— Кхе-кхе. Добро пожаловать, — услышал Дубов, лежа на двери.

Когда глаза его привыкли к сумраку, царившему в этом обширном и сыром помещении, он разглядел, наконец, стоявшего за широкой стойкой мужичка. Судя по всему, хозяина корчмы. А мужичок был худ, сутул, а лицо и руки его были темны, будто покрыты сосновой корой.

— Кхе-кхе. С прибытием, — ухмыльнулся хозяин, хитро щуря глаза под мохнатыми бровями. — Надолго ли к нам?

Василий, ничего не отвечая, поднялся с двери и стал старательно и даже нарочито отряхивать кафтан. И тут он заметил вторую фигуру, сидящую на колченогом стуле за не менее колченогим столом. Этот посетитель был так же странен, как и хозяин. Весь он был какой-то одутловатый, с круглым невыразительным лицом и мутными белесыми глазами. Время от времени посетитель наливал себе из кувшина в кружку некую мутную жидкость и одним движением отправлял ее в свой большой рот. И при этом с нескрываемым интересом наблюдал за Дубовым.

— Кто может задержаться надолго в такой дыре? — произнес он неожиданно высоким голосом.

— А тебя не спрашивали, — бросил ему корчмарь.

— А что, это не правда? — язвительно отвечал посетитель.

— Послушай, не мешай, — взвился хозяин, — разве не видишь, я с постояльцем разговариваю. — И, уже обращаясь к Дубову: — Вы, уважаемый, не обращайте на него внимания. Вечно несет всякую чушь. А кстати, где ваша поклажа? Может, принести сюда?

— Нет-нет, — поспешно отозвался Василий, вспомнив о Кузьке, спящем в сумке, — я сам принесу. А вы пока подготовьте для меня комнату.

Когда уже начинало смеркаться, Дубов сквозь подслеповатое окошко увидел, как полный посетитель нетвердой переваливающийся походкой вышел с черного хода корчмы. Он подошел к краю болота, подступавшему к самому дому, обернулся, помахал Дубову рукой и… прыгнул в болото.

Наступил вечер, и Надежда Чаликова приступила к наблюдению за господином Диогеном. То есть не то чтобы она подозревала его больше остальных обитателей замка, просто надо было с кого-то начать.

Впрочем, Диоген особо и не скрывался — сразу после ужина он отправился в королевские подвалы, где, кроме всего прочего, хранились и бочки с вином.

— Ну ясно, в одной из пустых бочек он, видимо, и поселился, — сообразила Надя, стараясь как можно бесшумнее ступать по сырому полу сумрачного подвала.

Но тут полусгнившая доска предательски скрипнула, и Диоген резко обернулся, едва не выронив чадящую свечку:

— Перси? A ты что тут делаешь?!

— Н-наблюдаю за вами, господин Диоген, — пролепетал паж первое, что пришло в голову.

Диоген подскочил к Перси и чувствительно схватил его за плечо:

— Ага, ты хочешь меня съесть! Или кого-то наводишь на мой след? Говори, на кого работаешь!

Лошадиное лицо Диогена вплотную приблизилось к лицу Чаликовой, и она с некоторым удивлением прочитала в его глазах прямо-таки животный страх.

— Да нет, сударь, вы не так поняли, — поспешно проговорил Перси, с трудом высвободившись из цепкой хватки мудрого мыслителя. — Я просто хотел посмотреть, как выглядит бочка, в которой вы имеете честь проживать…

— Ах, вот оно что, — с облегчением протянул Диоген. — Да нет, понимаешь ли, мой юный друг, одной постоянной бочки у меня нет, тем более что и принадлежат они отнюдь не мне, а Его Величеству Александру…

— A где же вы тогда спите? — несколько удивился паж.

— Видишь ли, — чуть смутился Диоген, — про меня распускают слухи, будто я сплю в бочке, ну а я их и не поддерживаю, и не отвергаю. Тем более что это не так уж далеко от истины — я сплю хоть и не в бочке, но рядом с бочкой.

— A заодно и прикладываетесь к ее содержимому?

— Ну, не без этого, конечно, — сознался Диоген. Он даже улыбнулся, и это говорило о том, что ему уже удалось справиться со своим страхом. — Да я короля не обопью, мне много не надо. Я ж не пропойца какой. — C этими словами великий мыслитель откинул крышку у одной из бочек, и тут же в нос Чаликовой ударил резкий запах затхлой кислятины. — Не желаешь? — Паж отрицательно покачал головой. — A я с твоего позволения. Ну, будь здоров! — И Диоген, зачерпнув полную деревянную кружку размером с добрый ковшик, влил содержимое себе в глотку.

— A под такое винцо хорошо бы и закусить, — с тонким намеком подпустила Надя.

— Не закусываю! — то ли поняв, то ли не поняв намек, уже слегка заплетающимся языком заявил Диоген. — Ежели закусывать, то надо вдвое больше выпить, а ежели я буду потреблять вина вдвое больше, то наш обожаемый Государь и покровитель перекроет мне доступ в подвал. Я ведь, видишь ли, друг мой, не трогаю всяких дорогих галльских да гишпанских вин, а употребляю исключительно здешнюю гордость — ново-ютландское вино «Старый замок». Да ты только попробуй, и ничего другого пить не захочешь!

Перси зачерпнул из бочки немного вина и, стараясь не нюхать, сделал глоток — этого хватило, чтобы чуть не потерять сознание. «Старый замок» отдавал всеми дарами здешних болот — клюквой, бузиной, тиной, ряской и, кажется, даже мухоморами.

— Правда, прекрасный вкус? — спросил Диоген.

— Д-да, замечательно, — пробормотал Перси, стараясь удержаться на ногах. — Пойду понемногу. Спокойной ночи, господин Диоген. — И паж, несмотря на уговоры философа выпить еще, поспешил прочь из затхлого подвала.

Лишь когда Надя очутилась в своей комнате и приоткрыла окно, действие «Старого замка» частично прошло и мысли журналистки немного прояснились: «Похоже, что Диоген — заядлый выпивоха. И что же из этого следует — разве пьяница не может быть людоедом? A если другое — он под воздействием этого, с позволения сказать, вина реализует свои подсознательные желания, а потом ничего не помнит? Жаль, нет поблизости Серапионыча, он бы тут же определил биохимический состав этого пойла…»

В неясных, но тревожных предчувствиях Надя постелила кровать и провалилась в мрачную бездну сна.

Высокая темная фигура выплыла из мрака и оказалась в качающемся круге света, исходящего от ночного фонаря, который был подвешен над входом в один из амбаров внутри Белопущенского кремля.

Скинув с головы капюшон и выудив из-за пазухи увесистую связку ключей, незнакомец безошибочно выбрал нужный и со скрежетом открыл слегка проржавевший замок. Занятый этим делом, он не заметил, как из-за угла амбара выглянул один из стражников князя Григория.