Здесь, на пустом берегу чужой мечты не заблудишься ты, я помогу рассмеяться.

Мне вверх уже не судьба,

что ж, передай, если сыщешь тот край,

я не хмурил лба на прощанье.

Встань. Вверх иди по реке за шагом шаг.

Видишь свет вдалеке? То горит душа.

Чья – ты знаешь..

Александр Громов. Колыбельная. 1989 г.

Глава 1. Сахалин 2002- 2006

Помятое лицо Бенджамина Франклина двоилось, увеличивалось и мелькало перед глазами, его длинные волосы колыхались в такт движениям головы. Бенджамин поджал подбородок и процедил: «Время – деньги». Внезапно лицо его стало еще более круглым, и голосом Андрея он прошипел:

– Откуда это?

Татьяна резко села на кровати, стряхивая сон и пытаясь сфокусироваться. Андрей в майке, вспучившейся пузырем на животе и форменных брюках, подпоясанных ремнем, тряс перед ее лицом двумя стодолларовыми купюрами. Круглые, темные навыкате глаза зло и вопросительно смотрели на Татьяну. Рядом на прикроватной тумбочке валялся телефон Nokia и открытая книга Кобо Абе «Без Лица», в которую она накануне недальновидно засунула эти купюры.

– Почему ты мне говорила, что у тебя денег нет? Врешь мне? Опять?

Внутренний голос прошептал «Молчи». Татьяна забилась в угол кровати, поджала колени к груди и опустила глаза в пол, пережидая вспышку гнева Андрея. Из- под опущенных ресниц она отстраненно наблюдала, как открывается его рот, наливаются глаза и лицо искажается в гримасе. Его всегда бесило ее молчание, но спорить и объяснять что- либо было бы бесполезно, это надо было переждать, и пережидая, определиться с дальнейшей стратегией действий.

Приезд Андрея был неожиданным. Обычно они встречались в этой квартире, снятой им в Южно-Сахалинске год назад, по выходным. Сегодня была пятница и она специально взяла отгул на работе чтобы заняться переводами. Переводы с английского давали неплохой заработок, количество заказов росло, а работа секретарем в отделе дознания давала возможность подхалтурить и заработать пару- тройку сотен долларов за месяц. Если откладывать года полтора, то можно, наконец, купить себе жилье. Не в Южно- Сахалинске, конечно, но рядом, в пригороде.

Андрей не унимался, как из автомата, из него вылетали злые отрывистые фразы, перемешанные с ругательствами. Эта маленькая сучка, которую он приютил, пригрел, дал ей всё -защиту, покровительство на службе в отделении милиции города Невельска, постоянно инструктировал и воспитывал, теперь эта неблагодарная девчонка врет ему, считает его, взрослого, умного, состоявшегося мужчину, полным идиотом. Ради нее он ушел от Ольги (не расторгнул брак официально, конечно, но это же просто формальность), оставил сына (пацану двадцать стукнет, но другого- то отца у него нет). Теперь она сидит, овечкой прикидывается и в глаза не смотрит. Но не таких обуздывали.

У Татьяны потекли слезы. Она умела плакать молча, не всхлипывая, и не истеря. У нее как будто включался кран внутри, и слезы начинали течь ручьем, длинные ресницы намокали, щеки розовели. Когда она наконец поднимала голову и смотрела на собеседника, ее орехового цвета миндалевидные глаза излучали грусть и вся она была необыкновенно прекрасной, иконописной. Никто не мог сопротивляться этому ангелу, на обидчика накатывалось раскаяние в содеянном, и битва полов была выиграна. В этот раз Андрей продержался дольше обычного, злость и возмущение хлестали через край, и Татьяна уже подумала, что без рукоприкладства не обойдется. Она закрыла лицо ладонями, и он наконец сдался. Гнев сменился на снисхождение и сочувствие. Он присел на край кровати, держа в руке купюры одной рукой, другой гладя Татьянину коленку.

– Танюша, я содержу семью, оплачиваю нашу с тобой квартиру. Все ради тебя, а ты за спиной такие игры разводишь. Так нельзя, девочка моя, у нас же общий бюджет.

Он лег пузом на кровать и уткнулся Татьяне в колени, глядя на нее преданным собачьим взглядом.

