— Что это? — не понял Тарп.
— Трактир, — объяснила Илалиджа. — Тот самый, в котором мы и с тобой встретились. Не узнал?
— Нет, — покачал головой Тарп. — Впрочем, мы подходили к нему с другой стороны.
— Теперь нам даже и проводник не понадобится! — крикнул Эша. — Дорога-то осталась только одна!
— Сначала переговорим с трактирщиком, — сказал Кай. — И передохнем хотя бы одну ночь.
Возле трактира было все то же самое. Только отметки Кая на стене оказались замазаны грязью.
— Вот твой графит, — протянула ему камень Арма.
— Не нужно. — Он толкнул дверь. — Думаю, что мы здесь последний раз.
Трактир был пуст. Стойка оставалась на месте. Длинный стол и скамьи были расставлены и тщательно протерты. Только хозяина не было видно.
— Муриджан! — крикнул Кай. — Ты жив еще?
В кухне что-то загремело, заскрипела дверь или топчан, раздались шаги, и за стойкой показался трактирщик. Улыбки на его лицо не было. Под глазами появились мешки, лицо стало почти таким же серым, как лицо зеленоглазого.
— Здравствуй, Муриджан, — кивнул трактирщику Кай. — Что случилось?
Трактирщик поочередно окинул мутным взглядом путников, покачал головой, оценив, насколько прорежены их ряды, произнес негромко:
— Сегодня утром у меня в трактире были разбойники. Десять воинов. Кроме них тот, кого называют Сарлата. С ним женщина необыкновенной красоты. И еще один страшный, очень страшный воин с бронзовым диском на груди. Другие называли его Аршем. Они забрали мою дочь. Забрали мою маленькую Аи. И велели передать тебе, зеленоглазый, что если и огонь тебя не берет, ты можешь попробовать ее освободить. Для этого не позднее завтрашнего утра ты должен пойти по западной дороге.
— И что же ты грустишь? — спросил Кай. — Западная дорога за дверями твоего трактира, я перед тобой, до завтрашнего утра целый вечер и целая ночь. Рано вешать нос, Муриджан.
— Если не хочешь захлебнуться болью и горем, начинай отхлебывать, пока они на подступах, — ответил трактирщик. — К тому же западная дорога — это дорога смерти. Но я надеюсь на тебя, зеленоглазый.
— Мы все надеемся на него, — встрял в разговор Эша, — но если ты, дорогой Муриджан, не принесешь нам немедленно чан холодный воды, а потом много-много еды и вина, то завтра утром некому будет идти по западной дороге. Мы умрем прямо за этим столом!
— Сейчас все сделаю, — поклонился старику трактирщик. — Что будет нужно еще?
— Одежда, — сказал Кай. — Мне, — он оглянулся на Арму, которая вновь была у его плеча, — ей. Может быть, еще кому-то. Еще нужны доспехи, какие есть. И вода. Теплая вода. Много. И что-нибудь бросить на пол. Мы заночуем у тебя, Муриджан.
Ужин прошел в молчании, а после него спутники разошлись по углам. Эша забился с выданным ему тюфяком под стол. Шалигай и Теша пристроились невдалеке от Илалиджи, которая улеглась на столе. Тарп и Кишт постелили себе у выхода, перегородив его лавками. Кай сел на пол возле Армы, прижавшись спиной к стойке. День за стенами трактира угасал. Муриджан оставил в зале на стойке только слабый масляный светильник, но даже во мраке Арма чувствовала, что глаза Кая наполнены болью.
— Нас осталось восемь человек, — сказала Арма.
— Семь, — прошептал Кай. — Илалиджа не человек. Да и Теша, и, может быть, Шалигай — уже не вполне люди. Да и я…
— Ты человек, — твердо сказала Арма.
— Надеюсь, — ответил Кай.
— Против нас пять сиунов. — Арма задумалась. — Воины Арша, которые мне показались очень опасными. Сам Арш. Сарлата. Наверное, кто-то еще.
— Тамаш, — проговорил Кай. — Я уж не знаю, что там случилось в пустотном мире, но он явно пошел против Пустоты. Этой Пагубы не должно было случиться. Тамаш ведет Арша. Я помню его. Тот, кто бросил в меня нож, уже не вполне Арш. Прежнего Арша я бы взял легко.
— Пусть, — кивнула Арма. — Пусть и Тамаш против нас. Он правит Салпой, как правит отдаленной деревней какой-нибудь староста, который хочет сохранить власть. Но почему-то не боится правителя соседнего города.
