Очевидное оправдание его поведения. Я должна была сама догадаться.

― Это не его вина.

Бодил фыркнула.

― Отсутствие желания, чтобы что-то произошло, не делает человека невиновным, женщина. Ты знаешь это как никто другой.

Учитывая, что чувство вины стало почти постоянным моим спутником, я, действительно, знала это лучше многих.

― Более важный вопрос, который мы должны обсудить, ― продолжила Бодил, ― это почему ты сама не лечишь свои шрамы.

Я напряглась.

― О чем ты говоришь? Конечно, лечу.

― Я ни разу не видела, чтобы ты делала это добровольно. ― Ярл вытащила мою руку из кармана, куда я ее засунула, и осмотрела шрамы от ожогов ― ее собственные руки были покрыты бесчисленными царапинами и порезами, свидетельствующими, что она ― воин. ― Мазь снимает боль и делает руку более гибкой, но ты снова и снова игнорируешь это, несмотря на напоминания Бьорна.

Это правда? Я попыталась вспомнить, когда делала это самостоятельно, без подсказки Бьорна, но не смогла.

― Я… я забываю.

― Думаю, нет. ― Бодил выпрямила мою ладонь, вдавливая большие пальцы в ноющие сухожилия. ― И, хотя у Бьорна репутация человека с талантливыми руками, я не думаю, что ты из тех, кто страдает ради привлечения внимания. Я думаю, ― она заколебалась, ― что ты считаешь, что заслуживаешь этой боли.

Мне вдруг стало больно дышать, и я зажмурилась.

― Почему, Фрейя?

Слезы вытекли из-под век и побежали по щекам, когда ответ, скрывавшийся глубоко внутри, вырвался из меня.

― Мой муж Враги был куском дерьма, ― наконец прошептала я. ― Он разрушил мою жизнь и сделал бы все возможное, чтобы разрушить жизнь Ингрид и Гейра, но… ― Я попыталась сглотнуть, но не смогла и закашлялась. ― Я убила его, Бодил, а он этого не заслуживал. Не заслуживал топора в затылок только за то, что был ублюдком.

― Я не согласна, ― ответила она. ― Репутация Враги была известна даже в Бреккуре. Ставлю все серебро в своем кармане на то, что по всей вашей деревне поднялось ликование, когда они услышали эту новость.

Я напряженно покачал головой.

― Может, он и был плохим человеком, но никто никогда не голодал. Он заботился об этом. А в Горных землях это имеет значение. Наш мир был суров и жесток, зимы уносили бесчисленное множество жизней, а неподготовленные или невезучие умирали от голода. Но не в нашей деревне, ведь у нас всегда была рыба.

Раньше.

А теперь, благодаря тому, что я убила его, скольких мы потеряем, когда наступит зима?

Но не поэтому я пренебрегала своими шрамами. И не поэтому я приветствовала боль.

― Я чувствую себя виноватой за тот вред, который причинила своей деревне, ― прошептала я. ― Но я не чувствую вины за убийство Враги. Я ничего не чувствую из-за этого.

― Потому что он заслужил свою смерть, Фрейя. Вот почему.

Я снова зажмурилась, вытирая слезы.

― Это не так. С другими людьми, которых я убила, всегда было ― я или они, поэтому вполне логично, что я не испытывала особых угрызений совести по поводу их смерти. Но Враги не угрожал ни моей жизни, ни даже жизни Ингрид, только сулил страдания, и я хладнокровно убила его, вместо того чтобы попытаться найти другое решение. Если бы я была кем-то другим, а не тем, кто я есть, Снорри наказал бы меня как убийцу, но вместо этого я свободна и не понесла наказания. Я должна чувствовать себя ужасно виноватой, но я не чувствую. Поэтому мне нужно заставить себя испытывать боль другим способом, наказать себя, потому что я боюсь, что если я этого не сделаю, то поступлю так снова.

Бодил медленно выдохнула, затем обхватила меня руками и притянула к себе, как делает мать с ребенком.

― Ты не заслуживаешь боли. В твоих венах течет кровь Хлин, поэтому твоя природа ― защищать тех, кто тебе дорог. Враги был человеком, который разрушал жизни всех, с кем пересекался, и никакая рыба этого не исправит. Ему не нужно было угрожать этой Ингрид, о которой ты говоришь. Он мог бы взять золото Снорри и уйти, но он решил причинить вред тебе и твоим близким. Это его собственная чертова вина, что он затеял драку не с той женщиной.

