— Ваня… — шепчет.

— Что у вас случилось, пока я с Лосевым общался? Поссорились? — хмуро интересуюсь

— Угу.

— Че не поделили-то? — озадачиваюсь. — Вы ж вроде как не чужие.

— Угу.

Тяну воздух в легкие, стараясь быть понимающим. Работа выбивает все мои нервные клетки, как пробки. С пугающе растущей периодичностью.

Стройка — это пиздец.

Нет…

Стройка — это лютый пиздец!..

Отец доверил нам с Миром реконструкцию самых первых своих АЗС. Прораб в первую же неделю забухал, позвав в собутыльники полбригады. Подрядная организация, которая должна была выполнить демонтаж, затянули со сроками. А поставщик стройматериалов изменил стоимость выставленных счетов на целых двадцать процентов. В плюс себе, конечно. Просто прикрывшись повышением цен от производителя.

Вот такая у меня коляска. Каждый день.

Как назло, начались дожди и на одной из заправок наполовину разобранная крыша начала протекать.

Этот тут же донесли до отца и проблем у меня добавилось. Спасает только одно — если бы на его месте был реальный заказчик, было бы гораздо хуже и сложнее.

Короче, есть стойкое ощущение, что я, как в детстве, играю в автомат «Ударь крота», где то и дело из-под земли выскакивают зверьки, а я должен бить их на скорость. Только вот выскакивать они начинают все чаще, а силы уже на исходе. Того и гляди загрызут.

Я устал. Физически и морально.

И если с физикой тела благодаря регулярному спорту я привык справляться, то второе… А вернее последствия моей сумасшедшей моральной усталости, выражающейся в раздражительности, невнимательности и периодическом желании все крушить — немного напрягают.

— Че она сказала тебе? — пытаюсь спокойно выяснить.

— Ничего.

— Если бы ничего, ты бы не рыдала…

— У меня ПМС начался, — ворчит. — Отстань.

Тая приподнимается.

Я пальцами стираю одинокие слезинки на её порозовевших щеках. Пытаюсь не показать вида, что пиздец как расстроен.

— Двадцать первый век, — закатываю глаза. — Люди в космос как на работу летают, чтобы фильмы снимать. А с ПМС все еще справиться не можем…

Королева посмеивается, но тут же становится серьезной.

— Умник! Это ведь природа. Как ты с ней справишься?

— Я-то как раз с природой справляюсь. Куда мне деваться? — вздыхаю умиротворенно, посматривая в темное окно.

В прошлом месяце после «этих» дней секс у нас был — отвал башки. Оба соскучились и дорвались друг до друга.

— Тебя кроме секса хоть что-то интересует, Соболев? — буркает Тая.

— Конечно.

— И что же?

— Его отсутствие.

— Господи, с кем я разговариваю?

Она быстро скидывает мою руку со своего бедра и, сверкнув белоснежными бедрами, перебирается на сидение. Юбку поправляет и вздыхает так, будто хочет забрать в себя весь воздух из салона «Ровера».

— Поедем? — выгибает изящные брови.

Киваю, включая поворотник.

Выехав из двора, сворачиваю в сторону ближайшего торгового центра. Тая не сразу видит, что наш маршрут меняется.

— Мы разве не домой? — спрашивает недовольно.

Зевает сонно. Красивая такая. Расслабленная. Вроде успокоилась.

В отблеске ночной подсветки выглядит особенно хорошо. Нежной. Юной. Хрупкой. Хотя уже знаю — под этой ангельской внешностью характер бойца ММА. Не меньше.

Красно-белые огни «Ростикса» приветливо моргают.

— Шейк «Манго-Маракуйя», — диктую оператору и подмигиваю Королеве.

Она деловито складывает руки на груди.

— Я не буду.

— Тогда я сам выпью, — равнодушно пожимаю плечами.

Светлые глаза опасно вспыхивают. То, что надо…

— Проезжайте на оплату, — слышится из динамика.

Прикрываю окно, когда получаю свой заказ.

— Это нечестно, — дует губы Тая, когда я передаю картонный стакан с её любимым вкусом молочного коктейля. — Ты знаешь, что я от такого отказаться не могу. И пользуешься этим.

— Даже отрицать не буду, — смеюсь. — Успокаивать девочек я умею!..

— Соболев… — рычит она.

Размещает руку на моем колене и пытается с силой его сдавить. Но выходит слабовато. А вот для того, чтобы член принял стойку «смирно» — в самый раз.

Месячные, вспоминаю.

— Я Машку с Сонькой имею в виду, малышка, — накрываю узкую ладошку рукой.

Быстро добираемся до паркинга, где оставляем машину. В квартире вкусно пахнет домом. Самым настоящим. Это тоже благодаря Тае.

Пока раздеваюсь и отвечаю на сообщение отцу, она принимает душ и выбирается оттуда в белоснежной пижаме, застегнутой наглухо.

В еще холодной постели жмется к моей груди и почти сразу чувствую — снова плачет.

В моей душе какой-то пиздец. Девичьи слезы на дух не переношу. Тем более, когда не знаешь с кем или с чем именно надо бороться.

— Что произошло, малыш? — спрашиваю снова. — Расскажи мне.

— Она меня совсем не любит, Вань. Никто меня не любит, — шелестит Тая. Дрожит всем телом, бедняга.

Мотаю головой.

— Уверен, Инга тебя просто обожает. Просто она немного…

— Какая?

— Холодная.

— Ну это не немного, Соболев, — сквозь слезы улыбается самой своей искренней улыбкой.

Даже в ночи и без подсветки — это девочка светится. Изнутри.

— Уверен, вы поговорите и все решится, — успокаиваю.

— Не знаю… У меня внутри только разочарование, — делится она.

— Это хорошо, — произношу, глядя в потолок. — Очень хорошо, Тая.

— Что ж тут хорошего, Вань?

— Разочарование — один из самых важных этапов любых видов взаимных отношений. Тот самый момент, когда чары спадают, и ты наконец-то видишь перед собой человека. Таким, какой он есть на самом деле. Любить его меньше не начинаешь, но многое становится понятным.