Возможно, мне следовало организовать преследование, но когда утром фрегаты под флагом фон Шанца подошли к Ледзунду, союзников, что называется, уже и след простыл.

— И черт с ними! — счастливо улыбаясь, заявил мне после доклада Лисянский. — Это все равно победа, каких не было со времен самого Петра Великого!

— Вот уж не думал, что ты такой льстец, — устало отозвался я.

— Вы, кажется, совсем не рады? — удивился адъютант.

— Отчего же. Рад. Вот только теперь мне придется возвращаться в Петербург, а в этом и впрямь весьма мало веселого.

— Но вас встретят как героя!

— В том-то и проблема, Платон. Героев в нашем богоспасаемом отечестве любят исключительно мертвых. Живых же почему-то отправляют в отставку, с запретом посещать обе столицы. Вспомни того же Федора Федоровича Ушакова или хоть графа Суворова…

— Но вы же — великий князь!

— Это верно… ладно, не принимай близко к сердцу. Это я так, хандрю. Хотя перспектива любоваться сановными рожами и перезрелыми великосветскими кокотками меня и впрямь не прельщает. В море оно как-то спокойней…

Глава 30

В истории неоднократно случалось, что даже самые громкие победы впоследствии оборачивались тяжелейшими поражениями и наоборот. Хронические неудачники оставались в памяти поколений величайшими политиками и полководцами. Как мне кажется, все дело в, так называемом РR. Широко распространённом в оставленном мною будущем и практически неизвестном здесь.

Ну а поскольку ваш покорный слуга — человек продвинутый, грех было этим не воспользоваться. Так что, когда по Лемланду и другим островам продолжали отлавливать отставших от своих солдат и матросов противника, а высаженные на захваченные корабли призовые партии приводили их в порядок, я уже диктовал телеграммы во все ведущие газеты Германии и Швеции, а также Российское Телеграфное Агентство.

Возможно, когда-нибудь мне станет стыдно за такие хлесткие заголовки, недостойные члена правящей фамилии, но сейчас не до стеснений. «Англо-Французский флот капитулировал!» «Британцы бежали, бросив своих союзников!» «Эскадра Черного Принца пополнилась очередными трофеями!» Это еще самые приличные. Были и похуже.

Но одними сообщениями в прессу не обошлось. Едва закончилось сражение, я послал приказ в Кронштадт, Ревель и Гельсингфорс вывести парусные эскадры в море и направится к Аландским островам. Что бы, так сказать, продемонстрировать всему миру, кто в Балтийском море хозяин!

Кроме того, во всех ведущих газетах напечатали мой вызов на бой, посланный в лучших традициях рыцарской Европы, адмиралам Нейпиру и Парсевалю-Дешену. Дескать, приходите, померяемся силушкой богатырской! К слову сказать, в этом я вовсе не оригинален. Сходный трюк полгода назад — ранней весной — провернул с Николаем Первым Наполеон Третий, ведя с ним переписку, публикуемую в газетах…

Говоря по чести, если бы они ответили на эту провокацию, кто знает, чем бы все закончилось. Боевые качества наших парусников за это время лучше не стали. Дошли до островов и, слава богу! А, поймавшего кураж «Аландского отряда» для противостояния с союзниками могло и не хватить. Но… стоило союзникам вырваться из западни, как они первым делом переругались. В принципе понять господ адмиралов можно. Брать на себя ответственность за провал никому не хочется. Как говориться, у победы много отцов, а поражение всегда сирота!

В общем, пока мои противники думают не о подготовке к реваншу, а о том, как бы половчее измазать друг друга дерьмом, я и мой флот можем быть спокойны. Некоторое время союзники крейсировали в Датских проливах, а потом их отозвали.

Что творилось в то время в британском парламенте словами не передать! Виги вцепились в Тори, и все вместе в Адмиралтейство. Правительство Абердина в полном составе подало в отставку, после чего к власти пришел Пальмерстон. В сущности, это было для нас плохой новостью. Все же старина «Пэм» [1] серьезный противник, и давний ненавистник России. Как там написал безымянный автор? [2]

Вот в воинственном азарте

Воевода Пальмерстон

Поражает Русь на карте

Указательным перстом.

