Рычание желания вырвалось у меня от жара ее слов, и я застонал, когда отвел ее голову в сторону и прикусил ее шею сбоку, посасывая кожу, когда она простонала мое имя, и я оставил на ней отметину, чтобы весь гребаный мир увидел, что она моя.

— Ты хочешь, чтобы я перестал злиться на тебя на время этого веселого ужина? — Спросил я ее, моя хватка на ее горле становилась все крепче по мере того, как во мне снова поднимался гнев.

— Да, — простонала она, и жар в ее глазах сломил остатки моей сдержанности.

Я сжал ее в объятиях и, схватив за горло, приподнял ее подбородок так, чтобы я мог целовать ее с жестокой страстью, которая заставляла меня желать все большего и большего. Я не знал, почему я так чертовски долго ждал, чтобы поцеловать ее вот так, но я был уверен, что от того ожидания, которое я вытерпел, она стала только слаще на вкус.

Ее рука обвилась вокруг моего члена, но когда ее язык скользнул по моему, я понял, что это не то, чего я хотел от нее.

Я использовал свою хватку, чтобы поставить ее на колени, и она, даже не колеблясь, скользнула своим идеальным ртом по моему члену. Я застонал, когда посмотрел на нее сверху вниз, вонзая весь свой толстый член между ее губ, смазывая свой ствол красной помадой, пока она поглощала мой член прямо к задней стенке ее горла.

Я выругался, когда она отстранилась, вцепился руками в ее влажные волосы и растрепал их, взял под контроль ее движения и снова погрузился в ее рот.

Татум ободряюще застонала, звуки, исходящие от нее, посылали сладкие вибрации по моему члену, когда она потянулась, чтобы обхватить мою задницу обеими руками, ее ногти впились в мою плоть, когда я трахал ее рот жестокими требовательными движениями.

Я был тверд как камень, когда она взяла меня глубоко, кружа языком и посасывая полными губами именно так, как нужно, чтобы сделать меня своим рабом. Этого было почти достаточно, чтобы заставить меня забыть, из-за чего она оказалась там внизу, но я был не из тех мужчин, которые перекатываются с зажатыми в тисках яйцами, и ей нужно было это знать.

Я держал одну руку, сжатую в кулак, в ее волосах, пока хорошо и глубоко трахал ее рот, а другой вытащил сигарету из пачки, лежащей сбоку, и засунул ее между губ. Мне потребовалось еще мгновение, чтобы зажечь ее, поскольку мои яйца болели от желания закончить ее наказание, и мне пришлось бороться с этим, желая продлить этот момент.

Я закурил, глубоко затянувшись со стоном удовлетворения, когда Татум зарычала от гнева, осознав, что я натворил, и сделала движение, чтобы отступить.

— Покажи мне, что я принадлежу тебе, детка, — промурлыкал я, держа сигарету в уголке рта, когда я вернул другую руку к ее волосам, и она в гневе провела зубами по моему члену, но не отстранилась, снова вонзив его прямо в горло, как будто ей нужно было что-то доказать.

Это было все признание, в котором я нуждался, и я снова застонал, когда глубоко вонзил свой член, и она приняла его так, словно жаждала этого, громко и жадно постанывая от собственного желания.

Я не был джентльменом, сильно сжимая ее волосы и входя в эти идеальные губы, пока не кончил горячо и быстро в ее горло.

Я крепко держал ее, оставаясь глубоко внутри в течение долгого мгновения, моя голова запрокинулась к сводчатому потолку в экстазе, когда я выдохнул полные легкие никотина.

Когда я позволил ей отстраниться, я затушил сигарету, затем поднял ее на ноги и поцеловал, наслаждаясь своим вкусом на ее губах и тем, как она обвила руками мою шею и притянула меня еще ближе.

Я подвел ее обратно к тяжелому деревянному комоду в углу комнаты и приподнял, усадив на него, раздвинув ее бедра и сдвинув платье, обнажив передо мной ее черные трусики.

Я взял ее руку в свою, продолжая целовать, и направил ее ей под трусики, используя свои пальцы, чтобы протолкнуть два ее собственных внутрь себя, и мне понравилось, какой чертовски влажной она была, когда я коснулся ее сладкой киски.

— Ты такой гребаный мудак, — прорычала она, прикусив мою губу в наказание за дым, и я рассмеялся, несмотря на ее гнев.

