Александр Исаевич Солженицын имел великое мужество замахнуться на невозможное. Когда он написал на эстонском хуторе свой "Архипелаг ГУЛАГ", писатель каждый день готовился к смерти, всё могло случиться. Хватило бы и одной такой махины, чтобы остаться в истории навсегда. Это был первый поединок теленка с дубом. Затем он создал свое "Красное колесо", равновеликое отечественной истории ХХ века.

Прошло время, писатель оброс премиями и всемирной славой, семьей и детьми, пора бы и успокоиться?! Опять взялся за невозможное: поднял всерьез русско-еврейский вопрос в книге "Двести лет вместе". Этот вопрос боялись обсуждать самые толковые исследователи и знатоки любого из литературных направлений, боялись последующих обвинений или в сионизме, или в антисемитизме. После книги "Двести лет вместе" стал возможен разумный диалог этих двух великих народов. Это был второй поединок теленка с дубом.

Помню, мне первая его супруга Наталья Алексеевна Решетовская, с которой я хорошо был знаком, дала экземпляр ранней рукописи Александра Солженицына "Евреи в России и в СССР". Она попросила меня опубликовать по возможности этот текст уже после смерти и своей, и Александра Исаевича. Написала свое предисловие. К сожалению, еще при жизни её это исследование было опубликовано неряшливо и с нелепыми добавками одним из бывших политзаключенных. Само время написания материала — 1968 год, говорит о том, что Солженицын давно интересовался этим важным для своего народа вопросом, и из небольшого исследования 1968 года получилась прекрасная книга "Двести лет вместе".

Иногда я искренне сожалел, что Солженицын ради общественных и национальных интересов то и дело надолго отбрасывал в сторону литературу: мол, и хотелось бы позаниматься мелкими рассказиками для души, да времени нет. Но эти "мелкие рассказики для души" сразу же после написания превращались в русскую классику: "Матрёнин двор", "Один день Ивана Денисовича", "На изломах". Он был великий рассказчик, что дано не каждому писателю. И художественная правда его рассказов иной раз становилась объёмнее и объективнее его личных политических высказываний. Для меня до сих пор загадка, как после "Архипелага…" он пришел к рассказу "На изломах", оправдывающему величие сталинского разбега в будущее. Я бы это рассказ вместе с "Матрёниным двором" и поставил первым же делом в школьные и вузовские программы.

Защищая свой народ, этот великий народник сражался не только с давящим тоталитарным режимом, но и с равнодушной к народу, а то и презирающей его либеральной интеллигенцией, вспомним разящих "Наших плюралистов". Так постепенно от него отворачивались потоки его либеральных поклонников и защитников. Один поток отвернулся после "Наших плюралистов", второй поток — после вдумчивого смертельного анализа западной демократии и американского высокомерия. Оказалось, что он не только не либерал, но и не западник вовсе.

Он копал в глубь истории, а значит — и в глубь истины. И докопался, что истоки зла лежали всё-таки не в октябре 1917 года, а в феврале, в разрушительном Временном правительстве, и последующий октябрь был лишь неизбежным следствием февральского переворота.

Кто за народ — тот его союзник и друг. Великий народник ХХ века уже в последние свои годы выразился: "Сбережение народа — высшая из всех наших государственных задач". Сбережем ли?

Лауреат Нобелевской и многих других международных премий, писатель Солженицын вернулся в Россию не за последним триумфом; еще не сойдя с дальневосточного поезда, он стал упрекать ельцинские власти за разор отчизны, за бедность народа. Вскоре его отлучили от телевизионного экрана, в прессе ему отводили роль забытого старца, который лопочет сам не зная что.

Долгое время после приезда в Россию отказывался от отечественных наград — мол, не то время, когда народ бедствует, получать из рук того же Ельцина ордена или премии. Но в последние годы к писателю пришла надежда, что с путинскими переменами воспрянет и сама Россия. В этом развороте от резкой оппозиции к осторожной поддержке путинского правления Александр Солженицын оказался близок Александру Проханову. Не нужны им ни награды, ни премии, ни личное благополучие — они поверили в саму возможность нового обустройства государства российского.

Александр Солженицын никогда не льстил никаким властям, отказывался от встреч с президентами США и других стран, что ему еще один очередной правитель? Но если за этим правителем забрезжило спасение и возрождение его народа, тогда он готов встречаться и долго беседовать с новым президентом, несмотря на свои годы и немощи.

Его постоянные противники увидели в этом гармонию с новой властью, а гармония была та же, что и все десятилетия, — со своим народом.

Прощались мы с ним в здании Академии наук, похороны состоялись в среду в Донском монастыре, который он очень любил. Огромной толпы не было ни в Академии наук, ни в Донском монастыре. Да и не надо было — не дива телевизионная. За гробом Пушкина тоже совсем немного друзей шло. Со временем по-человечески мы поймём, кого потеряли и какое ёмкое, спасительное для жизни народа наследие обрели.

Александр Исаевич очень ценил время. Часто повторял: "Надо каждый день поступком отпечатываться в жизненный путь". Его поступки, его отпечатки на жизненном пути пролегли через всю планету. Национальный русский писатель давно уже стал планетарным писателем, чья фамилия во всех участках земного шара перекликается с именем Россия. Мир праху его.