавр Семерлинг, несмотря на свое самообладание, чувствует себя не совсем уютно. Какие-то могущественные силы бросали им вызов, уклоняться от него было не только позорно, но, пожалуй, и бесполезно. Карты сданы – игра началась.

Капризный Рамос, изрядно-таки опаливший кожу беспечного князя Тимерийского, лениво скатывался за горизонт. С разгульного Либийского океана потянуло вечерней прохладой. Достойнейший Пигал напряженно ждал, когда последний отблеск дневного светила, скользнув по гребню волны, исчезнет в холодной пучине и ему на смену вынырнет изнеженный и бледный, как после тяжелой болезни, Корус, ущербный спутник Либии, швыряя своей разгоряченной в объятиях Рамоса непостоянной подруге горсти серебра.

Молочно-белый магический камень в руках Пигала стал таким же черным, как либийская ночь, надвигающаяся с океана. Тьма, исходившая из камня, заполняла собой все, и скоро даже свет костра не мог ее рассеять. Но где-то там, в самом центре сгущающейся тьмы, появилось вдруг нечто, отдаленно напоминающее свет звезды. И это нечто, пронизывающе холодное в своей чужеродности, вдруг рассыпалось на миллиарды крохотных осколков-светлячков, которые по неслышной команде стали разворачиваться в белую спираль, твердевшую под ногами очарованных путников. По этой спирали они, с трудом веря в свои ощущения, спустились вниз.

– Забавно,– сказал Андрей Тимерийский, видимо, просто для того, чтобы услышать свой голос.

Пигал ничего забавного во всем происходящем не находил. Тем более что винтовая лестница закончилась, и исследователи оказались перед внушительной дверью, которую предстояло открыть. Но никому не пришло в голову открыть ее с ходу, поэтому все трое застыли на месте в раздумье и недоумении.

– Двум смертям не бывать, а одной не миновать,– вслух произнес Андрей Тимерийский известную присказку Героев и решительно толкнул дверь ногой.

Ничего особенного не случилось, если не считать того, что магический камень в руках Пигала Сиринского из черного опять стал белым.

– Заколдованный замок, надо полагать? – Андрей вопросительно взглянул на Семерлинга.

Кентавр в ответ только пожал могучими плечами. На первый взгляд это был самый обычный зал, предназначенный для танцев с небольшим возвышением в углу для оркестра. Пол был выложен тщательно подогнанными друг к другу мраморными плитами.

– Где-то я уже видел нечто подобное,– задумчиво проговорил Андрей.– Вот только не могу вспомнить, где именно.

Спутники князя промолчали, видимо, еще не успели разобраться в собственных ощущениях. Странно, что никто так и не вышел им навстречу, хотя звук шагов, разносившийся по гулкому залу, мог бы разбудить даже мертвого. А голоса обитателей замка доносились откуда-то справа. Или слева, как утверждал достойнейший Пигал. Так или иначе, но, осмотрев множество комнат, они никого не обнаружили. Могло создаться впечатление, что обитатели замка затеяли с гостями игру в прятки, но и достойнейший Пигал, и просвещеннейший кентавр Семерлинг были уже недостаточно молоды для подобных забав.

Невнятный шум голосов сменился стройным пением, но гостям, а может быть, даже пленникам загадочного замка веселее от этого не стало. Осмотрены были уже, кажется, все помещения, но результат оказался неутешительным: голоса слышались повсюду, но людей во плоти и крови исследователям увидеть так и не удалось.

Они бродили по замку уже несколько часов, без особого интереса разглядывая внушительные стены и роскошное внутреннее убранство, когда Пигал обратил внимание своих спутников на довольно странное обстоятельство: зеркала, развешанные по всему замку, не отражали окружающих предметов.

– Но почему? – все больше и больше удивлялся магистр, прилагая максимум усилий, чтобы появиться в огромном зеркале, блистающем равнодушной гладью в нескольких шагах от его скромной персоны.

Андрей Тимерийский усиленно строил рожи зеркалу соседнему, но с тем же успехом. Кентавр Семерлинг приложил ладонь к гладкой поверхности и тут же с криком отдернул ее. Ожог был чудовищным, запахло паленым мясом. Андрей, повинуясь безотчетному порыву, нанес по зеркалу удар мечом наискось. Чудовищная вспышка едва не ослепила всех троих, а князя Тимерийского отбросила на десять метров в сторону, к огромной колонне. Меча из рук он, впрочем, не выпустил, да и сам нисколько не пострадал.

Кентавр Семерлинг потрясал в воздухе обожженной рукой, проклиная себя за глупую беспечность. Рука почернела едва ли не по локоть. Пигал забеспокоился: конечно, кентавр – искусный врачеватель и в конце концов справится с болью, но как бы ожог не привел к заражению крови.

И вдруг среди всей этой суматохи, вызванной приключением с зеркалами, отчетливо прозвучал веселый молодой голос:

– Я рад тебя приветствовать в своем замке Лорк-Ней, просвещеннейший Семерлинг.

Как ни был бледен кентавр, но от этого голоса он побледнел еще больше.

– Но это же... это же князь Феликс,– прошептал растерянно Пигал Сиринский, потрясенный услышанным не меньше кентавра.

Впрочем, надо отдать должное Семерлингу, он довольно быстро справился со своей слабостью.

– Этот замок – точная копия Лорк-Нея,– сказал он Андрею.– А голос, который только что прозвучал, очень похож на голос твоего отца.

И словно в подтверждение этих слов кентавра рядом, буквально в нескольких шагах, громко заплакал ребенок, а все тот же голос, но уже полный ярости и боли крикнул:

– Наталья, спасай сына, мы их задержим.

А следом по всему замку пронесся звериный вой и послышался характерный треск скрестившихся энергетических мечей. И снова тот же голос потрясенно произнес:

– Ты... это ты их привел... не может быть!

Потом все стихло, пропали даже слышимые ранее голоса, словно неизвестный сообщил гостям все, что хотел, и решил более себя не утруждать. Бледный Семерлинг вытер подрагивающей здоровой рукой пот со лба. Впрочем, и Андрей Тимерийский выглядел не лучше своего наставника.

– Чудовищно,– обрел наконец дар речи Пигал.– Хотел бы я знать, кто это столь мерзко подшутил над нами?!

Князь Тимерийский резко повернулся к сиринцу:

– Это действительно замок Лорк-Ней, просвещеннейший Семерлинг не ошибся?