Отплевываясь, кряхтя, потирая побитые места, держась за шеи, уши и подбородки, бойцы взобрались к бассейну и, как бы вспомнив об этом забытом на время сражения предмете роскоши, — прыгнули в полном составе в бассейн. Включая судью. Содравши предварительно по предложению и примеру Сакса «плавки», чтоб «не пачкать бассейн». Взмахнув членами и яйцами, «мужики» упали в воды.
Ужин продолжился. Рыба была разогрета Патроном здесь же, у бассейна, на железном листе, положенном на разожженное барбекю.
За столом Кирилл высказал мнение, что Питер нарочно проиграл Саксу, дабы не обижать его. Кирилл сказал, что брат Питера — лейтенант в special forces южноафриканской армии и что он заставил Питера пройти специальную подготовку. Я сказал, что Сакс — сын специального отца — наверняка тоже прошел спецподготовку.
— Где же твоя Таня? — спросил я Кирилла. — Да и существует ли она? Признайся, что вы придумали девушку…
— Спит, я думаю. — Кирилл поглядел на дом над бассейном. — Нет, читает. Видишь, окно нашей комнаты освещено.
Одно из окон верхнего этажа светилось, да. Но может быть, Кирилл лишь забыл выключить свет и продолжает меня разыгрывать?
— Что ей делать среди пьяных мужиков, — пояснил Кирилл. — Утром увидишь, выйдет с книжечкой к бассейну.
В отблесках пламени от свечей в стаканчиках физиономии старых и молодых воинов выглядели таинственно и героически. Эпически. Кудри, глаз навыкате, Левин вдруг ус, молодая щека Леньки с пушком, крутой римский кос Сакса, носище и лошадиные длинные щеки Члена… Мне пришло в голову, что они — отряд этих самых ахейских мужей, жгущих свои костры под стенами богатой Трои. Что, расположившись вверху в темных небесах над Коннектикутом, следят за нами ревнивые Зевс и Аполлон, что подстерегает нас месть богини Афины. Но, невзирая на надзор за нами с небес, мы храбры и своевольны.
— Ты бы, дядя Лева, раскололся и рассказал народу, как ты в эвакуации с трупом Ленина жил… — начал ехидным голоском Димка.
— Отъебись, племянник… — Старский закурил сигарету и прихлопнул на плече насекомое. Должно быть, комара.
— Лимонов, ты не знаешь истории?
Я историю знал, но Димкин тон требовал соучастия, и из чувства вежливости я воскликнул:
— Как так с трупом?
— Левин папочка был эвакуирован в 1941-м в Среднюю Азию вместе с содержимым Мавзолея, — иначе говоря, с трупом товарища Ленина. Так как только Левин папочка знал государственный секрет — состав эмульсии. Второй профессор, бальзамировавший вождя, умер до начала войны…
— Не пизди, Димок, — хуйню несешь… — Старский улыбался, но было видно, что история ему по каким-то причинам не то чтобы неприятна… однако он не желает ее оглашения.
— …состав эмульсии, в которую следовало окунать товарища Ленина время от времени, дабы он сохранился вечно. И наш дядя Лева мальчиком жил вместе с трупом товарища Ленина, папой и отрядом чекистов в домике в Средней Азии. В одной комнате — труп Ленина, в другой Левочка и папа, в третьей — чекисты…
— Почему ты не напишешь об этом книгу? Лева? Получишь кучу денег… Моя жизнь с Лениным? А?
— Я человек порядочный. Это ты, Лимон, готов продать папу и маму… Ты и живешь только, чтоб потом писать. И ебешься ты только для этого, сознайся, Лимон?
— Ты на Лимонова огонь не переноси. Ты, дядя Лева, ответь — знаешь формулу эмульсии?
В разговор вмешался старший Сакс:
— Левке чекисты накрепко сказали, когда он выезжал в Израиль: «Что касается вождя Революции Ленина, вы знаете, Старский, с каким священным уважением мы к нему относимся. Если вы когда-либо что-либо пикнете на эту тему в изгнании, мы вас найдем, где бы вы ни находились. Разрежем на куски и замаринуем в растворе вашего папы. Поняли?» Потому Левка молчит и будет молчать, и на смертном одре не проговорится, так как у Левки, если он загнется, останутся родственники, которых можно разрезать на куски и замариновать. А Левка своих родственников любит. Так, Левушка?
