– Божественный каган, – впервые в жизни растерялся хан, с силой натянув узду и остановив коня.

Некоторые его воины стекали с сёдел и ложились, уткнувшись лбами в землю.

Торжествуя – с нами божественная сила кагана, арсии воодушевились, и стали теснить русичей, белые хазары строились, готовясь к повторной атаке, пешие хазарские воины из «ночи потрясений», словно проснувшись и опомнившись, яростно заработали мечами, разя гридей.

Вперёд, сквозь тесные ряды дружины, пробился волхв бога Велеса, что умел безбоязненно ходить по раскалённым углям костра, и, держа перед собой амулеты, отважно пошёл на врага, за ним бросился Велерад и остатки его сотни. Бой закипел с новой силой. Кривая сабля, сверкнув, разрубила шею волхва и он, роняя амулеты, упал на примятую траву. Дружинники растерялись, Велерад решительно бросился на помощь ведуну и схватился с тремя вражескими воинами.

Волхва, прикрывая щитами, окружили гриди, и бородатый варяг Молчун, из сотни Свенельда, что билась сегодня пешей, как пушинку подняв ведуна, понёс мимо расступающихся дружинников в безопасное место.

Горан и Богучар следом несли павшего на поле брани сотника Велерада.

А вокруг кипел бой, и удача переходила на сторону хазар.

«Да где же этот треклятый хан Куря со своими печенегами?» – изнемогая от жары и усталости, отбивался от воинов «солнца кагана» Святослав.

Божественный каган, полюбовавшись павшими ниц печенегами, продолжил шествие, направившись в их сторону, но выпущенная кем-то шальная стрела сразила держащего зонт управителя дворца. Каган склонился над ним и затем недоумённо поднял голову.

– Это не каган! – взвыл вельможа из свиты. – Где настоящий каган?

– Подменили! Кагана подменили, – поднимались с пожухлой травы и тёплой земли печенеги, а тот, кого считали каганом, задрав полы бухарского халата, во все лопатки стал удирать в сторону города, но пущенный пришедшими в себя печенегами рой стрел, пригвоздил его и половину потрясённой свиты к земле.

«Мразь, подлая мразь!» – в сопровождении сотни конных арсиев, минуя распахнутые городские ворота, влетел в Итиль царь Иосиф, направив коня в сторону дворца кагана.

Но «солнцеликого» там не нашёл.

«Бежал, бежал, собака. Жалкий пёс из рода Ашинов, – пинал трон, в сердцах сорвав висевший над ним балдахин. – А я ползал на животе перед этой мерзостью. Следовало раньше его придушить, – бушевал Иосиф. Несколько арсиев невозмутимо стояли рядом, ожидая команды – кого рубить. – Ну что ж, – неожиданно для себя успокоился царь. – На побережье готовы к отплытию несколько загруженных сундуками с золотом и драгоценностями судов, что должны уйти в Персию, куда дальновидно, заранее отправил любимую жену, детей и многие ценности, не веря в кагана и сегодняшнюю победу. И предчувствия не обманули. Только бы арсии задержали русичей, чтоб успел добраться до кораблей. В Персии стану богатым купцом. Сотня арсиев будет охранять меня, а придёт время, вновь вернусь в Итиль. Если не я, так мои сыновья. Первым делом прикажу соглядатаям найти бывшего кагана, думаю, он направился в милую его сердцу Палестину, и придушить там, как шелудивого пса».

В хазарском войске произошёл надлом – слух о предательстве кагана быстро распространился среди конников и пешцев. В их стане безысходно ревели трубы. Опустив сабли, они бросились на зов труб, став не воинами, а толпой.

Русичи были в недоумении и даже не преследовали улепётывающего противника: «Может, бог Велес отомстил за смерть своего волхва, поворотив врагов вспять?»

Хан Куря нашёл забрызганного кровью Святослава сидящим на туше убитого коня. Его меч торчал в земле с правой стороны от руки, чтоб в случае опасности можно было легко им воспользоваться. Рядом, на истоптанной и тёмной от крови траве лежали бездыханные тела русичей и арсиев.

– Прости, князь, – преклонил перед Святославом колени хан. – Хазарский шайтан затмил разум мой, потому и промедлил с помощью, – склонил он повинную голову.

