Распадению родового быта больше всего способствовала необходимость переселения под напором врагов. Уже на Поднепровье племена славян должны были прийти с нарушенным строем родовой жизни. Передвигаясь под натиском аваров с Карпат и Дуная на Днепр, они, вероятно, в очень редких случаях доходили сюда целыми родовыми группами. А если доходили, то в новом краю, глухом и лесистом, находили крайне неблагоприятные условия для жизни целыми родами. Большому роду трудно было найти здесь место, на котором он мог бы сразу поселиться всей кучей достаточно тесно, чтобы не рисковать расставить отдельные семьи слишком далеко одна от другой и уже этим одним ослабить родственную связь. Отдельным семьям невольно приходилось здесь отбиваться от рода в поисках удобного местожительства; самое переселение не было свободной перекочевкой не спеша, заранее обдуманной и налаженной: люди бежали, спасая свою жизнь от свирепых аваров, – тут было не до сохранения родовой связи. Отдельные семьи иногда очень далеко отбивались от рода, и тогда власть старейшины рода, так сказать, не достигала их. У такой отделившейся семьи появлялось и свое отдельное имущество, так как работать, добывать себе пропитание ей приходилось одной и только на себя, на свой страх и риск и своими только средствами.

Но одной семье было трудно бороться за свое существование – в той суровой и новой обстановке, какую создавали для жизни естественные условия Поднепровья. Под давлением нужды отдельным семьям и лицам различных родов, случайно основавшимся на новых местах близко друг от друга, пришлось соединиться для совместной работы и для самозащиты. Такие союзы семей, связанные не столько родством и происхождением от одного родоначальника, сколько взаимной выгодой и сотрудничеством, скоро стали господствующей формой общежития у восточных славян. У черногорцев и герцеговинцев можно еще теперь наблюдать существование таких союзов-семей, которые называются у них «задруги», «велики кучи», «заедины».

Основные задруги были, вероятно, очень немногочисленны, заключая в себе человек 20 или 25 взрослых мужчин-работников, не считая стариков, женщин и детей; бывали, конечно, задруги и более обширные, заключавшие одних взрослых мужчин до 50 и более человек.

Но вот большая семья еще разрастается. Рождаются и вырастают младшие, принимаются или «присуседиваются» новые насельники. Так как почти всегда родится и выживает людей больше, чем умирает, то количество взрослых в большой семье и в группах отдельных семей, живущих вместе, все увеличивается.

Становится тесно и работать, т. е. охотиться и обрабатывать землю. В те времена землю под пашню подготовляли тем, что выжигали росший на ней лес. Удобренная золой земля давала богатый урожай лет пять-шесть подряд, а потом истощалась, и тогда приходилось выжигать новый лесной участок; земли для такого способа ведения хозяйства требовалось очень много, и потому не мудрено, что семьи рода стремились селиться как можно реже. Охота и бортничество, самые распространенные тогда промыслы, требовали тоже больших пространств земли на каждую семью.

По вычислениям и наблюдениям одного ученого, пока люди занимаются только охотой, которою живут и кормятся, каждому охотнику, чтобы просуществовать и прокормиться, нужен огромный простор; у охотников-эскимосов, например, на каждые сто кв. километров (1 кв. километр – 0,878 кв. версты) приходится всего только два человека населения; даже в неизмеримо более богатой всеми естественными благами, нежели родина эскимосов, Амазонской провинции Бразилии на том же пространстве живет 3 человека охотников. Когда люди занимаются скотоводством, то та же площадь земли может прокормить по-прежнему немного людей; так, в Киргизских степях на 1 кв. километр приходится по 1 жителю, а в некоторых местах Туркестана один житель приходится на 2 кв. километра. Когда люди занимаются земледелием, то могут жить значительно гуще: тогда на одном кв. километре могут жить до 40 человек. При занятии промышленным трудом, когда искусственно удобряется земля, когда можно удобно и скоро продать в городе хлеб и купить платье, обувь и прочее, на одном кв. километре могут прожить и прокормиться до 160 человек. Наконец, когда люди занимаются только торговлей, т. е. получают хлеб из других стран и платят за него своими промышленными и фабричными изделиями, тогда на одном кв. километре земли может просуществовать громадное количество населения.

