Там, где он теперь лежал, ветра не было, и он подумал, что, должно быть, провалился сквозь слой накопившегося в расселине мусора на дно, но так как вокруг стояла кромешная тьма, то подтвердить свою догадку он не мог. Он проголодался и решил перекусить и подумать, что делать дальше: отдохнуть или попытаться вскарабкаться наверх. Он порадовался, что хотя бы нашел подходящее укрытие, так как снаружи уже наверняка наступила ночь. Может, завтра утром сюда пробьется луч света и поможет найти дорогу назад. Если же нет, то его путешествие, похоже, подойдет к концу значительно раньше, чем он ожидал.
Эта мысль показалась ему забавной, и, чтобы поддержать свой падающий дух, он громко рассмеялся. Смех эхом прокатился по подземелью, и он понял, что расселина оказалась гораздо больше, чем он предполагал сначала. Более того, судя по звуку, он находился в самой настоящей пещере. Пролежав некоторое время без сознания, он больше не чувствовал усталости и решил, несмотря на отсутствие света, обследовать окружающее пространство.
Сидя без движения, он просто сошел бы с ума. Он знал, что рано или поздно ему все равно придется попытаться выбраться отсюда наружу, но без света это вряд ли возможно.
Опираясь рукой о стену, он медленно, дюйм за дюймом, стал продвигаться вперед, то и дело коротко посвистывая, чтобы определить направление движения. Эхо по-прежнему отзывалось на каждый звук, уводя его все дальше и дальше под землю. Это его озадачило: похоже, что он оказался в огромной пещере, но как такое могло получиться? Как мог лед создать столь объемное пространство так высоко в горах?
Он прислушался к эху, игравшему обертонами его голоса. Потом наступила тишина, а он все продолжал слушать с видом человека, обремененного тяжкой ношей. Он готов был уже погрузиться в еще более глубокую пучину отчаяния, как вдруг до него донесся какой-то новый звук, который не был эхом. Быть может, своими движениями он вызвал камнепад или что-то в этом роде. Но нет, звук продолжал доноситься через равные промежутки времени. И он вовсе не походил на звук падающих камней. Чем дольше Брэнног прислушивался, тем больше ему начинало казаться, будто кто-то тянет по дну пещеры что-то тяжелое, то и дело останавливаясь, чтобы сделать передышку.
Невозможно было догадаться, как далеко находится источник звука. Света по-прежнему не было, а тьма стояла такая, что у Брэннога даже глаза ломило. Звук возобновился, он явно приближался. Он решил вернуться назад и протянул руку, ожидая наткнуться на шероховатую поверхность стены, но, к своему ужасу, обнаружил, что она исчезла. Его охватила паника. Куда подевалась стена? Он взмахнул рукой еще раз, но стены по-прежнему не было. Всего минуту назад он почти упирался в нее спиной, и вот теперь ее не стало. Он отступил на шаг, но опять ничего не нашел; он протягивал руки то в одну сторону, то в другую, но ощущение было такое, словно он оказался в центре темной комнаты. Он даже попробовал сделать несколько шагов сначала в одном направлении, потом в другом, но, ничего не обнаружив, громко выругался.
Шаркающий звук вновь достиг ушей Брэннога. Теперь он был абсолютно уверен, что его источник стал ближе. Он попытался увидеть хоть что-нибудь сквозь непроглядную стену мрака и тут же подумал, что глаза обманывают его: ему показалось, будто он различает слабое свечение где-то вдалеке. Или оно уже близко? Здесь, в подземелье, чувство расстояния также изменило ему. Он застыл в неподвижности; теперь ему казалось, что он различает и запах. Пахло чем-то земляным и словно бы нечистым; это открытие подтвердило идею, которая уже давно забрезжила в его мозгу и которую он всячески гнал от себя, а именно: к нему приближалось живое существо. Свечение тоже усилилось. Он ясно видел, что оно уже совсем близко — странное зеленовато-желтое мерцание. Брэнног стоял как громом пораженный и трясся от страха. Какая бы тварь к нему ни приближалась, добра от нее ждать не приходилось. Но куда же ему деваться? Свет, который испускала тварь, не указывал дороги к спасению. Стены тоже отступили, раздвинувшись, точно театральный занавес.