– Тяжко нам пришлось, и много моих гридей погибло, – вздохнул Святослав. – Не пойму, что случилось с хазарскими воинами? Почему побежали?

– Потому что их предали. Каган бросил их и скрылся, посадив на своё место безропотного слугу.

– Нет ничего страшнее предательства, – устало вымолвил князь.

– На том свете предателей ждут муки вечные, – с уверенностью произнёс хан.

Вечером, на закате солнца, волхвы с помощниками проводили обряд погребения. На берегу пылали костры, в огне которых сжигали усопших воинов.

– Дым столбом к небу поднимается, – грустно вещал волхв Богомил, – и души воинов павших последовали за солнцем в загробный мир. Бог Сварог проводит их туда.

Волхва бога Велеса и сотника Велерада поместили в небольших лодьях, наполненных древками хазарских копий и сеном, чтоб пламя было высоким и ярким.

Жрецу бога Велеса положили в лодку амулеты, а сотнику – поминальную пищу, и гридень Молчун, тайно от волхвов, спрятал под сено бурдюк с вином – сухая ложка рот дерёт.

Лодьи развернули кормой к закату и волхвы – Валдай с Богомилом, подожгли факелами сено. Вспыхнуло пламя, и гриди оттолкнули лодьи от берега.

– Души братьев наших поплывут по воде в Сваргу Синюю, в Ирий, что создал бог Сварог, и жить станут в прекрасном саду, где растут невиданные на земле деревья, и самое прекрасное из древес – Мировое дерево, подле которого и поселятся души павших воинов, среди цветов и красочных, поющих на разные голоса птиц, – громко, вслед уплывающим горящим лодьям, проповедовал волхв Семаргл. – И встретят их там ушедшие ранее родичи. Не надо плакать и грустить по воинам, братие. Мы здесь в гостях, а они уже – Дома.

Наступили сумерки, и после обряда погребения Святослав решил дать ратникам отдохнуть – Итиль подождёт.

К тому же хазары, скорее всего пешцы «вечера потрясений», обоз которых достался русичам, погрузили туда огромное количество бурдюков с вином, чтоб отметить вечером победу над урусами.

Однако получилось всё наоборот.

– С понятием народ, хотя и копчёные, – хапнув себе два бурдюка с вином и прилично отведав напитка, сидя у костра в цветастом бухарском халате, рассуждал бывший дворовый холоп Тишка.

– Ты вон ступай за печенежскими конями убирай, – ржанул Бобёр, выставив на обозрение два крупных зуба. – Всё поле загажено, а он тут расселся, лентяй, и вино лакает.

– А вот это ты видал? – указал гридню на торчащие в большом красном щите стрелы. – Посчитай, если умеешь, сколь разов князюшку от смерти спа-а-а-с, – залился пьяными слезами Тишка. – И Велерада жалко.

– Помянем товарища и брата нашего, – поднялись сидящие у костра дружинники, молча выпив из хазарских серебряных кубков, что нашли в богатом обозе.

– Печенеги захваченных лошадей делят, – когда вновь расположились у костра, промолвил Чиж. – Видел намедни, как два копчёных, бившиеся до этого бок о бок, плюют друг в друга, непотребными словами обзываются, ибо конягу поделить не могут.

– Тишка, дай один бурдюк с вином, – прикололся над бывшим холопом гридень Горан.

– Ступай девок хазарских щупать, – пододвинул поближе бурдюк Тишка.

– Одно другому не помеха, – хохотнул гридень. – Эй, артельщики, идите к нам, – узрел мотающихся из стороны в сторону скоморохов. – Кажись, даже мишку своего напоили.

– Бова, бороться иди. Мохнатая рожа нынче тоже чуток заложил за ухо, – развеселился Чиж.

– Гляди, птичка, дочирикаешься у меня, – беззлобно бурчал дружинник. – Наборолся сегодня уже до отвала.

Итиль, как спелое яблоко, пал в руки Святослава.

Город сдался без боя.

– Биться с нами некому, – заняв дворец кагана, Святослав собрал в бывшем тронном зале Совет из воевод и старших гридей.

– Хазарская конница – беки-шмеки, удрали в свои кочевья, – высказался сын воеводы Свенельда, Лют, – а хазарское ополчение, побросав оружие – печенеги, вон, собирают, хозяйственный народ, разошлись по домам, узнав, что каган и царь Иосиф предали их.