— Я серьезно, — сказал он, — мне интересно. У Вас что, нет денег на одежду? Кстати, меня зовут Дмитрий. Дмитрий Строков. А вас?
— Эдуард Савенко.
— Чем вы занимаетесь, Эдуард?
— Безработный.
— Шутите?
Я разозлился. Мне всегда было ясно, что они там на самом деле их любят. То есть советские втайне обожают американцев. Особенно технари-ученые вроде него, капитана, инженеры и академики. За технический прогресс, за небоскребы, компьютеры, длинные автомобили и 27 каналов телевидения. Что касается меня, то, не будучи ни технарем, ни ученым, я видел в Masters of the Univers[35] аррогантную и жестокую нацию бывших бедняков, вампирами сосущих небо и землю. Оптимистично-скалозубые, они верят в прогресс, как германцы накануне войны, только нацисты не были ханжами.
— Вас бы в мою шкуру, капитан! В мой бы вас отель. В комнате слева живет черная проститутка, в комнате справа — алкоголик в тяжелой форме. 278 долларов в месяц — пособие, из них 160 выплачиваю за комнату. Вы умеете жить на 118 долларов в месяц?
— Кто заставлял вас уезжать? Сидели бы дома… У вас какая профессия?
— Никакой. Я плохо учился в школе. — Мне захотелось сказать ему что-то очень резкое. И уж вовсе не хотелось объяснять, что я только что написал свой первый роман. И что нью-йоркским издателям не понравилась рожа их общества в моем зеркале.
— Без профессии, — он помедлил, — чего же вы хотите… Любому обществу нужны полезные члены.
— Полезные, как вы, капитан? Вы, разумеется, учились хорошо.
Подошел его друг, и оказался одного с ним роста. Капитан был лишь суше бостонца. Этот был пухловато-влажен и черняв. Они затоптались рядом со мной, выше меня на полголовы оба.
— Ваш друг, разумеется, так же, как и вы, был примерным учеником, — съязвил я.
Странный сборный отряд из двух ворон и нескольких чаек покружил над нами, каркая и визжа, и улетел в направлении Баттери-Парк.
— Судя по тому, что он написал несколько интересных книг о магнитном поле Земли… — Капитан улыбнулся своему другу, но не сделал даже попытки представить меня и не перевел моих слов.
— Я предполагаю, что между вами двумя куда больше общего, чем у меня и у вас, — сказал я. — Вы оба первые ученики, выросшие в полезных членов, а я — плохой ученик в грязном плаще. Мы можем иллюстрировать моральную притчу. Вы столпы общества, а я, так сказать, несчастливый случай его.
— Мне пора на корабль. — Капитан, может быть, для того, чтобы не подать мне руку, сунул руки в карманы. Стал поворачиваться. — Желаю вам найти работу. И вообще, удачи…
— Могли бы пригласить соотечественника на борт. У меня есть полчаса.
— Не могу, — сказал он. — Исключено. Политрук настучит.
— А его можно?
— Его можно. Он член международного Геодезического общества и вообще друг нашей страны.
Полезные члены общества повернулись и, пройдя десяток метров вдоль набережной, стали спускаться к пирсу. Там, оказывается, была лестница.
Сэра явилась в такси с двумя сумками, набитыми камерами, объективами и фильмами. Мы отыскали в развалинах нужное нам здание с забитыми железными листами окнами. Постучали в забитую железным листом дверь. Внутри дом оказался очень живым и сумасшедше красным. Все два этажа. Целую ночь Сэра и десяток ее друзей-фотографов из «New York School of Visual Art» снимали нескольких беременных моделей (одна была с обритой головой), курили марихуану, жевали сэндвичи и пили пиво. Мероприятие называлось Photo session. Беременные постепенно разделись. Животы их были похожи на спелые capдели. Я бродил в этом сюрреалистском хаосе, накурившись сильнее всех, и приставал к работающим с бессмысленным для них вопросом: «Какое у тебя образование?» Нет, они не были первыми учениками.
На рассвете, уезжая с Сэрой в такси, я попросил водителя проехать по набережной. На палубе корабля никого не было. Утренний бриз бодро пощелкивал красным флагом.