В словах Бодил была логика, но я помнила тот всплеск эмоций, который охватил меня, когда Враги озвучил свое намерение. Необходимость защитить. Страх. Но прежде всего ― ярость. И это было не то чувство, которое я могла объяснить кровью Хлин.

Бодил потянулась в карман, чтобы достать мазь.

― Намажь ее.

Я покатала баночку между ладонями.

― Обязательно. Но я бы хотела побыть несколько минут одна, если ты не против.

Она заколебалась, глядя на меня. Но, видимо, мои слова прозвучали правдиво, потому что она поднялась и, уходя, бросила через плечо предостережение.

― Не уходи, Фрейя. Есть много тех, кто ищет твоей смерти.

Вздохнув, я открыла банку и нанесла немного мази на шрамы, почувствовав почти мгновенное облегчение. Закончив, я откинулась на мокрый песок, подняла лицо к туманному небу и закрыла глаза. Если бы только существовал способ очистить мою голову. Способ заставить замолчать вопросы, постоянно привлекающие мое внимание. Способ не думать постоянно.

Мне нужна была передышка не от мира, а от самой себя. Вот только если кто-нибудь не стукнет меня по голове, шансов на это не было.

― Вдохни, ― пробормотала я, пытаясь выполнить одно из упражнений Бодил для успокоения ума, которому она научила меня в начале дня. ― Выдохни.

Мое сердце успокоилось, когда я задышала медленно, отгоняя все мысли, которые приходили ко мне, пока я стремилась к тишине в своем разуме.

Вдох.

Мой разум затих, но тишина была недолгой, потому что вскоре мои уши заполнил треск.

Вместе с вонью обугленной плоти.

Вздрогнув, я огляделась по сторонам, и мои глаза мгновенно нашли источник.

Вдоль берега шел призрак, оставляя за собой тлеющие угли и пепел.

Глава 24

Я застыла, глядя, как призрак в капюшоне идет по кромке прибоя, и ни один из людей, работающих на берегу, не обращает на него внимания.

Потому что, как и в прошлый раз, никто, кроме меня, не мог его видеть.

На этот раз я не стала задаваться вопросом, почему это так, а сразу же решила, что у этого… существа могут быть ответы на бесконечные вопросы о моем будущем. И сейчас у меня была возможность задать их.

Схватив меч, я сунула его в ножны и пустилась по берегу вслед за облаком дыма и углей. Я не бежала, потому что это могло привлечь внимание. И вызвало бы тревогу. Возможно, кто-то попытался бы остановить меня.

Или, что еще хуже, призрак мог исчезнуть, учитывая, что он явно не хотел, чтобы его видел кто-то, кроме меня.

Я шла быстро, улыбаясь и кивая тем, кого встречала, чтобы не давать им повода для беспокойства, но, хотя шаг призрака казался медленным, я не приближалась к нему. Дым щекотал мне нос, от вони паленых волос и плоти подташнивало. Я чувствовала вкус пепла, ощущала крошечные ожоги от углей, которые кружились в воздухе и оставляли следы на ткани моей одежды.

И все же, несмотря на то что фигура горела, ветер, дувший от него, был ледяным, как в зимнюю пору, и эта двойственность вызывала у меня мурашки от осознания того, что существо, которое шло передо мной, принадлежало двум мирам.

Он достиг края пляжа и направился в лес. Меня охватила дрожь, ведь последнее, что я должна была делать, ― это бродить в одиночестве. Но я не смела выпускать призрака из виду, чтобы найти кого-нибудь, кто мог бы пойти со мной. Так что, стиснув зубы, я отважилась войти в лес.

Кроме шипения и треска пламени, сжигающего призрака, не было слышно ни звука, как будто лесные существа видели то, чего не видели те, кто был на берегу. Было ли это благоговение или страх, я не знала. Сердце гулко стучало о ребра, ладони были мокрыми от пота, но я заставила себя ускориться. Потом я побежала. Но как бы я не старалась, как бы ветки не били меня по лицу, а корни не грозили упасть, я не могла сократить расстояние между нами.