Надо же так неосмотрительно глупо всей массой угодить в естественную ловушку! Еще неизвестно, что за гадость в этом болоте, так не похожем на родное Желтое (в коем ничего серьезнее одноименных аллигаторов не водится), обреталась. Жить хочется – придется рискнуть!

Она пошевелила с трудом пальцами всех четырех лап для пробы, затем лапами и почувствовала, что вязнет еще больше в жиже. И Еханна рванула на поверхность топи и вперед, объединив лапы попарно, чтобы эффективнее отталкиваться от грязи, задействовав все свои силы на прорыв из смертельного капкана. Ей сей подвиг удался и она распластала их (лапы) по этой грязи, чтобы иметь наибольшую поверхность соприкосновения с оной. Посмотрела вперед – вожделенная кочка приблизилась всего на метр.

Растопырив пальцы, бедная крыса «поплыла» к спасительному островку твердыни, то увязая выше локтевых и коленных суставов, то «выныривая». Если бы на шерсть не налипли многие килограммы отвратительной дряни, тянущей ее вниз, она сумела бы проскочить столь ничтожное расстояние, как говорится, не замарав лап.

Взобравшись на клочок более или менее устойчивой земли, на котором она кое-как разместилась, Еханна часто-часто, рискуя заново свалиться в жидкий булькающий ад, затрясла телом, брызгая во все стороны вонючей кислой грязью. Уменьшив свой вес на несколько килограммов, резко перепрыгнула на следующую кочку, распластав в воздухе лапы, словно белка-летяга. И вторая кочка выдержала ее массу.

Очутившись на третьей, нежданно зазвенели внутренние колокольчики, предупреждая о близкой, но невидимой пока опасности, надвигающейся с неизвестной стороны. Она быстро завертела головой, выискивая всеми органами чувств угрозу – ничего нового в унылом пейзаже болота не добавилось, однако инстинкты самосохранения играли уже тревожный набат, нарастая с каждой секундой. Она прыгнула на четвертую кочку, чтобы спровоцировать источник враждебности. Затем – на пятую, шестую, седьмую, приближаясь с каждой точкой опоры к заветному мертвому дереву, не забывая озираться в стороны. Гипотетический противник все не появлялся, заставляя мортианку (мортианка – обитательница печально известной Мортиус Терры) нервничать и с предельным напряжением продвигаться по малонадежным кочкам.

Только утвердившись на последней перед остовом мшистой кочке, угроза проявилась во плоти и похожа она на жабу, плывущую к крысе, выпучив блеклые глаза; кожа – вонючая, слизистая и гладкая болотно-зеленого цвета, почти полностью сливающаяся с бескрайними топями. Жаба уже не пряталась в болотной мути, находясь в опасной близости от потенциальной дичи. Но дичь та была не глупая, ждать верной гибели, смирившись со своей участью жертвы, вовсе не желала. А потому воспарила в воздух, оттолкнувшись задними лапами.

Жаба по инерции выскользнула на то место, где только что ютилась Еханна, с неудовольствием захлопнула очень широкую и жадную пасть. Жабой эта тварь болотная лишь помнилась на первый взгляд – судя по внешним данным, все ж амфибия, но точно не жаба. У нее большая длинная голова, занимающая больше трети длины всего тела, жирное отъевшееся брюхо, короткие мускулистые лапы с жесткими перепонками между пальцев, с коротенькими коготочками (эти лапы скорее предназначены рассекать вязкое болото, нежели прыгать и бегать по суше), коротенький же хвост.

Темный сук треснул и обвалился под Еханной, но прежде она успела снова воспарить и приземлиться на сук соседнего дерева, тут же оттолкнулась от него и все опять повторилось.

Амфибия макнула глаза поочередно длинным светло-розовым языком, затем бесшумно пустилась в плавание, преследуя оригинально ускользающую «дичь», держа над поверхностью топей только полголовы с буркалами, зорко следящими за крысой.

