– Но я ведь тоже могу не понравиться ему? Что тогда будем делать?
– Положись на меня. При личной встрече он не сможет нам двоим отказать, в этом я уверенна.
– Но я... – опускаю глаза вниз и смотрю на гору скомканных салфеток. – В голове не укладывается все это. Ты так спокойно обо всем говоришь. Но у меня в голове уже миллион вопросов и протестов. А что, если я не смогу отдать малыша? А если меня здоровье подведёт? Или раньше срока родится ребёнок? Моя Женька ведь на месяц раньше решила появиться на свет. Да и вообще... анализы, наблюдение врачей и так далее. Как ты себе это представляешь?
– Это все моя забота. Главное на данный момент — это уговорить мужа.
– В этом деле – я точно не помощник. Мне бы как-то самой подумать на этот счёт. Может вам поискать другую кандидатуру?
– Тебе деньги ведь нужны? Или ты уже брата уже спасти не хочешь?
– Хочу, конечно. Просто ты тут предлагаешь не деньги в долг под большие проценты. Ты предлагаешь выносить чужого ребёнка. Я не представляю, как это сделать. Не могу сложить в голове это уравнение. Не могу представить как это: всю беременность я буду чувствовать, как внутри растёт малыш; буду ощущать его шевеления, толчки; буду разговаривать с ним, а потом «бац» и просто отдаю его другим людям. По сути, ведь это отказ от части себя навсегда.
– Извини, Вер, но при чем тут «отдать часть себя»? Твоя там только матка, которая остается с тобой и после родов. А подсаженный эмбрион – это часть двух других людей, которые в силу сложившихся обстоятельств не могут самостоятельно справится с вынашиванием беременности. То есть растущий внутри матки ребенок – это не ты и не твоя собственность. Это если говорить грубо и на языке бизнесменов. Да, я предлагаю тебе сделку. Вполне легальную.
– А быть есть другой способ занять у тебя денег? – предпринимаю я жалкую попытку уйти от этой странной темы. Все мое нутро противится этому. И в то же время я не могу вот так просто ответить девушке окончательное и бесповоротное «нет». Не могу поставить под угрозу дальнейшую судьбу брата.
– Пойми, Вер, в моем мире большие деньги просто так никто не раздаёт. Даже под большие проценты. Я очень сомневаюсь, что ты за девять месяцев (как в предложенной мною сделке) сможешь вернуть такую сумму, имея на руках годовалую дочь, родителей после аварии и брата, которому необходимы операции, постоянный уход и реабилитация.
– Но...
– Вер, давай на чистоту. Я понимаю, что тебя гложет моральный аспект предоставленного варианта. Но подумай чуть глубже. Ты не будешь отдавать ребёнка абы кому. Мы с мужем не бомжи из подворотни и не государственный детский дом с сомнительной репутацией. Ты родишь ребёнка обеспеченной, любящей семье. Новорождённый малыш или малышка не будет ни в чем нуждаться. И в дальнейшем гарантированно получит хорошее образование и шикарную путёвку в жизнь. Одновременно с этим, ты поставишь брата на ноги и поправишь финансовое положение своей семьи. Да, ты не ослышалась. Я хочу предложить за твои услуги суррогатной матери сумму втрое больше, чем тебе необходимо. Первую часть получишь сразу (как гарантию серьёзности нашей сделки), а остальное после выполнения поставленной задачи. То есть после успешных родов.
– А если я не дам согласия?
Крис никак не комментирует мой вопрос, мастерски продолжая гнуть свою линию:
– Данное предложение имеет ограниченный срок действия. Я жду твоего ответа до вечера. Утром оно утратит силу, даже если ты позвонишь.
***
– Ничего себе заявления! «Утром оно утратит силу» ... Эта девушка совсем с ума сошла! Вер, я надеюсь ты её послала «в дорогу дальнюю»? Тоже мне благодетельница нашлась. Да я б ей....
– Угомонись, Кать. Я не собираюсь соглашаться. Просто подожду до утра и буду собирать деньги дальше. У меня на завтра назначена встреча в банке. Хочу узнать смогут ли они дать мне кредит и на какую сумму.
– Вер, да какой кредит? Ты же знаешь какие там условия кабальные условия и бешеные проценты.