— Я думаю, это то, что тебе во мне нравится. Хуй знает, что больше почти ничего нет, — поддразнил я.

— Ты заплатишь за этот трюк, — поклялась она, задыхаясь, когда я снова использовал свои пальцы, чтобы направлять ее внутрь и наружу.

— Мы опаздываем, детка, — простонал я, заставляя себя отступить назад. — Если мы не будем там через три минуты, Лиам выйдет из себя, и, поверь мне, это не из приятных ощущений для всех, кто в этом замешан. Я не отдам тебя на его милость.

— Итак, что… — начала она, собираясь убрать руку, но я опустил ее обратно.

— Я хочу, чтобы ты кончила для меня, пока я одеваюсь. А потом, сегодня вечером, я собираюсь вернуться с тобой сюда и трахнуть так хорошо, что ты забудешь о том, каким эгоистичным ублюдком я только что был, и простишь меня за это. — Я ухмыльнулся ей, пока ждал, и она проклинала меня, начав описывать пальцами мягкие круги под своими черными трусиками.

Я попятился, пока не смог достать свою одежду из сумки, натянув пару боксеров и темно-серые брюки, прежде чем добавить носки и зашнуровать на ногах модные туфли. Мне было труднее сосредоточиться на своей задаче, пока Татум стонала и тяжело дышала напротив меня, ее пальцы входили и выходили из этой тугой киски, пока она играла со своим клитором именно так, как ей это нравилось, а я делал заметки на потом.

Когда я продевал ремень в петли, мне в голову пришли всевозможные идеи о том, как бы я хотел вздернуть ее и трахнуть, и мне пришлось заново застегнуть его, так как мысль об этом и вид того, как она работает сама, заставили меня все испортить.

Я натянул черную рубашку, застегивая пуговицы на своем татуированном торсе, когда снова приблизился к ней, и ее стоны стали громче.

Я наблюдал, как чертовски идеально ее лицо исказилось от удовольствия, когда она довела себя до исступления, и я отодвинул ее трусики в сторону как раз в тот момент, когда ее стоны стали громче. Я погрузил два пальца глубоко в нее, как только она кончила, ее киска сильно сжалась вокруг меня, когда я поцеловал ее, чтобы ощутить это гребаное удовольствие на ее языке.

— Ты такой засранец, — выдохнула она мне в рот, когда я несколько раз взмахнул пальцами, чтобы продлить ее оргазм, прежде чем вытащить их обратно и поправить ее нижнее белье.

Я слизал ее влагу со своих пальцев и с ее, мрачно усмехнувшись.

— Да, детка, я такой. Но я обещаю, что это была всего лишь разминка. Сегодня я покажу тебе, каким щедрым я могу быть, когда захочу. Но прямо сейчас нам нужно бежать.

Я снял ее с комода, поправил платье и стер немного размазанной красной помады с уголка ее рта, а она в ответ вытерла немного с моих губ.

Как только мы стали выглядеть достаточно респектабельно, мы поспешили к двери, и я быстро завязал свой пучок на макушке, прежде чем подхватить ее на руки и перекинуть через плечо, чтобы мы могли идти быстрее, а ее шпильки не замедляли нас. Сэйнт действительно что-то замышлял с этими туфлями. Они были чертовски высокими, с красной подошвой, на которую мне хотелось смотреть, пока я наклонял ее и доводил до изнеможения под собой. Это дерьмо определенно произойдет сегодня вечером.

Татум слабо протестовала, когда я сбегал вниз по лестнице с ней на плече, и я шлепнул ее по заднице, чтобы отчитать, пока шел всю дорогу до огромной столовой в задней части дома.

Я поставил ее на ноги, как только мы подошли к дверям, и втащил внутрь, где во всю длину огромного помещения стоял огромный дубовый стол. Здесь все выглядело так, словно праздновали Рождество: по обе стороны стола стояли две высокие елки, а в камине пылал огонь, и вокруг него были развешаны модные чулки. Сам стол был уставлен красными и золотыми столовыми приборами и украшен кусочками остролиста и прочим дерьмом, выглядевшим очень нарядно. Я бы отпустил ироничный комментарий, но Татум выглядела так, словно ей это понравилось, так что я решил хоть раз обуздать в себе мудака.