— Между городом и деревней плохая дорога, — вздохнул Кай. — Староста надеется, что паводок вовсе размоет ее, и он станет полноценным правителем своей деревни. А может быть, даже сделает из нее другой город. Впрочем, мы можем только гадать.
— Но Тамаш не староста, — заметила Арма. — Я многое слышала об этом… существе. Он воистину правитель Салпы. Даже тогда, когда нет Пагубы. Он назначает и сменяет смотрителя. Именно он вынуждает храмовников проливать потоки крови, истязать жителей Текана.
— Он сотворяет боль и питается ею, — согласился Кай. — Вся Пустота питается болью и смертью, но первая глотка — Тамаш. А теперь я и сам кормушка для Пустоты. Впрочем, пока, скорее всего, нет. У Пагубы нет доступа в Запретную долину. Здесь даже Илалиджа всего лишь воин. Очень хороший воин, но только воин.
— Кто правит Пустотой? — спросила Арма и щелкнула пальцами, накинув на себя и зеленоглазого заговор безмолвия.
— Ужас и мрак, — ответил Кай и задрожал. — Я был там. Также как и на крыше Храма Двенадцати Престолов в Анде, так и в самой Пустоте. В видении, бесплотной тенью, во сне — неважно. Но я был там. И я не могу описать то, что увидел. Это мир, в котором все вывернуто наизнанку. Там кроны уходят в землю, а корни поднимаются к небу. Там…
— Кто правит Пустотой? — повторила вопрос Арма.
— Ужас, — негромко засмеялся Кай. — Он, как муравьиная урайка, живет в пропасти. Он безобразен и страшен. Но этот ужас и сам в ужасе. Уродливый отпрыск теснит его в бездне. Рано или поздно он отберет у него правление над миром мрака. Так что ему очень нужна новая бездна. Или для собственного отпрыска. Или для себя.
— И стать этой новой бездной назначено Салпе? — выдохнула Арма.
— Всей Салпе, — кивнул Кай. — От моря Ватар до оконечностей гор Северного Рога. От вершин Восточных Ребер до Западных. Текан, Дикий лес, Вольные земли, Холодные пески, Гиблые земли — все будет захвачено ею. Больше того, границы Салпы исчезнут, и в бездну рухнет весь мир, частью которого является Салпа.
— И, — Арма облизала губы, — для этого ты идешь в Анду? Чтобы превратить Салпу в бездну?
— Для этого со мной идет Илалиджа, — ответил Кай. — А я иду для того, чтобы исправить то, что сотворили двенадцать богов, от которых теперь остался только пепел. Я надеюсь возродить их из этого пепла, а с остальным они уж справятся. Главное — освободить их, а прочее — уже их забота.
— Подожди, — прошептала Арма. — Но что тебе дает надежду на успех? Посмотри — Салпа еще не в бездне, а двенадцать уже бессильны. Если ты опрокинешь ее в бездну, что будет с ними? Ты не думаешь, что их пепел вовсе развеется прахом?
— Выходит, что Тамаш прав? — засмеялся Кай. — Лучше оставить все так, как есть?
— Нет, — мотнула головой Арма. — Так тоже плохо.
— Что ты знаешь о Храме в Анде? — спросил Кай.
— Мало, — призналась Арма. — Только то, что рассказывала мне старуха Хуш. Но она рассказывала сказки. Они мне тогда казались сказками. Она говорила, что давным-давно этим миром правили двенадцать правителей — шесть мужчин и шесть женщин. Потом в этом мире появился странник — нищий, который был равен по силе этим правителям, но не мерился с ними силой, поскольку его сила была где-то далеко. Он был то обычным человеком, то тенью, призраком.
— Сиват, — прошептал Кай.
— А потом с ним появилась девочка, — продолжила Арма. — Маленькая девочка со звонким голосом.
— Ишхамай, — произнес имя Кай.
— И она гуляла вместе с Сиватом, и в ней тоже чувствовалась сила, — сказала Арма. — А потом кто-то убил ее. Кто-то из великих, верно, почувствовавших, что эта девочка однажды вырастет и станет угрозой для них. Но убийства не могут быть безнаказанны. И в маленькой деревне люди разбираются с убийцей, а если в мире двенадцать великих, то они вместе — как маленькая деревня. И правители мира не могли оставить убийство безнаказанным. Но никто не признавался в нем. И тогда Сиват призвал построить Храм, начертить магический рисунок на его крыше и определить убийцу. Это был обман, но почему-то двенадцать великих не разгадали его.