– У меня другого выхода нет. На руках есть только треть предварительно названной врачом суммы, а итоговая, как мы обе понимаем, может быть намного больше.
– Да уж. Засада просто.
– Ещё у матери диабет сахарный обнаружили. Из-за этого скорее всего придётся с загипсованной рукой проходить где-то на месяц больше обычного. Кости срастаются хуже при таком диагнозе.
– Да что ж это такое? Будто кто-то сглазил семейство Литвиновых. Все валятся и валятся на вас беды. Уму не постижимо. Других людей на земле что ли нет?
– Не говори так, Кать. Бывают ситуации и похуже, чем наша. Прорвёмся. Где наша не пропадала? Да, Женек? Классную тебе машинку тётя Катя принесла?
– Дый, дый. – Пытается повторить рычание мотора маленькая принцесса.
– Но в церковь я все же думаю, стоит сходить мне. Так на всякий случай.
Поздний звонок от доктора из детской больницы, заставляет забыть обо всех предыдущих планах.
Я медленно сползаю по стеночке вниз, слушая монотонный голос медика. Его голос не выражает ничего. Но мои колени дрожат, а рукой я пытаюсь зажать рот, чтобы не завыть и не испугать этим Женю.
Брату стало хуже. Снова открылось кровотечение.
– Делайте все, что нужно. – Единственное, что могу произнести в трубку, вытирая ладонью слезы, прорвавшиеся таки из закрытых глаз. – Утром я привезу все деньги.
– Что случилось, Вер? – переспрашивает, подскочившая ко мне, Катя.
Я машу головой, мол, не могу сказать и слова. Чуть позже.
У меня есть силы только на один, самый страшный звонок. И выхода другого нет.
– Надеюсь, я успела?
– Добрый вечер, Вера.
– Я согласна на все условия, Крис. Только деньги мне нужны уже сейчас.
Глава 31.
Вера.
– Проходи в гостиную и присаживайся на диван. Я сейчас распоряжусь, чтобы нам приготовили чай.
– Нет, не нужно. Я так нервничаю, что боюсь и глотка не смогу сделать.
– Тем более, тебе надо выпить чаю. Наша помощница по дому делает изумительный ромашковый чай. После него нервная система мигом приходит в состояние покоя. А в сложившейся ситуации тебе теперь вообще нервничать нельзя. Надо учиться сохранять спокойствие в любой ситуации. Твое здоровье играет очень большую роль для предстоящей беременности.
При упоминании причины, из-за которой я сейчас нахожусь внутри этого огромного дома, заставляют мои руки трястись еще сильнее. Лучше бы я ы эту секунду сидела под дверями операционного блока в детской больнице и молилась за здоровье младшего брата.
Лоб покрывается испариной, ладони леденеют. Надеюсь, пока я здесь, с Артемом ничего не случится.
– Хорошо, я выпью вашего волшебного чая.
– Вот и отлично, – хлопает в ладоши довольная Кристина и убегает из комнаты.
Вчера в семь часов вечера, когда она давала мне деньги, на ее лице не было ни грамма улыбки. Кате со стороны даже показалось, что девушке совершенно наплевать на мое согласие. Сегодня же ее как будто подменили. Кристина сияет от счастья. От нее во все стороны исходит бешеная волна позитива и отличного настроения.
Только вот на меня ее чрезмерная радость не переносится. Я по-прежнему считаю, что мы совершаем какую-то несусветную глупость.
Я не должна находиться здесь.
Вся аура этого большого дома, как мне кажется, наполнена одиночеством и грустью.
Кристина со своей белоснежной улыбкой не вписывается в этот серый, безликий интерьер.
Я смотрю на полупустые книжные полки, висящие на отштукатуренной холодной стене, и не понимаю, почему здесь нет ни единой фотографии. Ведь они так и просятся, чтобы их поставили на почетное место. Но нет. Здесь не ничего. Ни общих снимков с мужем, ни отдельных портретов.
Ничего.
Их будто убрали с глаз долой.
Мороз по коже от этого дома. Меня гложет плохое предчувствие. Боюсь даже присесть на диван. Кажется, если я сяду на этого черного кожаного гиганта, то аура одинокого дома поглотит и меня с головой. А я не одна, у меня есть моя Женечка.