Интересной является попытка Геродота объяснить, к примеру, тождество греческого Зевса и египетского бараноголового Аммона – того самого, что позже «усыновит» Александра Македонского (читатель видит, насколько раньше бытовало это отождествление, Геродот ведь жил в V в. до н. э.): «Геракл захотел однажды непременно увидеть Зевса, а тот вовсе не пожелал, чтобы Геракл его видел. Когда Геракл стал настойчиво добиваться [свидания], Зевс придумал хитрость: он ободрал барана и отрезал ему голову, затем надел на себя руно и, держа голову перед собой, показался Гераклу. Поэтому‐то египтяне и изображают Зевса с ликом барана… В Египте Зевса называют Аммоном» («История», II, 42).
Конкретно по нашему вопросу – отождествления Осириса с Дионисом – Геродот пишет: «(Египтяне) не везде почитают одних и тех же богов. Только Исиду и Осириса (который, по их словам, есть наш Дионис) они все одинаково чтят» («История», II, 42). «До этих людей в Египте царствовали боги, которые жили совместно с людьми, и один из них всегда был самым могущественным. Последним из этих царей был Ор (т. е. Гор. – Е.С.), сын Осириса, которого эллины зовут Аполлоном. Низложив Тифона, он стал подлинным царем-богом в Египте. А Осирис – по-эллински Дионис» («История», II, 144). «По словам египтян, Аполлон и Артемида – дети Диониса и Исиды» («История», II, 156).
Кстати, Осирис – единственный «крепко» убитый из египетских богов (так-то и Исиде голову отрывали, но ненадолго, и Сет во время боя разорвал противника на 64 части, оперативно собранные и соединенные мудрым Тотом); по ходу дела, проигравший Сет так и не был убит или казнен – то его спасает Исида (за что Гор в гневе обезглавливает мать), то, согласно «Текстам пирамид», по приговору богов Сет должен носить на себе свою жертву, причем для доставки тела Осириса по воде превращается в барку. Так или иначе, он – неодолимая сила мрака и пустыни, поэтому не может быть убит. Но ему досталось крепко: по разным мифам, Гор отсек ему детородный орган, его ногу отрезали и закинули на небо, а когда Сет попытался спастись, обратившись в пантеру, Анубис настиг его и снял шкуру.
Возвращаясь к теме «культурного героя», давно и прекрасно исследованной в различных работах по мифологии, отметим вкратце, что этот тип широко известен и за пределами Египта: наиболее известный – греческий Прометей, научивший людей искусствам и похитивший для них олимпийский огонь, за что и был сурово наказан богами. И смерть такого героя-просветителя далеко не случайна: распадаясь в земле, передавая ей свою силу, он тем самым должен был способствовать ее дальнейшему оплодотворению и процветанию. Далеко не случайно, что Осириса расчленяют и хоронят в разных местах – он на то и божество плодородия, как мы покажем позже. Столь же неслучайно, что многие древнейшие египетские погребения содержат именно такие посмертные расчленения трупов, как у Осириса. Многие празднества египтян в историческую эпоху были связаны с ритуальным погребением фигурок Осириса из глины, смешанной с зернами, которые прорастали в нем (см. чуть ниже); перед началом сева такие же многочисленные «Осирисы» погребались на полях, и Н. Румянцев справедливо подчеркивает, что некогда их место занимали умерщвляемые и расчленяемые люди, особенно рыжие, символизируя живодательную силу солнца и будущие колосья (он же считает, что мифологическое расчленение Осириса на 14 частей «намекает на то, что он, т. е. хлеб и занятие земледелием, кормил собою, питал четырнадцать областей Древнего Египта»). Этакий выбираемый на некий срок (обычно год) царь-жертва также типичен для мифологического сознания древних народов, причем не только в Старом Свете – прекрасно известны такие случаи в доколумбовой Америке. В Европе «классическим» является объяснение, что он символизировал мужа Великой Богини, этакого быка-осеменителя (особенно ярко эта тема прослеживается на Крите с его матриархатом, бычьими играми и т. д., см. позже в соответствующей главе), которого в урочное время приносят в жертву то ли после исполнения своих осеменительных обязанностей, то ли так, через убийство, они фигурально и исполнялись. Кстати, сюда же примыкает ритуальный каннибализм, в историческое время прослеживаемый хоть на казавшемся доселе мирным и благостным минойском Крите [за подробностями можно обратиться к потрясающей работе Ю.