— Ксюнь, идём за мной, — зову дочку, и сама направляюсь к фудтраку, глядя, как Ксюша, подпрыгивая, начинает бежать следом за мной, продолжая прижимать телефон к уху и болтать с отцом.

Было бы здорово, если бы однажды у неё язык не повернулся так его назвать.

— Два шоколадных рожка, пожалуйста. И можно ещё разноцветную посыпку на один?

Надеюсь, Игорь не попросит поговорить со мной, потому что мне с ним вовсе не хочется разговаривать.

Смотрю, как мороженщик накладывает красивые ровные шарики в рожки, и пытаюсь мысленно отстраниться от того, как Ксюша снова говорит папе, что любит его.

Любовь... Мне когда-то тоже казалось, что я люблю его. Возможно, так оно и было. Но по факту, знала ли я когда-нибудь, что на самом деле означает, когда тебя любят, и ты любишь в ответ?

Страсть, которую я испытывала к мужу так резко и быстро прошла, что я уже даже забыла, что такое хотеть. Что такое влечение. Желание. Интерес.

В голове почему-то сразу мелькает образ, как утром я наклонилась за планшетом, а Торецкий смотрел на меня, стоя позади.

О чём я только думала? И почему сейчас думаю об этом?

— Может быть ещё топпинг? Клубничный или шоколадный? — вопрос мороженщика выдирает меня из собственных мыслей.

Я поворачиваюсь к дочке, чтобы спросить, какой топпинг она хочет.

— Зайка, ты будешь шоко.. Зайка?! — паника мгновенно ударяет по вискам, так как Ксюши рядом не оказывается. И её звонкого голоса я не слышу. — Котёнок?! — бросаю кошелёк на прилавок и отхожу на несколько шагов от фудтрака, осматривая пространство вокруг. — Ксюша?!

Тревога сумасшедшими волнами обрушивается на меня и начинает пульсировать где-то в области горла. Я отбегаю ещё дальше, но дочки по-прежнему не вижу. Прохожие и машины вокруг смешиваются в одну сплошную серую массу. Пульс достигает максимальной скорости к тому моменту, как я вдруг слышу:

— Мама! Смотри! Птички!

Резко поворачиваюсь на голос дочки и вижу, как она машет мне, после чего бежит в сторону парковки, где собралась куча голубей.

— Ксюша! — надрывно кричу, потому что как раз в сторону дочки сдаёт автомобиль, и я почти на сто процентов уверена, что водитель внедорожника не видит Ксюшу.

Я слишком далеко...

Визг тормозов, удар и скрежет металла заставляют меня зажмуриться. Кровь в ушах начинает шуметь настолько сильно, что перекрывает в итоге все остальные звуки.

"Аня, очнись! Приди в себя! Аня?!"

Нет, я не могу, что с моей девочкой?!

— Мамочка! Мама! — плач Ксюши эхом отдаётся от стен зданий вокруг.

Я вновь распахиваю глаза и сначала будто бы совсем ничего не вижу. Лишь спустя несколько мгновений два смешных хвостика между двумя чёрными автомобилями чётко вырисовываются передо мной.

— Мама! — плачет моя зайка, а я могу думать лишь о том, что она жива. И, кажется, не пострадала.

Срываюсь с места и бегу к ней, чувствуя, как сердце буквально прошибает ребра мощными ударами.

— Зайчик, Господи! Ты ушиблась?! — падаю рядом с ней на колени и прижимаю дочку к груди. — С тобой всё хорошо?! Болит где-нибудь?!

Начинаю в панике ощупывать её, но Ксюша только шмыгает носом и качает головой.

— Нет! Я испугалась!

— Котёнок, ты зачем убежала, а? Разве я тебя не учила, что нужно быть осторожной и внимательной там, где есть машины?

— Я поговорила с папой и хотела посмотреть птичек, — снова всхлипывает дочка.

А у меня из мыслей не выходит, какая сейчас могла произойти беда! А я вместо того, чтобы смотреть за дочкой, стояла и думала непонятно о чём!

— У вас всё хорошо? — знакомый голос заставляет меня вскинуть голову и вздрогнуть.

Дверь одного из внедорожников сильнее распахивается, и из машины выходит Максим Торецкий. Я не сразу нахожу в себе силы ответить. Просто поднимаюсь на ноги, прижав дочку к себе.

Судя по расположению машин, автомобиль Торецкого врезался в бок второй машины, тем самым остановив его движение и предотвратив наезд на Ксюшу.

— Максим Константинович... — шепчу одними губами.

— Аня? Вы слышите? Дочка не ушиблась?

— Какого чёрта здесь происходит?! Мужик, ты охренел?! Ты мне бочину снёс?! — второй водитель тоже выбирается из авто и тут же набрасывается на моего босса.

— А если бы не снёс ты бы ребёнка сбил, — спокойно отвечает Торецкий.

Полный лысыватый мужчина растерянно встряхивает головой и будто бы только сейчас замечает нас с Ксю.

— А какого чёрта на парковке делал ребёнок?! Это вы мать?! — указывает на меня пальцем. — Вы мне ремонт будете оплачивать! По-вашему, нормально за своей соплёй не следить?! Из-за вашей беспечности чуть трагедия не случилась!

Каждое слово режет больнее ножа.

Я сама себя виню. Испугалась до смерти. И по факту я согласна с этим человеком.

— Не кричи на мою маму! — всхлипывает дочка.

— То же мне мать! — не успокаивается мужчина.

— Анна, вы можете быть свободны на сегодня.

Перевожу виноватый и растерянный взгляд на Торецкого, и не совсем понимаю, о чём он говорит.

— Вы слышите? Если вам не нужна медицинская помощь, то на сегодня вы можете быть свободны. Завтра вернётесь на работу. Вряд ли сегодня вы сумеете нормально продолжить работать. Подождите пару минут, я вызову для вас водителя. Он отвезёт вас с дочкой домой.

— Но как же... Как же повреждения машин... Это ведь моя вина...

— Я сам улажу вопрос, — резко отрезает Торецкий, мазнув взглядом по заплаканному лицу Ксюши. — Лучше займитесь ребёнком. Успокойте её. Врач точно не нужен? — спрашивает, проведя пальцем по экрану своего телефона.

— Нет. Она, кажется, не ушиблась даже...

— Хорошо, — кивает Торецкий. — Тогда сейчас вызову машину.

— А ты её хахаль? Надеюсь, ты сможешь оплатить ремонт моего автомобиля? — насмешливо и недовольно спрашивает второй водитель, разглядывая мятое крыло.

Тор лишь бросает на него короткий и ничего не выражающий взгляд, после чего отворачивается и что-то начинает говорить в телефон.