- А что именно произошло в седьмом классе? - Меня обуяло любопытство, которое я замаскировал, уставившись на доску и сделав ход.
И он рассказал мне все, нисколько не смущаясь, с исчерпывающими подробностями. А потом добавил:
- Должен существовать способ настроить биохимию мозга таким образом, чтобы устранить статику. Избавить мысли от хаоса. Должен!
- Что ж, - заметил я, возвращаясь к своему привычному сарказму, - может быть, ты откроешь его в Гарварде, если только не отвлечешься на какую-нибудь ерунду вроде балета или моделирования железных дорог.
- Мат! - объявил Аллен.
После того лета я потерял его след, если не считать подробнейшего «Бюллетеня выпускников Бейкерсвильской средней школы», добросовестно и каждый год рассылаемого всем нам по почте Линдой Уилсон, у которой, наверное, имелась своя навязчивая идея. Аллен поступил на медицинский факультет Гарварда. После окончания его пригласила на работу престижная фармацевтическая компания, и он опубликовал много научных статей на темы, которые я не в состоянии даже произнести. Он женился, развелся, снова женился, снова развелся. Пегги Коркоран, которая вышла замуж за моего кузена Джо и была знакома со второй женой Аллена, сказала мне на похоронах моего отца, что обе бывшие жены говорят об Аллене одно и то же: «Эмоционально он всегда отсутствовал».
Сам я увидел его во время празднования двадцать пятой годовщины нашего выпуска. Он ничуть не изменился - худой, широкоскулый, бледный. Аллен одиноко стоял в углу и смотрелся настолько жалко, что я потащил Карен познакомиться с ним.
- Привет, Аллен. Джефф Галлахер.
- Знаю.
- Это моя жена Карен.
Он улыбнулся ей, но ничего не сказал. Отзывчивая Карен начала было светский разговор, но Аллен оборвал ее на полуфразе:
- Джефф, ты еще играешь в шахматы?
- Ни я, ни Карен сейчас не играем, - с намеком ответил я.
- А-а… Хочу тебе кое-что показать, Джефф. Можешь приехать завтра ко мне в лабораторию?
«Лаборатория» находилась в другом городе, в шестидесяти милях от нас, а завтра меня ждала работа. Но нечто во всей этой ситуации пробудило интерес моей жены.
- А что именно, Аллен? - спросила она.
- Шахматистку. Я думаю, что она сможет изменить мир.
- В смысле, большой и важный шахматный мир? - уточнил я. Едва я оказался рядом с Алленом, как ко мне сразу же вернулся подростковый сарказм.
- Нет. Весь мир. Пожалуйста, приезжай, Джефф.
- Когда? - спросила Карен.
- Карен, у меня работа.
- У тебя гибкий график, - напомнила она. Я был агентом по недвижимости и работал дома. Карен улыбнулась мне и подмигнула. - Я уверена: мы увидим нечто потрясающее!
Люси Хартвик, высокой, худощавой и очень красивой, было лет двадцать пять. Я поймал гневный взгляд Карен, которая, к сожалению, страдала приступами ревности. Но Люси меня не зацепила. В ее красоте было что-то холодное. Она едва взглянула на нас поверх компьютера. В ее взгляде читалось безразличие. На экране я увидел шахматную партию.
- Рейтинг Люси, во всяком случае, измеренный по играм с компьютером, равен 2670, - сообщил Аллен.
- Ну и что? - Да, 2670 - величина чрезвычайно высокая. Лишь около двадцати шахматистов в мире имеют рейтинг выше 2700. Но я все еще пребывал в саркастическом настроении, хотя и корил себя за ребячество.
- Шесть месяцев назад ее рейтинг был 1400.
- А шесть месяцев назад она только научилась играть, да? - Мы говорили о Люси, неподвижно склонившейся над шахматной доской, словно ее здесь не было.
- Нет, она играла дважды в неделю в течение пяти лет.
Таких рейтинговых прыжков для игрока со средними способностями и без достаточной практики попросту не бывает.
- Я рада за тебя, Люси! - сказала Карен. Люси равнодушно взглянула на мою жену и снова уставилась на доску.
- И как именно все это должно изменить мир? - осведомился я.
- Пошли, кое-что покажу, - предложил Аллен и, не оглядываясь, направился к двери.
Я начал уставать от его игр, но Карен последовала за ним, поэтому я поплелся следом. Эксцентричность всегда интриговала Карен - возможно, потому что сама она весьма уравновешенная и здравомыслящая. Кстати, это одна из причин, почему я в нее влюбился.
Аллен протянул мне пачку графиков, схем и медицинских сканов, словно ожидая, что я начну их читать.
- Видишь, Джефф? Это показатели Люси, снятые во время игры в шахматы. Область мозга, называемая «хвостатое ядро», которая помогает переключать шестеренки с одной мысли на другую, показывает низкую активность. Так же ведет себя и таламус, обрабатывающий входящие сенсорные сигналы. А здесь…
- Я риэлтор, Аллен, - прервал я его грубее, чем собирался. - Что означает вся эта фигня?
Аллен взглянул на меня и сказал просто:
- Люси научилась устранять статику.
- Какую статику? - спросил я, хотя прекрасно помнил наш разговор двадцатипятилетней давности.
- Ты хочешь сказать, - вмешалась Карен, которая всегда быстро схватывала суть, - что Люси может сосредоточиться на чем-то одном, не отвлекаясь на все прочее?
- Именно это я только что и сказал, разве не так? - произнес Ал-лен. - Люси Хартвик умеет контролировать собственный разум. Когда она играет в шахматы, то это все, что она делает. В результате она теперь сравнялась с игроками верхних эшелонов шахматного мира.
- Но реально она ни с кем из этих лучших игроков пока не играла? - уточнил я. - И все это лишь твоя оценка, основанная на результатах ее игры против какого-то компьютера.
- Это одно и то же.
- Нет!
- Джефф! - укоризненно произнесла Карен, удивленная моей яростью.
- Да, Джефф, прислушайся к Карен, - посоветовал Аллен. - Неужели ты не.
- Карен!
- …понял? Люси каким-то образом достигла полной концентрации внимания. Это позволяет ей просто. просто мчаться вперед в решении тех проблем, на которых она решает сосредоточиться. Неужели ты не понимаешь, что это может означать для медицинских исследований? Да для любой области науки? Мы сможем решить проблемы глобального потепления, рака, токсичных отходов и. вообще какие угодно!
Насколько мне было известно, Аллена никогда не интересовало глобальное потепление, и с моих губ едва не сорвалось ехидное замечание. Но то ли выражение лица Аллена, то ли ладонь Карен на моей руке остановили меня.