В. Андреева «От Евразии к Европе. Крит и Эгейский мир в эпоху бронзы и раннего железа (III – начало I тыс. до н. э.)»], хоть в христианском причастии Божьего тела и крови. Можно вспомнить надпись, где Исида хвалится: «Я вместе с братом Осирисом положила конец людоедству» – логически, стало быть, было чему полагать конец! И далеко не случайно, что этот мотив попал в историю Исиды и Осириса: почему б именно им не бороться с тем, что во II–III вв. н. э. уже считалось варварским и постыдным? Не оттого ли, что прежде они-то со всем этим имели прямую связь, но, как говорится, с обратно направленным вектором? Запросто. Коррелят смерти и плодородия прекрасно прослеживается и в более поздние времена – тут и русская «русалья Пасха» с убийством и захоронением на поле назначенной к тому «русалки», и скандинавская история о «животворной силе» некоего конунга Хальфдана Черного, которого по смерти рассекли на 4 части и захоронили на разных полях для пущей урожайности. Что ж, разлагающийся белок всегда способствует более бурному плодоношению, недаром многие селяне примечали, что на местах боев картошка лучше родится. Как говорил бравый солдат Швейк, созерцая поле боя под Перемышлем: «После войны здесь хороший урожай уродится… Не надо будет покупать костяной муки. Для крестьян очень выгодно, если на их полях сгниет целый полк: короче говоря, это для них хлеб. Одно только меня беспокоит, как бы эти крестьяне не дали себя одурачить и не продали бы понапрасну эти солдатские кости сахарному заводу на костяной уголь».
В итоге Осирис, как владыка подземного мира, даровал возможность воскресения умершему, подобно тому как прорастает «погребенное» при посеве зерно. Примеров – множество. В Фивах Стовратных, т. е. Луксоре, в зале Осириса храма Исиды, имеется следующее изображение: труп Осириса возлежит на погребальном ложе, из него прорастают колосья, которые поливает жрец из сосуда, увенчанного крестом. Сделанные из земли и хлебных зерен с добавлением ладана изображения Осириса египетские жрецы торжественно погребали на ежегодных празднествах в месяце Хойяке, позже вынимали и воочию показывали, как зерна дали всходы в наблюдаемом «Осирисе». Да и не только в символизме дело: Плутарх свидетельствует о том, что, сея зерно, египетские земледельцы приговаривали, что Осирис погребен, а когда всходят ростки – что он возвращается к жизни. При жатве – как свидетельствует уже Диодор Сицилийский – египтяне, сжав первый сноп, рыдали, падали на землю и т. п., поминая Исиду и призывая умершего (а точнее, только что символически умерщвленного их руками) Осириса «Маа-не-хра», т. е. «вернись к нам» (неверно понято и интерпретировано Диодором как имя собственное). Покойников своих нередко египтяне осыпали зерном… «Текст саркофагов» гласит: «Живу я или умер, я есмь Осирис, я вхожу и вновь появляюсь через вас, я распадаюсь в вас, я расту в вас… Боги живут во мне, ибо я живу и расту в зерне, которое их питает. Я покрываю землю, живу я или умер – я есмь Ячмень. Я неуничтожим. Я ввел Порядок… Я стал Властелином Порядка. Я возникаю из тела Порядка…» Не последнюю роль в празднествах Осириса играли фаллосы, носимые торжествующими египтянами в процессиях как несомненные символы плодородия (о подробностях ежегодного прилюдного ритуального онанирования батюшки-фараона в Нил скромно умолчим). Н. Румянцев, анализируя особенности празднеств Осириса и привязывая их к календарю природных явлений, прямо пишет, что Осирис – «божество хлеба или обожествленный хлеб». Явно, дело намного сложнее и многограннее (что признает и сам Н. Румянцев), но пока оттеним лишь этот аспект, после чего возвращаемся к Плутарху.
