– Доктор, если честно, я в последнее время больше думал о Морганах, чем о себе.

– И что из этого вышло! Я не велел вам заводить друзей! Вам не следовало думать ни о чем, кроме вашего ступора.

Самое бы время сказать ему о причине моего визита, но он все говорил и говорил.

– Совершенно очевидно, что перед нами иной, чем прежде, тип паралича. Тогда на вокзале, вас обездвижила невозможность сделать выбор. Этот случай меня заинтересовал, и я его лечил. Но теперь вы просто-напросто загнали себя в тупик

– вульгарное, идиотское положение, даже никакая и не дилемма, и, нате вам, из-за этого идет насмарку вся проделанная работа.

– Доктор, я прошу прощения – женщина собирается покончить жизнь самоубийством.

– Если ее муж после этого пристрелит еще и вас, вам это пойдет только на пользу. Мифотерапия… Мифотерапия избавила бы вас ото всех возможных видов вовлеченности, если бы вы только дали себе труд неукоснительно ее практиковать. Собственно говоря, этим вы и занимались, но только выбрали себе – как последнии идиот – самую невыгодную роль. Даже роль негодяя и то бы подошла, но только настоящего, без страха и упрека! Но вам взбрело в голову играть кающегося грешника, причем именно тогда, когда посыпать голову пеплом уже не было никакого смысла, – а лучшей роли, чтобы вогнать вас в полный паралич, я и представить себе не могу. Вот уж воистину! – вскричал он, разойдясь не на шутку. – Ваш случай был самым любопытным за годы и годы моей практики, а вы мне все изгадили!

Он полных две минуты молча жевал сигару и глядел на меня в упор злыми черными глазами. А я физически ощущал, как утекает время.

– Не могли бы вы…

– Молчать! – раздраженно рявкнул он. – Если она и в самом деле покончит с собой, на вас это окажет крайне антитерапевтическое воздействие. Пожалуй, даже катастрофическое. Во-первых, вас может убить ее муж или, чего доброго, вы сами застрелитесь, рецидивчик-то у вас не из приятных. Обе эти возможности я мог бы предотвратить, оставив вас на Ферме, но он может пустить по вашему следу полицию, как только обнаружит, что вы исчезли, а мне тут только полиции не хватало. Как же вы все испакостили! Два года работы псу под хвост – из-за дурацкой какой-то интрижки!

– А вы не могли бы сделать ей укол эрготрата, а, Доктор'? – быстро спросил я. Доктор даже вынул на секунду сигару изо рта, чтобы поуничижительнее на меня глянуть.

– Дорогой вы мой, из каких таких соображений я стал бы держать здесь эрготрат? Вы что, всерьез считаете, что эти леди и джентльмены совместными усилиями способны кого-нибудь зачать?

Я покраснел.

– Ну… может, вы могли бы выписать рецепт?

– Не пытайтесь выглядеть большим идиотом, чем вам это на роду написано. С тем же успехом вы его можете выписать собственноручно.

– Господи. Я не знаю, что делать.

– Хорнер, перестаньте валять дурака. Вы приехали сюда просить меня сделать ей аборт, а не болтать об иммобилизации.

– А вы сделаете? – умоляющим голосом спросил я. – Я заплачу любые деньги.

– Вздор. А если я запрошу семь тысяч долларов? Вы хотели сказать, что готовы отдать долларов, ну, скажем, в пределах пятисот. А поскольку, едва я закончу операцию, вы тут же забудете о необходимости расплатиться, реальная сумма, скорее всего, сведется к сотне, ну, к двум. Если я не ошибаюсь, у вас ведь на руках больше-то и нет?

– У меня сейчас около двухсот семидесяти пяти долларов, Доктор. И я вам с радостью их отдам.

– Хорнер, я не занимаюсь подпольными абортами. За всю свою жизнь я их сделал, наверное, не больше десятка, и это было очень давно. Согласившись, я поставлю на карту, во-первых, это вот мое заведение, во-вторых, будущее благополучие моих пациентов и, в-третьих, собственную свободу. И что, по-вашему, ради двухсот семидесяти пяти долларов стоит рискнуть? Или ради пяти тысяч, если уж на то пошло?

– Мне больше нечего вам предложить.

– Есть, и если вы это сделаете, я сделаю барышне аборт.

– Я согласен на любые условия.

– Еще бы. Другое дело – собираетесь ли вы сдержать свое слово. Я намерен переменить дислокацию Фермы – вы, конечно, обратили внимание, какой у нас в холле и в приемной бардак. В виде исключения мы на сей раз переезжаем по собственной воле, а не потому, что нас к этому вынуждают; я нашел местечко получше, в Пенсильвании, и в среду мы отсюда снимемся. Миссис Доки должна была с вами завтра связаться – но раз уж вы все равно здесь… Если бы не переезд, насчет аборта можно было бы и не заикаться; но поскольку нас все равно здесь скоро не будет, я сделаю его сегодня же ночью.

Меня от неожиданности прошибла слеза, и я ни с того ни с сего рассмеялся.

– Лучше всего было бы просто дать вам для барышни катетер. Она бы походила с ним денек-другой, начались бы схватки, и – выкидыш обеспечен. Плюс, конечно, сильное кровотечение, но тут уж ни одна больница ей в приеме не откажет, в порядке экстренной медицинской помощи. А нравится мне этот вариант потому, что ей не нужно было бы сюда приезжать; однако дело это нескорое, схватки могут начаться только в среду, а катетер в матке доставит ей такие незабываемые ощущения, что она, глядишь, и без того пустит себе пулю в лоб. Привезете ее сегодня ночью сюда, я вычищу зародыш, и все дела.

– Привезу, конечно, привезу. Господи, как здорово!

– Ничего здорового. Дело это грязное и неприятное до крайности, но я возьмусь за него – как за последнюю возможность спасти ваш случай. Взамен вы не только отдадите мне все ваши деньги – этот переезд вылетит мне в копеечку, – но и сами уволитесь с работы и поедете с нами. Мне это нужно по двум причинам: во-первых, и это главное, для того, чтобы успешно вернуть вас в график терапевтических процедур, я должен иметь вас под рукой двадцать четыре часа в сутки; во-вторых, мне понадобится молодой мужчина – пока мы окончательно не устроимся на новом месте, у нас будет масса тяжелой физической работы. Это и будет ваш первый терапевтический курс. Трудотерапия. Может, цена чересчур высока?

Я вспомнил о старичках в дормитории.

– Не тяните резину, Хорнер, – сурово сказал Доктор, – я ведь могу и передумать. Ваш случай – это мое хобби, и я им увлечен, но не до одержимости, а вы раздражаете меня едва ли не чаще, чем забавляете.