— А его родители? Как Яна Альбертовна?

С теплотой улыбаюсь и отвожу глаза на панорамное окно, за которым ездят автомобили.

— Ой, она тоже отлично. Мы недавно созванивались. Она мне рассказывала, как они с Богданом Анатольевичем познакомились. Представляешь, они со школы вместе. Больше двадцати пяти лет. У них такой дом красивый, трехэтажный, — без умолку болтаю. — И сад за ним, там Яна Альбертовна вишню посадила. Сладкая такая, ум отъешь.

— Было бы у меня время, я бы тоже домом занималась, — мама дует чуть исправленные косметологом губы. — В этом месяце ночных смен опять наставили, хоть умирай в операционной. А работать некому... Ты там сильно у Соболевых не отсвечивай, не надоедай. А то скажут, что ты у нас невоспитанная.

— Я не надоедаю, — фыркаю.

— А вообще, семья у них отличная. У муженька-то мэрского с генами не очень. Соболевы простые, из рабочих, ещё и выпивающие на регулярной основе.

— Мама, не надо, пожалуйста.

Становится вдруг обидно за Богдана Анатольевича.

— Это правда ведь. А вот у самой мэрши родители аристократы. Шацкие. Ты ещё маленькая была, мы Альберту Шацкому операцию делали. Простую. Эндоскопическое удаление межпозвоночной грыжи. Они потом на ужин к себе домой приглашали. Там и Яна Альбертовна была, и Ваня твой мелкий. Ему тогда года четыре было, а тебе и того меньше.

— Ого, — округляю глаза от восторга.

Это значит, мы с Соболевым с пеленок знакомы!.. Вау!

— Сестра-то у Яны Альбертовны пробивная такая помню. Оля, что ли. Или Таня. Забыла, — машет рукой и вытягивает стройную шею. — Здесь кто-нибудь собирается брать у нас заказ? Цены взвинтили, а обслуживание никакое. Напиши потом им отзыв, Таисия. Не поленись.

— Угу, — морщусь.

Я скорее пальцы себе оторву, чем буду кому-то негативный отзыв писать.

Когда пыхтящий, перепуганный официант наконец-то принимает наш заказ, мама снова обращается ко мне:

— Так вот, гены там, Таисия, отменные. От такого парня, как Ваня, надо детей рожать.

— Мама, блин.

— Что? — назидательно выговаривает. — Я тебе дело говорю. Я в генетике, извини меня, разбираюсь. Дурой будешь, если такого парня упустишь.

Прикрываю глаза, потому что чувствую, что она нащупала мою больную мозоль и я вот-вот разревусь прямо над котлетой из индейки, приготовленной на пару.

— Знакомство у вас, конечно, вышло не очень, — продолжает лекцию, словно для своих интернов. — Для начала отношений повторюсь, ты вела себя слишком развязно. Я даже засомневалась, что Иван с тобой останется. По моему мнению, с легкодоступными парни быстро прощаются, в жены же выбирают более целомудренных девочек.

Вспоминая своё поведение три дня назад, в груди всё каменеет. Может, Ваня поэтому не звонит? Считает, что я перегнула палку?

Зачем послушалась Мийку? Вечно у меня своё мнение на нуле. Ведомая Тайка…

— И откуда только у тебя такие познания, мам? — язвительно отвечаю. — Если папа был единственным.

— Не груби матери, Таисия. Я жизнь уже повидала. А отец — мой первый и последний мужчина. И вообще, дома не живешь неделю, а уже забыла золотое правило. За столом мы не разговариваем, чтобы не перекладывать процесс пережевывания на кишечник. Статистику по выявлению онкологии называть тебе не буду, надо будет сама почитаешь.

Принимаюсь вяло перекладывать содержимое тарелки вилкой, обдумывая сказанные мамой слова.

Позже, пока добираюсь до дома, мысли обретают форму неясной тревоги. В этом состоянии принимаю душ, втираю в лицо и шею крем с сывороткой и заплетаю тугую косу на ночь.

В полной темноте проводу большим пальцем по экрану айфона.

Уведомлений нет, поэтому разворачиваю переписку с Ваней, чтобы посмотреть, во сколько именно он был в сети? Разочарованно вздыхаю, увидев, что Соболев отключил данную функцию на своем устройстве.

Закусив губу, пытаюсь не разрыдаться, потому что в этот момент остро кажется, что он это сделал специально. Из-за меня.