Благодаря тесноте, возникавшей по мере разрастания отдельных задруг, среди них увеличиваются случаи взаимного недовольства. Охотники одной задруги, сталкиваясь в своих скитаньях с охотниками, членами чуждой им задруги, не всегда могли мирно разойтись. Начнут, например, гнать зверя одни, а его переймут нарочно или нечаянно соседи. Подымается ссора, спор, драка. То же происходит и у земледельцев. Запалят огонь на облюбованном участке земли в одной задруге, но не рассчитают силы и направление ветра, глядишь, огонь перекинуло дальше намеченной черты, сгорела огромная площадь леса, выгорели и те участки, где, может быть, через год или два решили жечь лес соседи. Опять недоразумение, ссора, драка, есть раненые, даже убитые. А по старому обычаю за убийство надо мстить. Начинается охота за людьми, и создаются новые поводы для мести. Род восстает на род, семья режется с семьей, члены одной задруги организуют поход на соседнюю задругу. Жить становится невмоготу – и тесно, и беспокойно, и опасно.

Тогда отдельные семьи уходят подальше, направляясь обыкновенно вверх или вниз по течению той реки, у которой жили, и на новом месте устраиваются жить по-старому.

Где-нибудь у опушки большого леса, неподалеку от реки или озера, на высоком сухом месте располагалось жилье. Жилье побольше, обнесенное земляным валом, служит домом старшин; здесь же, внутри вала или возле него, собираются задружники для совещания об общих делах. В студеную зимнюю пору здесь горит всегда огонь в прочном очаге, и каждый задружник может прийти сюда из своей на живую нитку смётанной хибарки погреться. Жилья остальных семей разбросаны вокруг в беспорядке: всякий ставит свое жилье там, где ему удобнее, окружая его земляным валом как для тепла, так и в целях безопасности от дикого зверя и злого человека.

Самые жилища славян этого времени, как можно судить по раскопкам, – полуземлянки, над которыми делались надстройки, огороженные вроде шалаша из жердей и тонких бревен, сколоченных деревянными гвоздями, связанных лыком и скрепленных смолой, хворостом, дерном; крыша поддерживалась крепким столбом, возвышавшимся посреди жилья; пол жилья был земляной, плотно убитый, посыпанный песком; внутри «жилитва» находился глиняный очаг, истопка; отсюда произошло наше слово «изба» – истба, т. е. жилье с истопкой. Из домашней обстановки в таком жилье, кроме печи-очага, над которым в крыше было прорезано отверстие для выхода дыма, имелись «лавы» – лавки и стол; «стол» в современном его значении, т. е. в смысле мебели, почти несдвигаемой с места, за которой сидят, выработался довольно поздно, и столом в древности называли низкую передвигаемую подставку, одинаково годную и для того, чтобы ставить на нее пищу, и для того, чтобы сидеть на ней; низкие «лавы», неподвижно устроенные у стен, были покрыты «коврами», т. е., вероятно, просто шкурами зверей, трофеями охоты. Жилье обносили обыкновенно высоким земляным валом.

По всему пространству нашей равнины находятся многочисленные остатки земляных валов. Иногда эти насыпи еле заметны, стертые всесокрушающей рукой времени, но часто и очень явственны и сохранились сравнительно хорошо. Валы рассеяны обыкновенно на расстоянии 3, 4, 5, даже 8 верст один от другого. Их принято называть городищами.

«Древнейшие городища, – говорит проф. Д.Я. Самоквасов, – за немногими исключениями, расположены на наиболее высоких пунктах высоких побережий, защищены с двух или трех сторон естественными оврагами или крутыми спусками к реке, а со стороны, примыкающей к ровному открытому полю, обведены искусственными укреплениями, валами и рвами. Немногие городища, представляющие исключение, поставлены в местах низменных, на лугах, и в этом случае всегда на местах, со всех сторон окруженных или окружавшихся водою. Городищ, удаленных от рек, я нигде не встречал». Особенно излюбленными местами для городищ были возвышенные мысообразные уступы, образующиеся при слиянии рек; тогда две стороны треугольника защищали реки, а третью, основание его, образовал высокий вал, с широким рвом перед ним.