Три недели спустя она оказывается в том же самом месте, дергает инвазивные виды растений. От толстых и пушистых побегов айланта пальцы пахнут кофе и арахисовым маслом. Патриция резво взбирается на горку и снова наталкивается на двух исследователей. Они находятся в паре ярдов вниз по склону, стоят на коленях у упавшего бревна. Патриция не успевает сбежать, они замечают ее и машут руками. Пойманная, она машет в ответ и подходит к ним. Старший сидит на земле и собирает крохотных созданий в склянки для образцов.
— Древесинники? — Обе головы поворачиваются к ней, удивленные. Мертвые бревна: эта тема когда-то ее невероятно привлекала, и сейчас Патриция забывается. — Когда я была студенткой, мой учитель говорил, что упавшие стволы — это только препятствия и пожарная опасность.
Мужчина на земле смотрит на нее:
— Мой говорил также.
— «Уберите их, чтобы улучшить здоровье леса».
— «Сожгите ради безопасности и чистоты. И главное, держите эти бревна подальше от ручьев и рек».
— «Внесите это в лесное право, и пусть мертвое место снова цветет».
Все трое хихикают. Но смех как будто зажимает рану. «Улучшить здоровье леса». Как будто он четыреста миллионов лет ждал, чтобы мы, новички, его исцелили. Наука на службе преднамеренной слепоты: как столько умных людей могли пропустить очевидное? Ведь надо было просто посмотреть, увидеть, что мертвые бревна куда живее живых. Но у чувств никогда нет шансов против силы доктрины.
— Ну, — говорит человек на земле, — теперь-то я перед старым ублюдком не прогнусь!
Патриция улыбается, надежда пробивается сквозь боль, как ветер сквозь дождь.
— Что вы изучаете?
— Грибы, членистоногих, рептилий, амфибий, маленьких млекопитающих, экскременты насекомых, паутины, лежбища, почву… Все, что производит мертвое бревно, а мы можем зафиксировать.
— И сколько вы уже ведете исследование?
Мужчины переглядываются. Молодой передает очередную склянку для образцов.
— Шесть лет.
Шесть лет в области, где большинство проектов не длятся и нескольких месяцев.
— Боже, где вы нашли финансирование на такой срок?
— Мы планируем изучать это конкретное бревно, пока оно окончательно не исчезнет.
Патриция снова смеется, уже не столь сдержанно. Кедровый ствол на влажной лесной подстилке: проект придется заканчивать прапрапраправнукам их студентов. Пока Патриции не было, наука стала совершенно безумной, как она о ней и думала.
Вы исчезнете задолго до того, как пропадет оно.
Старший ученый встает с земли.
— В этом и прелесть изучения леса. Ты умрешь, прежде чем будущее сможет обвинить тебя в том, что ты пропустил очевидное. — Он смотрит на нее так, словно она тоже достойна исследования. — Доктор Вестерфорд?
Патриция моргает, сбитая с толку хуже любой совы. Потом вспоминает, что на груди у нее бирка, которую может прочитать любой. Но «доктор»? Это слово он мог выкопать только из давно похороненного прошлого.
— Извините, — говорит она. — Не помню, чтобы мы встречались.
— Мы и не встречались. Много лет назад я слушал ваше выступление. Лесохозяйственная конференция в Колумбусе. Воздушные сигналы. Я был так впечатлен. Заказал тогда оттиски вашей статьи.
«Это была не я, — хочет сказать Патриция. — Это был кто-то другой. Он умер, и уже давно где-то сгнил».
— Они вас не пожалели.
Она пожимает плечами. Младший ученый сейчас походит на ребенка, попавшего в Смитсоновский институт.
— Я всегда знал, что вас реабилитируют, — ее замешательство говорит ему обо всем. Почему она стоит перед ним в форме лесного рейнджера. — Патриция, меня зовут Генри. Это Джейсон. Приходите к нам на станцию. — Голос у него тихий, но настойчивый, как будто что-то стоит на кону. — Вам будет интересно посмотреть, чем занимается наша группа. Вам будет интересно узнать, на что повлияла ваша работа, пока вас не было.
