— Ну, я побежал, — засуетился хозяин. — А вы тут располагайтесь, чувствуйте, как дома.

— Извините, я хотел бы немного отдохнуть, — сказал Василий. — Знаете, после столь бурной ночи…

— Конечно, конечно! — понимающе загромыхал Беовульф. — Слуги укажут вам горницу, и отдыхайте хоть до скончания века!

Королевский летописец Пирум, принявший Чаликову в древлехранилище, расположенном в одной из башен замка, по своей наружности оказался совсем не похожим на тех не очень многочисленных историков, коих Наде довелось увидать воочию, а именно старца Пимена из оперы «Борис Годунов» и кислоярского кандидата исторических наук госпожу Хелен фон Ачкасофф.

Чаликову, а точнее пажа Перси, встретил невысокого роста плотный мужичок в валенках и залатанной серой фуфайке, на фоне которой ярко выделялся пестрый шейный платок. Летописец широким жестом окинул свое хозяйство — обширное круглое помещение, заставленное старыми комодами и высокими, почти до потолка стеллажами — и произнес чуть скрипучим голосом:

— Ну вот, наконец хоть кто-то залюбопытствовал. A то ведь так и пропадут невостребованными сии драгоценные немые свидетели былых веков. Его Величество уже известил меня, дабы я всячески способствовал утолить твою любознательность, о мой дражайший юный друг!

Говоря это, Пирум снял с одного из стульев, также весьма древнего происхождения, ворох пожелтевших бумаг, кинул их на пол и пригласил гостя присесть.

— Благодарю вас, господин летописец. — Надя поудобнее устроилась на стуле. — Для начала мне хотелось бы узнать, как возникло Мухомо… то есть Новая Ютландия.

— Нет ничего проще, мой юный друг, — с готовностью откликнулся Пирум. Беспристрастные скрижали сберегли немало свидетельств, подлинных и мнимых, тех незапамятных лет, и единственная трудность в том, как отделить зерна истины от плевел вымысла, поелику не все очевидцы одинаково относились к тем давним событиям.

— Ну так может быть вы расскажете о них так, как лично вы их видите? — предложила Надя.

— Увы, скромное положение королевского древлехранителя и летописца не дает мне права истолковывать то, что было, на собственный лад, — высокопарно ответствовал Пирум. — Мой долг — быть беспристрастным и непредвзятым повествователем, дабы не уподобиться некоему господину Стобхарду, коий злонамеренно извратил сии давние и кровопролитные деяния на потребу невзыскательным зрителям своих бездарных представлений!

Летописец подошел к стеллажам и, ловко взбежав по приставной лестнице, безошибочно снял с полки старинную книгу.

— Так слушай же, мой юный друг, — начал Пирум, спустившись с лестницы и поудобнее устроившись за столом, — сию повесть о печальных и вместе поучительных событиях, имевших быть более трех столетий тому назад на другом конце мира, вдали от сих мрачных и бесплодных болот!

— В просто Ютландии? — догадалась Надя.

— Именно там. Жил в Ютландии королевич, именем Георг, хотя разные летописцы называют его иными именами, более привычными их наречиям. И вот обуяла сего королевича лютая гордыня, насланная бесами и злыми духами, и ввергла его в отчаяние и бурную безосновную подозрительность: довел он возлюбленную свою девушку до умопомрачения, а ближнего царедворца, мужа мудрого и доблестного, зарубил булатным мечом, приняв за диавола в крысьем обличье. Короля же, дядюшку своего, подозревал он в отравлении бывшего короля, Георгова батюшки, и также тщился умертвить. И завершились все эти безобразия тем, что переполнилась чаша терпения, и Георга изгнали из Ютландского королевства. Тогда он пустился странствовать вместе с приближенными своими, некими… — Пирум заглянул в книгу и по слогам прочитал: — Некими вельможами, имя коим Гильденкранц и Розенштерн. И когда после долгих трудных скитаний оказались они в наших краях, то королевич Георг приобрел за вполне умеренную плату обширную часть болот у белопущенского князя Феодора Шушка и, взяв в жены дщерь его Василису, обосновал на сих болотах королевство, кое нарек Новою Ютландией. И надобно тебе сказать, что здесь отпустили его бесы и злые духи, и правил он долго и справедливо, а хозяйствовал весьма рачительно и даже пытался осушать болото, но не успел, а в потомках, увы, не нашел достойных продолжателей своих славных дел. Да вот можешь сам взглянуть.

Пирум подвел Надю к запыленному окну, сиротливо тускневшему меж двух высоченных полок, ломящихся под весом старинных пергаментов, и указал вдаль, где под косыми лучами предзакатного солнца блестели какие-то длинные нити.

— Это и есть болотоосушительные канавки, — пояснил Пирум. — Они тянутся далеко, на много верст. A между ними такие стрелки суши, у нас их прозвали грядками. Но поелику труды короля Георга остались незавершенными, то все так и стоит уже три века. Одна польза, что на этих грядках много грибов водится, и отнюдь не токмо мухоморов.

«Значит, Александр — еще и прямой потомок князей Шушков, — отметила Надя. — Будем это иметь в виду на крайний случай, если ничего не получится с Марфой».

— A кстати, господин Пирум, — продолжала Надя, когда они вернулись за стол, — меня вот еще интересует насчет княжны Марфы…

— Ничего не знаю, — неожиданно помрачнев, буркнул летописец.

— Да? A Его Величество сказывал, что вы как раз много чего могли бы поведать, — как ни в чем не бывало проговорила Надя. — И еще он настоятельно просил передать, чтобы вы были со мной предельно откровенны, о чем бы я не спросил. Если это, конечно, не касается государственных тайн.

— Зачем тебе об этом знать? — в беспристрастном голосе Пирума прорвались страдальческие нотки. — Ничего хорошего от этого не будет, поверь мне!

— Да нет, сам я ничего предпринимать не собираюсь, — успокоила Надя летописца. Это была если и не правда, то не совсем ложь. — Но, может быть, удастся придумать способ, как ее спасти?.. — Надежда с надеждой поглядела на Пирума.

— Ну ладно, — решился древлехранитель. — Но только поклянись, что не воспользуешься тем, что я тебе поведаю, во вред кому бы то ни было, и прежде всего — самой Марфе.