— Отчего же они на мугайские деревни не лезут? — поинтересовался Кай.
— Почему не лезут? Лезут, — зачерпнул деревянной ложкой меда из плошки старик. — Но у мугаев своя песня, да и уйдет мугай в штольню, со всей семьей уйдет, найди его там. Палхи под скалы боятся лезть, кусатара в мугайские ходы не пролезут, а лами с мугаями не справятся. Человек, он ведь такая тварь, вроде бы слабее не бывает, кроме тех же малла, а захочешь раздавить — давилка отвалится.
— Человек? — усмехнулся Кай.
На мгновение замешкался Ирмалант, но сразу же опять принялся охать да посмеиваться.
— И что провидеть хочешь, приятель? Про детей, про девку свою, про хозяйство? Впрочем, ведь нет у тебя хозяйства?
— Нет, — признался Кай. — Но ни про девку, ни про детей пока знать не хочу. Скажи-ка мне, привратник, а кто ночевал вот на этих лежаках? Недавно ведь ночевали? Пахнет потом, кожей, дымом от постелей. Или ты сам с лежака на лежак перепрыгиваешь? Да и во дворе явно ведь лошадки у коновязи до наших стояли?
— Ну какое же это провидчество, — хмыкнул старик. — И по лежакам я не прыгал. Тут ведь как, должность у меня невеликая, так что если кто из отцов обители готов приютить путников, то мне расхлебывать, больше некому. Не, парень, это не провидчество. Позавчера были постояльцы: Данкуй, важный человек из самого Хилана — и два молодца при нем. Один низенький, другой высокий. Только ушли они. Перед самым снегопадом ушли. На Хастерзу. Но не в Запретную долину, нет.
— Значит, нет тут прохода в Запретную долину? — усмехнулся Кай.
— И не было никогда, — вдруг стал серьезным старик, поправил балахон, присел напротив. — Это же горы. Видел уже пригорочек, в котором один из притоков Бешеной дырочку проточил, а уж потом далекие отцы-основатели обители расширили ту дырочку и убежище наше вырезали? В редкий летний день можно разглядеть ее вершину. Так за ней ее сестричка — еще выше. А за той уж братишка ее, так тот и летом вершиной не хвастается, облаками ее окутывает. И так на многие лиги. Горы, ущелья, лед. Или думаешь, что с другой стороны иначе? Слышал про Гиму, которая подревнее нашей обители будет? Так и там то же самое, только что не в скале она выдолблена, а в ущелье построена. И за ней — на долгие лиги горы и горы. Нет, дорогой, если бы был проход в Запретную долину, о том бы говорили в Текане.
— Неужели нельзя перебраться через горы? — спросил Кай. — Или уже закончились в Текане веревки, зубила, молотки?
— Ну ты хватил, — прыснул старик. — Веревки… зубила… Не в том дело, приятель, что веревок мало. Там, — он ткнул пальцем вверх, — человек жить не может. Иногда, раз в сто и двести лет, бывает такой сильный мороз, что Бешеную схватывает. Все ее водопады ледяными столбами ставит. В такие зимы птица на землю падает и на куски разлетается. Так вот там такой мороз всегда, только сильнее он разика так в два. Но не это страшно, и даже не лавины, обвалы, которые во всякий раз готовы похоронить любого смельчака. Страшно, что там ветра нет.
— Как это — нет ветра? — не понял Кай.
— А вот так, — развел руками старик. — Ты хоть считал, как поднялся, пока с равнины до ворот моих доехал?
— Если прикинуть, то на лигу точно, — прищурился Кай. — А если считать от Хурная, то и на две или полторы.
— Вот! — погрозил Каю старик. — На две или полторы. А уже не так дышится. У стариков на перевале и одышка случается. А ветер здесь еще есть. Только он редкий уже. Там, в горах, в седловинах между этими вершинами все забито ледниками да камнями. Там ветер совсем редкий. Такой редкий, что, считай, и нет его вовсе. Дышать нечем. Ниже трех лиг от этого места ни одной седловины не найдешь. А что творится на десяток лиг вглубь что по Южной, что по Северной Челюсти, так я даже и не скажу. Но горы там еще выше.
— Подожди, — не понял Кай, — откуда ж тогда известно, что там есть Запретная долина? Может быть, и нет ее вовсе? А город в ее центре, Анда? Откуда о нем вести?