К КОНЦУ ДЕСЯТИЛЕТИЯ доктор Вестерфорд делает свое самое удивительное открытие: возможно, она любит своих ближних. Не всех, но крепко и с непоколебимой зеленой благодарностью, по крайней мере, это относится к трем дюжинам постоянных работников, которые принимают Патрицию и устраивают для нее дом на исследовательской станции Дрейера, в Экспериментальном лесу Франклина, в Каскадах, где она проводит несколько десятков месяцев подряд, счастливых и продуктивных, она даже представить себе не могла, что такое может быть. Генри Фоллоуз, старший научный сотрудник проекта, выделяет ей грант. От двух других исследовательских групп из Корваллиса она получает зарплату. С деньгами туго, но ей дают заплесневевший трейлер в Луговом научном гетто и доступ к передвижной лаборатории — всём необходимым реагентам и пипеткам. Уборные и общественные душевые — греховная роскошь по сравнению с ее хижиной от Бюро по управлению землями и холодными умываниями губкой на крыльце по ночам. К тому же есть готовая горячая еда в общей столовой, хотя иногда Патриция слишком погружена в работу, ей приходится напоминать о том, что снова пора есть.
Ее публичная репутация, как дочь Деметры, выползает из подземного мира. Целая россыпь научных статей подтверждает правоту оригинальной работы Патриции о воздушной системе сигнализации. Молодые исследователи находят доказательства ее теории от вида к виду. Акации предупреждают другие акации о бродящих жирафах. Ивы, тополя, ольхи: всех поймали за тем, как они по воздуху предупреждают друг друга о нашествии насекомых. Но реабилитация Патриции не важна. Ей все равно, что происходит за пределами леса. Весь мир, который ей нужен, находится здесь, под этим пологом — самой плотной биомассой на Земле. Крутые, суровые потоки омывают каменные рифы, где нерестится лосось, — вода достаточно холодная, чтобы убить всю боль. Водопады мелькают над хребтами, поросшими нефритовым мхом и усеянными осыпавшимися ветвями. В разбросанных тут и там просветах в подлеске виднеются скопления морошки, бузины, черники, снеженики, заманихи, клюквы и толокнянки. Идеально прямые хвойные монолиты высотой в пятнадцать этажей и толщиной с автомобиль образуют крышу над всеми. Воздух вокруг Патриции наполнен шумом жизни. Щебет невидимых крапивников. Промышленный отбойный стук дятлов. Звон малиновки. Порхание дрозда. Попискивающие тетерева, разбегающиеся по лесной подстилке. Ночью неприветливое уханье совы леденит кровь. И неумолчная песня вечности древесных лягушек.
Потрясающие открытия ее коллег, сделанные в этом Эдеме, подтверждают подозрения Патриции. Долгие и медленные наблюдения выставляют на посмешище все, что люди думают о деревьях. Если вкратце: богатое коричневое месиво земли — состоящее из по большей части неизвестных микробов и беспозвоночных, где-то миллиона видов — учитывает разложение и строится на смерти так, как Патриция только сейчас начинает понимать. Ей нравится сидеть в столовой и участвовать в общем смехе и обмене данными, в головокружительной сети, торгующей открытиями. Вся группа наблюдает. Орнитологи, геологи, микробиологи, экологи, зоологи-эволюционисты, почвоведы, верховные жрецы воды. Каждый знает бесчисленное количество мелких местных истин. Некоторые работают над проектами, рассчитанными на двести и более лет. Некоторые похожи на героев Овидия, людей на пути к превращению в нечто зеленое. Вместе они образуют одну великую симбиотическую ассоциацию, подобную той, которую изучают.
Оказывается, что миллионам запутанных петель джунглей умеренного климата нужны все виды манипулирующих смертью посредников, чтобы все циклы шли определенным курсом. Очисть такую систему — и бесчисленные самопополняющиеся колодцы иссохнут. Это евангелие нового лесного хозяйства подтверждается самыми удивительными открытиями: бороды лишайника, висящие высоко в воздухе, растут только на самых старых деревьях и вкачивают необходимый азот обратно в Живую систему. Подземные полевки кормятся трюфелями и распространяют споры ангельских грибов по лесной подстилке. Грибов, которые внедряются в корни деревьев и образуют с ними настолько крепкий симбиоз, что трудно сказать, где заканчивается один организм и начинается другой. Массивные хвойные высоко в кронах пускают вторичные корни, которые спускаются вниз и кормятся на почвенных прослойках, собирающихся в углублениях ветвей.