– Человек учится на собственных ошибках, не так ли? Если вы еще не окончательно махнули рукой на своего ученика, очень вас прошу, найдите время, чтобы указать, где и в чем он ошибается.

– Непременно, – кивнул Аввакум. И сразу же обратился к капитану на «ты». – Об этом, приятель, ты бы и сам догадался, если бы у тебя осталось больше времени на размышление. А нынешней ночью у тебя было много напряженной работы, да к тому же поездка. Я чувствую, что письмо инженера, которое тебе удалось сфотографировать, наведет нас на очень важный след. Искренне благодарю за это письмо. А что касается других вещей, как обычно, в десять часов мы встретимся с полковником Горановым. Тогда ты поймешь, что я имею в виду. Иное дело – полковник Горанов! Наиболее верный путь к его «рецепторам» – это компьютеры, а я чересчур отсталый, чтобы понимать такую музыку! Domine, non sum dignus![2]

И, к превеликому удивлению капитана Петрова, его лицо неожиданно нахмурилось, а в глазах будто промелькнула тень безрадостного осеннего утра. Ведь до сих пор это свое «Domine, non sum dignus» он всегда повторял с шутливой улыбкой.

Капитан Петров отправился в кондитерскую, потому что по дороге из Пловдива в машине испытывал острые приступы голода. Его преследовал аромат молотого кофе, запах свежевыпеченных булочек. Однако, подойдя к кондитерской, ему вдруг перехотелось есть. Он уже не чувствовал даже дразнящего аромата кофе.

Никуда не заходя, он направился в управление искать адрес дяди Прокопия.

Сеял тихий, почти незаметный дождик. На улицах пустынно. Жизнерадостная молодежь Н. уже отправилась на работу, а пенсионеры, шаркая шлепанцами, еще вытряхивали спальное белье и проветривали свои жилища.

На улицах было тихо, и Аввакума охватило удивительное чувство, что он уже давным-давно идет по улице без конца и краю, а дождь льется беспрерывно, не переставая, тоже уже бог знает сколько времени. Это было мгновенное чувство, оно лишь промелькнуло тенью в его душе, и след его был неуловимый, как след быстрокрылых птиц – пронесутся и исчезнут, только в воздухе будто что-то осталось после их полета. Аввакум посчитал это чувство «повторяемости» просто усталостью: пятнадцать лет идет он своей улицей, которая остается той же самой, хотя и выглядит всегда по-разному.

«Следующим летом непременно съезжу в Италию», – пронеслось у него в голове. Он не мог закончить последний том своей трилогии о средиземноморской мозаике, не пройдя пешком из конца в конец сицилийское побережье.

По дороге, хотя думал он о Сицилии, все же завернул в большой цветочный магазин с выставленными в витрине роскошными букетами осенних цветов. Попросил продавщицу составить букет из хризантем и астр и оставил деньги, чтобы его доставили по указанному им адресу.

Эти цветы были для маленькой ясновидицы. Прекрасные цветы!

Астры своим нежным ароматом пробуждали в душе воспоминания о чем-то давнишнем, а хризантемы грустно напоминали, что в конце концов все превращается в воспоминания.

День выдался хмурым, и даже в голову не приходило насвистывать что-нибудь веселое.

Да и с какой стати насвистывать в такое время?

Каждый день в десять часов утра руководители обеих оперативных групп собирались в аппаратной управления. На этих коротких совещаниях присутствовал также иногда начальник милиции, или майор Иванов, или кто-нибудь из других специалистов – все зависело от вопроса, который обсуждался. На сей раз присутствовал лишь майор Иванов. Аввакум пришел с капитаном Петровым, а полковник Горанов на полчаса опоздал, так как знакомился со стенограммами вчерашних допросов.