— Первая премия Connecticut State University за fictional short-story присуждается Саксу… — Старский поднял доселе тершегося о его ногу своего Макса. Посадил таксу на колени. — Максик бедный, устал жить среди этих уродов…
— Его не прошибешь, ребята, вы видите! — Сакс развел руками. — Я его лет тридцать пытаюсь на правду расколоть. И ни хера…
— Давайте расколем Сакса, — сказал я, обращаясь к ахейцам, а не к Саксу — Менелаю. — Народная молва утверждает, Сакс, что ты у самого дедушки Сталина на коленях играл. Правда ли это, раз уж речь зашла об исторических лицах?..
Старский был доволен. Он сбросил Максика с колен и закурил.
— Да, расскажи нам, Сакс, что тебя привело на колени дедушки… Как ты дошел до жизни такой?
— Я не Левка, ребята, я отрицать не стану, было дело, но один раз. Всего один раз… — Сакс поднял руки, как бы сдаваясь.
— Первая ложь! — торжествующе воскликнул Старский. — В полном собрании сочинений твоего Великого Папани в томе 26-м, страница 91-я, читаем…
— Ну, может быть, два раза… Но я помню один. Деспот пригласил отца на дачу. Как всегда срочно. Прямо с авиационного праздника отец вынужден был отправиться в своей машине с эскортом чекистов. Я же оказался с отцом, потому что напросился посмотреть на «самолетики», невинное чистое дитя. Прибыв на дачу, отец оставил меня в машине под присмотром чекистов… Узнав о том, что отец приехал с ребенком, Сталин приказал ему взять меня из машины — «малчык нэ помешает, НЭ ПОМЕШАЭТ…» — подчеркнул акцент Сталина Сакс.
— Ну и что? Дальше-то? Исщипал тебя деспот? В синячках потом оказалась спина ребенка? — Кирилл захохотал.
— Помню сапоги, колено и усы. Усы особенно. Это все, ребята, ей-богу! Детская память некрепка. И помню еще сладкий табачный дым в комнате, где мы находились…
— С какими людьми рядом сидим! — задумчиво и вовсе не насмешливо воскликнул Ленька. — А, молодежь!
— Твоего-то прославленного отца-отказника скоро отпустят?
— Ох, надеюсь, не скоро…
— Вот это сын. Какая же ты блядь, Ленька! — воскликнул Член.
— А на хер он тут нужен. Никто в семье не хочет, чтоб профессор Литвак выехал на постоянное место жительства в Израиль. Если б он там в тюрьме сидел, тогда другое дело. А он славу пожинает. О нем пишут газеты всего мира, телеэкипы десятка стран борются за право сделать о нем репортаж. Мы, вся семья, и те кто здесь, и те кто в СССР, — все за счет Фонда помощи живем. Никто ни хуя не делает. Отец уже семь лет как с работы уволен. Никогда у нас не было такой хорошей жизни. Если отца отпустят, о нас забудут. И братья мои молят Бога, чтоб Советы подольше отца не выпускали.
— Вот голос честного человека — приспособленца и циника! — воскликнул восхищенно Патрон. — А, каково! Ты только «Нью-Йорк Таймс» этого не говори, когда они опять у тебя интервью будут брать.
— И не скажу. — Ленька встал. — Это я вам честно сообщаю, поскольку мы одна команда и идиотов среди нас нет.
— Нет! — сказал Сакс. — Ни одного. Отборные ребята. Давайте выпьем за нас!
Мы выпили. Выпив, взмахнув членами, один за другим члены команды попадали в бассейн.
Меня поселили в комнату, соседствующую с террасой. По другую сторону стены с фотографией Президента, обнимающего Саксов, лег я. Как обыкновенно бывает со мною на новом месте, я долго не мог заснуть. Когда же я смог наконец полупогрузиться в сон, некто стал шумно плавать в бассейне. Может быть, Член решил добавить к своей форме еще немного формы?
Я встал рано. Хмурого с похмелья Сакса я нашел у пруда. В компании двух удочек. И нескольких время от времени бьющих хвостами ершей. Нанизанные сквозь жабры на прут ерши лежали в траве.
— У меня есть и сомы, — объяснил мне Сакс, хотя я его ни о чем не спрашивал. — Прошлым летом я застрелил трех из ружья. По паре кило звери. — Сакс рванул удилище. Мелкие зубы, ярко-красная пасть, ерш разевал рот в траве. — Уже с утра ему крупно не повезло. Хочешь порыбачить? — Сакс сунул мне в руки удилище. — Видишь, сколько лесу я спьяну навалил! — Сакс указал на уходящую вверх по холму просеку размером с приличный городской тупик. Толстые сильные стволы лежали в беспорядке. — Убрать бы все это и продать. Сгниет к ебеней матери лес, жалко будет… — сказал Сакс.