Чувствую себя паршиво. Мухой надоедливой, которую гонят, а она все равно тут как тут.

Но… всё ведь не может так закончиться? Что скажет мама?

Набравшись смелости, нажимаю на кнопку вызова и слушаю долгие гудки, которые заканчиваются звуком автоответчика. Но мне этого мало. Я повторяю звонок ещё три раза. Результат аналогичный.

Постыдный и ещё сильнее заставляющий тревожиться…

Всхлип, больше похожий на писк, выходит из груди самопроизвольно. Я две недели играю перед всеми роль девушки Соболева, при этом понимая, что на самом деле наши отношения — это пшик…

Пшик, в который я сама поверила…

Глава 22. Тая

— Что с тобой, Тайчонок? — спрашивает Ива, закрепляя косичку резинкой.

Кудрявые волосы смешно топорщатся. Я слабо улыбаюсь.

— Всё в порядке, Подорожник.

Прозвище, которое я придумала Иве Задорожной в детстве, кажется мне очень милым и правдивым. Она и правда похожа на это благородное растение. В прямом смысле выросшая «у дороги», моя девочка не растеряла внутренней доброты, милосердия и света. Ими Подорожник может исцелять сердца людей, как например сейчас — моё.

Когда я склоняю голову к ней на колени, Ива ласково перебирает мои волосы. На её приезд с ночевкой мы договорились давно. Вообще, хотели отметить новоселье, но Мия немного приболела.

Наша любимая забава с детства — веселые пижамные вечеринки. Как правило, мы проводили их у меня дома. Родители почти всегда на сменах в больнице, квартира в полном нашем распоряжении.

А мы черпали взрослую жизнь по чуть-чуть, урывками.

Однажды Мийка вытащила у своего отца сигару из кабинета, и мы сутки кашляли от её удушающей вони. До сих пор, как вспомню, так в горле першит. В другой раз мой сосед дядя Гена, купил нам бутылку красного вина, и мы с Алиевой от души напились. Ива с нами не стала, она в такой забаве не видит ничего смешного или классного. Зная ее родителей, вполне понимаю. Зато было кому всю ночь подставлять тазики и припоминать нам это до конца жизни.

Сегодня мы с Ивой тоже в пижамах, но настроения веселиться совершенно нет. И Мии с нами нет.

Наверное, это нормально: когда подруга выходит замуж, она вдруг резко пропадает со всех радаров. Только вот грустно получается. Будто бы детство кончилось, а мы не наболтались.

— С Ваней поругалась? — спрашивает Ива.

Еще раз тяжело вздохнув, смахиваю горячие слезинки. Шкаф под их натиском видится мне мутным, поэтому приходится протереть как следует глаза кулачками.

— Ну не расстраивайся, Тая. Абсолютно все со своими парнями ругаются. Вот взять даже Мийку с Миром…

Закатываю глаза раздраженно. Громов за Карамелиной готов босиком по стеклу ходить, тоже мне пример. Это Мийка пока они дружили шелковая была, сейчас же веревки из парня вьет, а тот будто бы и рад.

— Подумаешь. Ссора, — продолжает Ива. — Главное, вы ведь все еще вместе…

Тяжело вздохнув, пытаюсь промямлить что-нибудь членораздельное. Но получается будто бы манная каша с комочками.

— Мы не вместе, — выплевываю зло.

В душе снова чернота. Самое тяжелое было — признаться себе.

— Как не вместе? Не поссорились, а расстались? — голос Ивы слышится озадаченным.

— Не знаю, Ив. Мне кажется, мы и не встречались. Я все придумала себе. Сама.

— Как придумала?

— Вот так. Фантазерка, блин.

— Ничего не понимаю… Никогда за тобой такого не замечала.

— Мне так стремно и стыдно, Ив, — утыкаюсь лицом в ладони и плачу. — Я постоянно себя ругаю. За всё, что натворила. И мне кажется, что я одна во всем виновата. Весь мир идеальный, а я одна — грязная.

— Да в чем ты можешь быть виновата. Что значит грязная? Он ведь сам тебе встречаться предложил?

— Предложил.

— Сам цветы дарил?

— Дарил, — шмыгаю носом.

— Тогда в чем ты виновата? Не понимаю…

Поднявшись, промакиваю слезы длинным рукавом от пижамы и решительно отбрасываю волосы за плечи.

— Прости, что я все на тебя вываливаю, — качаю головой. — Тебе своих проблем хватает, тут еще я с ерундой.