Но, может, неслучайно она такая? Сколько меня за всю жизнь ругали, наказывали — и надо сказать, за дело. Но ни разу даже пальцем не тронули. Бабушка, правда, грозилась выдрать как сидорову козу. Так я и не узнал, почему коза сидорова. Хотел потом погуглить, но сразу забывал.
Вот вроде бы и не было мне до Маликовой никакого дела, но чем дальше отходил от ее дома, тем гаже становилось. Откуда мне знать, может, ей с парнями даже разговаривать запрещено под страхом смертной казни. А я тут влез. И оправдывайся теперь, что ничего такого не думал и не хотел. Наверно, теперь будет меня ненавидеть еще сильнее.
Но, с другой стороны, с какой стати я должен из-за этого париться? Как Женька говорит, под каждой крышей свои мыши. У них — вот такие. Домашние.
И все-таки, все-таки… Если ее дома лупят…
То что? Бежать в полицию? Да там меня на смех поднимут. Иди, скажут, пацан, играй в песочек. Или, может, Женьке рассказать?
Когда я пришел домой, она уже легла: дверь в гостиную была закрыта.
— Сев, ты? — прилетело оттуда.
— А ты кого-то другого ждала? — съехидничал я, снимая кроссы.
Женя не ответила, свет под дверью погас. Я обычно так рано не ложился, но тут захотелось вытянуться, закрыть глаза и отгородиться темнотой от этого дня, тупого и противного.
Утром я столкнулся с Маликовой на школьном крыльце. Обычно она почти не красилась, разве что ресницы немного, а тут на ярком утреннем солнце прямо бил в глаза густой слой тона, из-под которого на скуле проглядывал наливающийся соком фингал.
Ого, у маменьки рука тяжелая!
Мне снова стало паршиво. Захлестнуло чувством вины, и от этого злость распухла еще сильнее.
— Маш…
Она повернулась и сощурилась так, что задрожали нижние веки.
— Ты извини… я вчера…
Выдавилось с трудом, как засохшая зубная паста из тюбика.
— Мирский! — теперь уже задрожали губы, глаза заблестели. — Просто отвянь! Ты уже зае… — она запнулась, потому что рядом шла какая-то мамка с младшеклассником. — Ты задолбал уже! Я тебя уже видеть не могу! Меня от тебя блевать тянет, как от твоего таракана! Ты просто…
Он шмыгнула носом, стерла слезу и ломанула к двери.
— Истеричка, — буркнул я, глядя ей вслед.
— Сволочь! — огрызнулась она, даже не повернувшись.
Первым уроком была физика. Не самый мой любимый предмет, но и без особых проблем. А вот сейчас сосредоточиться никак не получалось. Казалось, в спину целятся из… не знаю, из минигана, может?
Если я такой говнюк, Маня, то чего ж ты на меня пыришься? Или шаманишь, чтобы я помер?
Вот правда, было в ней что-то такое… то ли из тайги, то ли вообще полинезийское. Широкий нос, пухлые губы, глаза чуть с косинкой.
— Сев? Сева? — Лидка подергала меня за рукав. — Ты чего сегодня такой? Я тебя третий раз зову, а ты не слышишь.
— Что?
А вот эта красотка, прямо по стандартам. Голубоглазая блондинка с роскошными сиськами и ногами от ушей. Но такая душная. Вербицкая хоть тихо меня обожала на расстоянии, а эта липла, как скотч. Уселась со мной еще осенью и буквально вешалась на шею.
— У тебя что-то случилось? Сидишь, думаешь о чем-то.
— А тебя это касается? — я высвободил рукав из ее пальцев в лиловом маникюре.
— Ну я же по-дружески, — Лидка страдальчески сдвинула брови.
Ага, по-дружески. Подружечка нашлась!
Я как-то спросил в компании: почему, интересно, некоторые телки, пока не пошлешь их публично матом, уверены, что у тебя на них тайно стоит.
Наивняк, хрюкнул Хаммер — это было еще до того, как я его раздел. Таких даже пошлешь, сказал он, все равно будут так думать. Потому что им никак не поверить, как же их могут не хотеть — таких прекрасных.
Все шесть уроков у меня зудела спина и чесался затылок. Так и тянуло обернуться, но держался. Зачем оборачиваться? Чтобы напороться на ненавидящий взгляд, как на вилы?