Наконец тварь приблизилась настолько, что он сумел ее разглядеть во всех подробностях и тут же пожалел об этом. «Может, я сплю, и мне снится кошмарный сон?» — подумал он. Его разум отказывался верить в реальность происходящего. Верхняя часть тела твари была толщиной как трое взрослых мужчин. Из нее торчали два напоминавших руки отростка. Упираясь ими в землю, тварь двигала свое тело вперед бросками на манер безногого калеки. Ног у нее и впрямь не было, корпус просто сходил на нет, как у земляного червя. Сам по себе этот уродливый торс мог показаться капризом природы, не более того, но голова чудовища окончательно сразила Брэннога. Внешне она отдаленно напоминала голову человека, хотя и непропорционально большую. Прежде всего, на ней выделялись огромные, как плошки, абсолютно белые глаза. Могло даже показаться, что они слепы, поскольку зрачок в них отсутствовал напрочь, однако это было не так. Тварь источала свой собственный свет, который буквально вытекал, словно пот, сквозь каждую пору ее тела. Носа не было — по крайней мере, Брэнног не заметил ничего похожего; зато рот, широкий и толстогубый, напомнил ему пасти глубоководных рыб. Чудовище, пыхтя, продолжало тащиться к нему, а он с ужасом и отвращением разглядывал пальцы-лопаточки, которыми заканчивались руки существа.
Брэнногу хотелось бежать, но он не знал куда. Рано или поздно он загонит сам себя в угол, а это ему вряд ли поможет. Насколько быстро могла передвигаться эта тварь? Судя по тем усилиям, с которыми ей давался каждый шаг, довольно медленно. Рыбак вытащил из заплечного мешка топор, единственное свое оружие, и, зажав его в руке, нырнул в сторону. Голова чудовища повернулась за ним, из пасти выскользнул узкий длинный язык, не представлявший, по-видимому, опасности сам по себе.
Брэнног попятился. Глаза-плошки продолжали следить за ним. Огромная морда не выражала ничего, кроме какой-то придурковатой решимости. Скрюченная рука протянулась к человеку, но тот ловко увернулся и взмахнул топором, отчего воздух вокруг него засвистел. Тварь немедленно зашипела и принялась плеваться, точно разъяренная кошка. Далекие стены пещеры, отражая каждый звук, рикошетом посылали их в разные стороны. Тварь подползла ближе, и Брэнног, петляя, принялся отступать назад в надежде сбить ее с толку. Но чудовище не попалось в ловушку, а напружинилось, точно готовясь к прыжку. Не сводя с него глаз, Брэнног продолжал сжимать свой топор. Как он и предполагал, тварь бросилась вперед, на этот раз гораздо проворнее, чем раньше, но человек оказался быстрее: сделав шаг в сторону, он размахнулся и рубанул топором по ее руке. Его собственная рука тут же онемела: отдача была такая, будто он со всего размаху ударил по каменной колонне.
Тварь издала устрашающее шипение, бешено шевеля губами от боли. Не давая ей прийти в себя, Брэнног нанес новый удар. На этот раз топор глубоко вошел в тело. Чудовище взревело, едва не обрушив потолок пещеры им на головы, и принялось бешено колотить руками. Брэнног отскочил в сторону. В неясном свете, испускаемом тварью, Брэнног разглядел кровь на ее шкуре, но тут же принял решение не расслабляться и не терять бдительности. Чудовище качнулось назад, подобралось и прыгнуло, используя нижнюю часть своего нелепого тела как пружину. Брэнног успел увернуться, но тварь все-таки задела его на лету, и он потерял равновесие. Перекувыркнувшись через голову, он вскочил на ноги и успел еще раз рубануть по тянувшейся к нему руке. На этот раз лезвие его топора угодило чудовищу между пальцев, и когда рука, стремясь прервать болезненное соприкосновение, рванулась назад, оружие выскользнуло из рук человека и со звоном отлетело куда-то в темноту.