— Про вести у вестников надо спрашивать, — помрачнел, задумался старик. — Или старые книги не жечь, а сберегать да читать. Наизусть запоминать. Был проход, был. Но был он с севера, и что с ним стало, никому не известно. Да и что делать на равнине-то? Если и есть там город, то мертв он. Давно уже мертв. Как провидец тебе говорю!
— И храм в его центре мертв? — спросил Кай.
— Храмы не умирают, — нахмурился старик. — Покуда стены стоят, крыша имеется, храм живет. Даже если и не дышит на первый взгляд. Что еще провидствовать будем?
— Где мне найти Асву? — спросил Кай.
— Дался тебе этот Асва… — проворчал Ирмалант, но глаза закрыл и соединил ладони, обхватил одной другую, запыхтел, загудел что-то через сомкнутые губы. Открыл глаза через минуту, буркнул недовольно: — Близко он. Очень близко.
Кай оглянулся на Каттими. Девчонка и не вспомнила о кубке с кипятком, сидела, смотрела на старика, только что глаза не натирала, браслет, в тряпицу завернутый, в руках теребила, но последние его слова подтвердила, чуть заметно кивнула охотнику.
— Хорошо. — Кай снял с пояса кошель. — А где мне найти старика под именем Хара, с крестом на лысой голове?
— Вот ведь кому кого, — удивился Ирмалант. — Обычно молодые воины девок ищут, а как найдут, так денег. А тебе все стариков подавай. Это все вопросы? Может быть, сразу все задашь, а то ведь устану я гудеть. А так-то погужу за все вопросы сразу, а потом выложу ответы. Только дороже обойдется. Пусть твоя девка запоминает, чтоб я не пропустил ничего. Ты спрашивай, а я в копилку твои вопросы заводить стану.
Снова закрыл старик глаза, снова ладони вложил одна в другую, но загудел чуть тише, чтобы слова охотника слышать. Кай взглянул на Каттими, которая взопрела от напряжения, стал выдавать один вопрос за другим:
— Где найти старика под именем Хара, с крестом на голове? Где найти женщину, которую зовут или некогда звали Эшар? Где найти мужчину, которого звали или зовут Паркуи? Если его имя теперь Данкуй, скажи мне об этом. Если все-таки есть проход в долину, то смогу ли я его найти? Что меня ждет в самой долине? На воротах Парнса знак Храма Пустоты или что-то похожее на знак Храма Пустоты — на нем двенадцать отметин — шесть кругов, шесть крестов, что это означает? Кто такая Ишхамай? Кто такой Сиват? Чего они хотят, кому служат? Зачем Сиват пометил крестом голову Хары на престоле? Когда закончится Пагуба? Почему слуги Пустоты утверждают, что я служу им? Кому я служу на самом деле?
Оборвал Ирмалант гудение, словно ветер в груди кончился. Открыл глаза, взглянул на Каттими, удивленно выпятил губы и проговорил негромко:
— Хорошо тебя, девка, завернули. Так и не смог проглядеть, где твоя хозяйка. Верно, ты и сама не знаешь? Всегда она была самая опасная, всегда. Только ее волею Салпа на тысячи лет оказалась под раскаленным колпаком. Только ее волею. Все играет, но не наиграется никак. Неугомонная.
Пробормотал не своим голосом, медленно встал и вроде как потянулся за чайником. Потянулся и звякнул. Ножнами о скамью звякнул. Не было ножен ни на его балахоне, ни под ним, а звук до ушей Кая донесся. И еще только разворачиваться стал старик, а Кай уже выхватил меч. Никогда он не вытаскивал его так быстро. Едва успел.
Ударилась сталь о сталь. Загремел, разбившись, кубок. Побежал по темным доскам, исходя паром, отвар. Отпрянула, едва не упала Каттими, но Кай смотрел на то, что осталось у него в руках, и не мог поверить. Его меч не выдержал.
— Да, — сказал Истарк, отступая на шаг от стола, осматривая клинок своего меча — черного, как и у Кая, но не сверкающего, а матового. — Хорошее оружие выковал кузнец Палтанас тебе, парень, под руководством твоей матушки, но сколь ни хорош мастер, не может он прыгнуть выше головы. Выше своей кузницы подняться не может. Вот и вся цена твоей удаче.
Кай выронил рукоять с обломком клинка, и сразу же стал светлеть, рыжеть, крошиться и рассыпаться и клинок, и гарда. Вроде бы только что в руках у воина сверкал лучший меч Текана, и вот уже только полоска ржавчины на дубовом столе.