После уроков пришлось зайти в кабинет информатики, отдать сборник задач для подготовки к ЕГЭ. Кроме обязательных русского и математики, я выбрал информатику и английский. У Викши — Виктории Андреевны — числился в фаворитах, да и она, пожалуй, была моей любимой учительницей. Мы обсудили одну каверзную задачку на формулу Шеннона, поговорили об экзамене и о поступлении. Когда к ней на кружок прибежали пятиклашки, я двинул домой, но притормозил у кабинета биологии.
Марго разговаривала с кем-то внутри, стоя у приоткрытой двери. Ее голос, обычно мягкий, мурлыкающий, сейчас напоминал лезвие бритвы.
— Надеюсь, вы все поняли, Вера Анатольевна. Я не шучу и не пугаю. У меня действительно есть возможности устроить вам и вашему мужу самую развеселую жизнь. Я понимаю, что огласка может повредить Маше, но если до вас не дойдет, придется через это перешагнуть. Я предложила вам выход из ситуации, думайте.
Повредить Маше? Не Маликовой ли случайно?
— Никто не давал вам права лезть в чужую жизнь! Я к директору пойду! Чтобы какая-то соплячка…
Дверь распахнулась — и да, из кабинета вылетела мадам Маликова-старшая.
— Здрасьте, — от неожиданности вырвалось у меня.
Они с Машкой были совсем не похожи, но этот откровенно ненавидящий взгляд я узнал.
О боже, тетя, а вам-то я чем так насолил?
Глава 6
Глава 6
Маша
Мне и раньше прилетало. Когда была маленькая, чаще по попе. Потом уже больше по лицу. Я никогда не могла поймать момент и увернуться, это всегда получалось неожиданно. Она разгонялась до ста километров в час даже не за секунды — быстрее. Иногда я понимала, что попало за дело, но чаще мать заводилась совершенно на пустом месте.
— Шалава малолетняя, — прошипела она в лифте, и только тут до меня дошло!
Бли-и-ин, она же и правда думает, будто я соблазняю ее драгоценного Виталика! Может, даже тот сам ей что-то такое напел в уши. На всякий случай — а вдруг нажалуюсь. А тут еще Мирский очень в тему нарисовался. И я потом маслица своими словами подлила — мол, с мальчиком на уроке целовалась.
Идиотка, и дернуло же за язык!
Дома быстро сняла куртку и ботинки, шмыгнула в свою комнату. Ужинать не пошла, да меня никто и не звал. Слышала, как они с Виталей разговаривают на повышенных тонах, на грани крика. А есть хотелось страшно, в животе пело и плясало. Порылась в ящиках стола, нашла свою заначку — кусочек шоколадки. Ну хоть как-то желудок обмануть, пока они спать не лягут.
В голове гудело, скулу ломило. Посмотрела в зеркало — красота, уже фингал зреет. А еще знобит и горло дерет. Протянуло все-таки на ветру. Не хватало только заболеть. Месяц назад уже таскалась в школу с температурой, вся в соплях. Лишь бы с Виталей дома не оставаться.
Уроки почти все сделала в библиотеке, осталась одна геометрия. Вот это у меня ну никак не шло, хоть тресни. До десятого класса математику еще более-менее тянула, на крепкую четверку. Как и физику. Поэтому и взяли в физмат — английский-то вообще еле-еле. Хотела в медучилище, но мать встала на дыбы: нет, кончай школу, поступай в институт. Хотя после училища как раз скорее бы поступила. А теперь что? На бюджет точно не вывезу. Но даже если бы случилось чудо — как и на что жить эти шесть лет?
Кто это сказал, что мечты разбиваются о реальность? Я с детства лечила своих кукол и мишек. Биологию любила, химию не очень, но понимала. В кружок ходила, его старенькая биологичка вела, еще до Марго. А поступать все равно придется туда, куда баллов хватит. Но так не хочется…
А может, все-таки в медучилище на вечернее? Ну и что, что после одиннадцатого. Три года учиться, кажется, а не четыре, как после девятого. Устроюсь санитаркой в больницу. Или регистраторшей в поликлинику. Там они всегда требуются. Деньги, конечно, крошечные, но ничего, как-нибудь вытяну. Главное — чтобы хватало комнату снять и немного на еду.
Я даже чуть не рассмеялась — от радости и облегчения. И почему это мне раньше в голову не пришло? Переживала, психовала из-за ЕГЭ. Мать словно загипнотизировала: никакого училища. Я и не думала об этом больше.