В стенах французского сената сумели обойтись без драм, и дружно высказались в поддержку императора. Все же Наполеон III сумел вышколить своих буйных французов. Но в целом все то же самое. Получив болезненный щелчок по носу, «просвещенные европейцы» обозлились и жаждали реванша. Но как его добиться пока не знают, а потому и в правительстве, и в военном министерстве, и конечно же в прессе идет активное обсуждение планов на следующий год.

В любом случае, сдаваться и отказываться от продолжения войны они точно не собирались. Кроме того, воинственные настроения подогревались новостями о «кровожадном пирате» Бромми, коварной засаде устроенной Шестаковым «мирному британскому судну» в Коле. Событиях на далекой Камчатке и леденящих душу подробностях о действиях рейдеров Истомина.

А пока никаких стоящих идей у союзников не появилось, высшее начальство усилило нажим на Дандаса и Сент-Арно, в расчете, что успешные действия на Черном море перекроют все недавние провалы.

Конец лета 1854 года на Балтике оказался на удивление ясным и тихим. Словно в противовес войне, развязанной людьми, природа хранила тишину и покой. С одной стороны это было очень хорошо, потому что позволило без проблем добраться до Ледзунда нашему парусному флоту. С другой, меня поджидал сюрприз в виде августейшего родителя, решившего навестить своего блудного сына.

Вместе с ним прибыли и всем кагалом и братья. Цесаревич Александр и Николай с Михаилом. Слава богу, хоть матушку не прихватили. Впрочем, она не слишком любит «Александрию» — паровую яхту, на которой они все вместе и заявились.

Ну вот, теперь вместо вдумчивой и напряженной работы, нас ждут смотр и парад. Причем, чует мое сердце не один! Мама дорогая, роди меня обратно!

Вообще, по строгим правилам придворного церемониала, сначала я должен был прибыть на яхту к императору и доложить обо всех свершениях имевших место под моим мудрым и героическим руководством. Но, Николай Павлович, очевидно, решил меня отметить и прибыл лично на все еще несущий мой флаг «Бульдог». Который, как на грех, еще никто не привел в тот блестящий вид, какой так ценил государь.

Нет, разумеется, нельзя сказать, чтобы палуба захваченного у англичан шлюпа превратилась в хлев. Однако то тут, то там виднелись отметины от вражеских попаданий, следы огня и пороховой гари. Про матросов же и говорить нечего. Рабочее платье у большинства из них износилось. Бескозырки мятые…

А тут «славящийся» своей придирчивостью к форме император! Нет, совсем уж самодуром он не был и, по всей вероятности, понимал, что в бою содержать все в идеальном порядке не получится, но… даже не вооруженным глазом было видно, насколько ему это неприятно. В какой-то момент, мне даже показалось, что он не выдержит и взорвется и тогда я совершил очередное безрассудство. Незаметно оторвал от безукоризненно сидящего мундира пуговицу и бросил ее под ноги.

Услышав звук, Николай резко обернулся и его взгляд упал на мою грудь.

— Что это? — удивленно спросил царь.

— Мы были в бою, ваше величество, в котором не щадили ни себя, ни свою форму! — отчеканил я.

— Пойдем-ка в каюту, — после недолгой паузы велел он.

— Ну, ты даешь! — прошептал пораженный до глубины души Мишка.

Оказавшись наедине, мы некоторое время мерялись взглядами и я, возможно впервые за всю Костину жизнь, его не отвел.

— Ты стал дерзок!

— Я вырос.

— Не похоже. Разве тебе не было велено, держаться подальше от гущи схватки? Ты же всякий раз лезешь туда. Неужто думал, что не узнаю?

— Никак нет. Действовал по обстановке.

— И победил…

— Нет, не я. Россия победила! Все мы от вашего императорского величества до последнего матроса.

— А ты и впрямь вырос… не могу сказать, что поумнел, но ведь и без того дураком не был. Что ж мне с тобой делать?