– Кушать- то мы будем? Приготовила чего?

На лысине Андрея отражался свет потолочного светильника. Лямки майки- алкоголички врезались в полные, перекачанные плечи. От Андрея несло чесноком. Не глядя на него, Татьяна вытерла слезы, осторожно, боком слезла с кровати и быстрым шагом пошла на кухню. Андрей перевернулся на спину, раскинув руки в сторону, ослабил ремень брюк и закрыл глаза.

Мешая макароны, Татьяна задумалась. Она очень любила думать и думала всегда, когда готовила, мыла полы, сидела за протоколами на допросах, разговаривала с подругой и даже когда спала. Ее задумчивый вид производил на людей впечатление, что она знает что- то такое, чего не знает никто. Отстраненно мешая ложкой в кастрюле, она вспоминала свое возвращение из Хабаровской школы милиции домой в родной Невельск. Попытки поступить в Институт искусств на актерское отделение во Владивостоке закончились неудачей на экзамене и мать настояла на милицейской корочке. Татьяна, решив, что судьбу больше испытывать не стоит, поддалась уговорам матери, и после учебы устроилась секретарем в отдел дознания местного отделения милиции, где также работала и ее мать, тетя Валя. Работа была рутинная, дознаватели занимались делами легкой и средней тяжести, Татьяна отвечала за акты и протоколы, но больше всего ей нравилось наблюдать за подозреваемыми и свидетелями. Переплетения судеб, решения, которые принимают люди и мотивы принятия этих решений, их поведение на допросах, все это было безумно интересно и давало пищу для размышлений и упражнений для мозга, как будто она играла в шахматные партии, где вместо фигур были люди.

Начальник отдела Андрей Пустов начал покровительствовать Татьяне с момента ее появления в отделе. Образ невысокой хрупкой девушки с длинными до плеч густыми темными волосами, умным грустным взглядом и красиво очерченным ртом идеально соответствовал облику пушкинской героини и напоминал Андрею о чем- то, что он упустил в своей жизни лет двадцать назад. Он решил, что это второй его шанс, тем более что девушка не особо сопротивлялась и сразу приняла предложение о помощи. Из ментора и помощника Андрей постепенно перешел в статус сожителя. Он снял квартиру для встреч в ста километрах от Невельска, подальше от жены Ольги и сына Андрея, и продолжал контролировать все действия, расходы и жизнь Татьяны.

Из комнаты раздался храп. Татьяна вошла в комнату, Андрей развалился на кровати звездой, из оттопыренного кармана торчали стодолларовые купюры. Татьяна осторожно взяла книгу и телефон с тумбочки и прошла на кухню.

На телефоне висел пропущенный звонок от Ленки, старшей сестры. Татьяна нажала на вызов и Ленка сразу ответила.

– Тань ты куда опять пропала? Дозвониться на тот свет легче. Ты дома когда будешь? Отец на следующей неделе с моря вернется. На дачу съездим, баню затопим, отпразднуем, давно не собирались же?

– Тебе же нельзя в баню. И праздновать тебе тоже нельзя.

Ленка была на шестом месяце и беременность переносила плохо.

– Да причем тут я. Отец тебя полгода не видел. Он про твоего Андрея вообще ничего не знает.

– И не узнает если ты трындеть не будешь

– Ну приезжай… Поболтаем.

– А где Сашка твой?

– А я его вижу? Он же весь бизнесовый. Пусть побегает, нам деньги нужны будут скоро.

– Кому они не нужны. Ладно, на следующие выходные приеду. Матери не говори пока.

Татьяна отключила телефон, сняла с плиты кастрюлю с макаронами, слила воду и уставилась в окно. Во дворе женщина неопределенного возраста с неухоженными, давно не мытыми волосами, в наброшенной на халат куртке и китайских резиновых тапочках на босу ногу выносила мусор. Женщина подошла к контейнеру и опрокинула ведро. На черной ткани куртки ярко белела надпись CHANEL.

***

– Вкусно Танюша, но маловато будет.

Андрей, сыто и довольно улыбаясь, сидел за столом в тесной кухне в майке и семейных трусах и поглаживал свой живот. Перед ним стояла тарелка с тщательно подтертой сметаной и большая разрисованная цветами чашка с чаем.