Выслушав короткую информацию о дополнительно полученных до этого времени сведениях, полковник Горанов попросил у Аввакума разрешения обобщить состояние хода расследования утечки информации с ЗСС в данный момент. Аввакум любезно кивнул, и Горанов тотчас начал:

– Вчера, двадцать четвертого октября, в три тридцать генеральный директор ЗСС отнес инженерам конструкторского отдела – под расписку! – секретный документ под кодовым названием МЗ. В пять сорок пять начальник отдела инженер Прокопий Сапарев позвонил генеральному директору с намерением вернуть секретную документацию с тем, чтобы тот спрятал ее в своем специальном сейфе. Генерального директора на месте не оказалось, и инженер Сапарев, не спросив, вернется ли он и когда, не посоветовавшись с заместителем генерального директора, решил оставить документацию в сейфе отдела. Он взял ключ от сейфа, и, через несколько минут после шести, трое инженеров – Сапарев, Хафезов и Карадимов – вышли с завода и так называемой загородной дорогой отправились в ресторан «Пьяные вишни».

В шесть двадцать шесть кто-то позвал инженера Сапарева к телефону. В шесть часов двадцать восемь минут он вышел из ресторана. Вахтер отдела Стамо Стаменов (скончавшийся этой ночью от кровоизлияния в мозг) и вахтер, дежуривший у подъезда «Б», единодушно подтвердили, что инженер Прокопий Сапарев вернулся в отдел в шесть часов сорок минут и пробыл там до шести пятидесяти.

Инженер Сапарев возвратился в «Пьяные вишни» в семь ноль три.

В семь двадцать в ресторане появляется вахтер Стамо Стаменов и при свидетелях заявляет, что инженер Сапарев недавно находился в конструкторском отделе, пробыл там какое-то время и ушел в его отсутствии, прихватив с собой ключ.

По этому поводу между ними вспыхивает ссора, Сапарев бьет Стаменова по лицу. Со Стаменовым случается обморок. Ночью, не приходя в сознание, он умирает в больнице.

В результате следствия установлено:

а) что в руках Прокопия Сапарева побывали секретные документы;

б) что возле сейфа остались два вида следов. Одни – от его сухой обуви, другие – опять-таки от его обуви, но только мокрой.

Примечание. С шести часов начался сильный дождь.

Следователю Прокопий Сапарев давал уклончивые и противоречивые показания относительно времени, проведенного им между шестью часами двадцатью восьмью минутами и тремя минутами восьмого. Вначале он утверждал, что сошел на первой остановке автобуса № 2, разговаривал там с каким-то человеком около пяти минут, а потом вновь вернулся в ресторан автобусом № 2. Затем, прижатый следователем, он дал другие показания – что простоял на остановке не пять, а двадцать минут, утверждая, что все это время держал зонт раскрытым. Однако капитан Петров заметил, что после возвращения Сапарева в ресторан зонт был сухой.

Инженер Сапарев решительно отказался назвать имя человека, с которым (как он утверждал) разговаривал на первой остановке автобуса № 2 двадцать минут. Он также отказался точно указать место, где (как он утверждает) разговаривал со своим приятелем. Короче говоря, он отказался или не смог доказать свое алиби, которое освободило бы его от подозрения, что время между шестью двадцатью восьмью и тремя минутами восьмого он использовал для того, чтобы поехать на завод, побыть там и возвратиться назад.

Подобный отказ установить алиби, следы мокрой обуви у сейфа, показания обоих вахтеров, что они видели, как он входил в отдел, а также показания вахтера подъезда «Б», который видел, когда он выходил из отдела, – все это, по-моему, бесспорные доказательства того, что инженер Прокопий Сапарев виновен в утечке секретной информации с ЗСС.

Несколько слов о письме, оставленным Сапаревым матери в Пловдиве. Из письма становится ясно, что в истории замешан неизвестный, которого Прокопий называет «дядей», хотя, очевидно, он никакой ему не родственник. «Дядя» – это, разумеется, кличка. Прокопий Сапарев наверняка оказывает этому человеку какие-то услуги, за которые ему обещано заплатить фунтами. По письму можно судить, что «дядя» – человек не особенно чистый и что отношения между ними далеко не деликатные.

Особое место в истории с письмом занимает мать инженера. Она связана с «дядей», из чего следует, что и она замешана в этой истории. Быть может, ее роль сводится к роли связной между инженером и «дядей», но это еще предстоит выяснить.