Ех не привыкла так долго и далеко прыгать высоко над землей по гнилым деревьям, норовящим рухнуть под тяжестью ее тела, сильно устающим с каждым скачком. И поэтому, когда гнилое болото закончилось, с облегчением полетела вниз, к надежной твердыне, мягко приземлилась в папоротники, с опаской повернулась назад – амфибия выбралась из болота и неуклюже, но довольно быстро, потелепала в ее сторону. Еханна могла бы легко убить эту настойчивую скользкую тварь и без брони «Трона», однако очень вымоталась, да и не видела смысла в умерщвлении. Вначале скрылось в зарослях грязное тело, затем не более чистый хвост.

… Один шел по какому-то странно-живому коридору, образованному столетними ивами, и их кроны густые производили арчатый свод. Необхватные ивы, плещущие необычайным здоровьем, так часто росли, что, казалось, между ними мышь не проскользнет. Еще ивы о чем-то неслышно шептали ему, о чем-то пытались предупредить. Один остановился, вслушиваясь в неясные шорохи, шепот женских и мужских, детских и старческих голосов паутиной вплетался ему в мозг, донося какие-то сведения на незнакомом – мягком, легком и певучем – языке.

Харрол честно старался их понять, разобрать слова – выбросил лишний груз из головы, значительно расширил свое мировосприятие. И шепот перерос в сильные звучные голоса, он отчетливо воспринимал и слышал каждое слово, он мог воспроизводить их самостоятельно… но значения речей так и не понял. И все же Харрол смог постичь их эмоциональный окрас: чистые, приятные, мелодичные голоса предупреждали его об опасностях, грозящих ему на пути, просили кому-то помочь – пожалуй, все, что Один понял. И призрачные голоса, исходящие по всему живому коридору, вовсе не враждебны ему – скорее наоборот.

– Мне неведом ваш язык! Я говорю на другом! – отчаянно проговорил Один, продолжив движение.

Громкие настойчивые голоса, казалось, обиделись, понизились до ворчливого перешептывания и иногда – ропота. Вот только, только действительно ли призраки поняли его, чужой этому миру, язык или не могли понять, почему он не знает их наречия? Мог быть и третий вариант.

Харрол уже почти начал произносить кодовую фразу вызова «Трона», однако в последний момент отказался от этого, справедливо опасаясь, что сие действо может расцениться неведомыми обладателями таинственных голосов как демонстрация грубой и враждебной им силы. И могли предпринять соответствующие меры предосторожности. Не стоит наживать себе врагов в первый же день пребывания в чужих краях. Тем более врагов, которых ты не можешь узреть собственными глазами, пощупать своими пальчиками. «Трон» всегда можно использовать, он проявляется меньше, чем за полминуты.

Голоса сопровождали его до самого конца, беспрестанно предупреждая об опасности впереди и еще о чем-то, пока не окончился живой ивовый коридор – куда? За ним они внезапно оборвались.

Призрачная полутьма странного места сменилась неведомо откуда взявшейся солнечной поляной, окруженной чащей многовековых кедров, сосен и дубов. Посреди установлен каменный помост, к которому вело несколько мостков. На помосте же стояли три статуи из… непонятного материала, посвященные очень юной и прекрасной девушке, печально смотрящей… на него! По ее сторонам – по бокам, – словно грозные стражи, возвышались легендарные чудовища, коих Один узнал по земной мифологии – полузмея-полуженщина Ламия с очаровательной фигуркой выше змеиной части и медведь-оборотень в доспехах, вооруженный смертоносными когтями и зубами – этакий бурый мишка из таежных лесов России и Скандинавского полуострова.

Чем дольше взирал на статуи Один, тем больше уверялся в мысли, что они принадлежат не какому-нибудь безумному архитектору этого мира, а могущественному чародею (или группе чародеев), по одному ему ведомым причинам заколдовавших трех живых существ в недвижные изваяния. В том, что «прекрасная девушка» не человек, Один успел убедиться – из-под прямых, изумрудным шелком ниспадающих по плечам, волос видны кончики востроносых ушей, впрочем, ничуть не умаляющих ее божественного очарования. Наверное, эльфийка! Она умоляюще «смотрела» на него, словно «прося» помощи, – казалось, еще мгновение и из зеленых глаз побегут трогательно-упрямые слезы, способные растопить лед сколь угодно жестокого и черствого сердца.