Что и говорить, мисс Гвендолен у нее вытанцовывалась преотличная. В компании этой славной девушки Верочка добралась до Охотного Ряда, спустилась в подземный торговый центр, взяла себе латте и провела восхитительные полчаса за столиком кофейни, со вкусом описывая страдания, которые причиняли мисс Аштон ее зависимое положение в целом и тирания леди Тамзин в частности. Она погрузилась в перипетии драматической судьбы своей героини так глубоко, что чуть не подпрыгнула от трубного голоса любимой подруги, внезапно прозвучавшего над самым ее ухом.
– Уфф, еле добрались, – прогремела Танюха, падая на соседний с Верочкой стул. – Медом им всем тут намазано, что ли! Здесь ни на одной парковке мест нет, так пришлось в Зарядье возвращаться, а оттуда пешком… Варвара, але! Вылези из телефона! Поздоровайся!
– Хай, тетьВер, – уныло сказала Танюхина дочь Варвара из-за материнской спины (ее, судя по всему, подобно юной мисс Гвендолен тоже тащили на сегодняшний долбаный бал на аркане).
– Здравствуй, Варенька, – ласково кивнула ей Верочка, – а чем это тебя мать нагрузила?
– Я хэзэ, – уныло ответила Варвара, сгружая на стол два больших бумажных свертка.
– Варвара! – рявкнула Танюха.
– Я не знаю, – уныло перевела Варвара. – Но оно не тяжелое. Тяжелое она сама приперла.
– Это цветы! – довольно сказала Танюха. – Хорошие! Лично выбирала, у нас там около рынка армянин палатку держит, так я ему строго-настрого велела, чтобы он…
– Цветы? – перебила ее Верочка. – Зачем это?
– Ну я же знала, что ты с пустыми руками придешь, – осуждающе покачала головой Танюха. – Поэтому позаботилась. Тебя ведь, между прочим, артист пригласил! А когда артист приглашает, принято с цветами приходить и дарить ему на поклонах!
– А тяжелое что? – спросила Верочка, чтобы сменить тему – идея при всем зале вручать букет какому-то незнакомому мальчику одного возраста с ее Андрюшкой казалась ей весьма неудачной.
– Так подарки же! – просияла Танюха, водружая на многострадальный столик два огромных нарядных пакета. – Вот это Убожину твоему, тут конфеты хорошие, две коробки, потом еще зефир в шоколаде, пастила, шоколадок сколько-то и…
– Зачем?!! – ужаснулась Верочка.
– … и тортик! Вафельный! – как ни в чем не бывало закончила Танюха. – Пусть ест! Бабы на форуме его фотки выкладывали – худющий, в чем только душа держится!
– Ну ты бы ему колбасы тогда купила! Или котлет нажарила! – и сама бы это все подарила, мысленно закончила Верочка.
– А это Воронову! Юрочке! Константиновичу! – не слушая подругу, продолжала басовито заливаться Танюха. – Тоже конфеты, с коньяком, еще бутылка коньяка отдельно и его портрет, сама вышивала! Вчера только из багетной мастерской забрала, ну как знала ведь!
Представив радость Юрия Воронова, которому в скором времени предстояло быть осчастливленным собственным портретом, вышитым крестиком (зная Танюху, легко можно было предположить, что на этом полотне он изображен с теми самыми расстегнутыми пуговками), Верочка кротко вздохнула – возражать подруге было бесполезно.
– Так, отдохнули – и хватит! – скомандовала Танюха. – Варвара, цветы! Вера, пакет для Убожина! Отсюда до театра еще пёхать и пёхать, а наверху, походу, опять метель!
Бредя за подругой, Верочка ужасно сожалела, что так и не решилась отказаться от этого сомнительного мероприятия. Танюхина Варвара, судя по страдальческому выражению ее личика, сожалела тоже. Единиственным счастливым человеке в их взмыленной троице, нагруженной дарами для служителей Мельпомены, разумеется, была Танюха.
– Ох и завидую я вам, девчонки! – гремела она на весь торговый центр. – В первый раз сегодня этот спектакль увидите!
– Во второй, – уныло поправила ее Варвара.
– Да что ты там видела, в тот раз! – Танюха потрясала вороновским пакетом, в котором что-то отчетливо плескалось и булькало. – Уткнулась в телефон свой, прастигоспади, на китайцев своих…
– Они корейцы, – уныло возразила Варвара, но ее, разумеется, никто не слушал.
– …здоровая ведь девица, восемнадцать лет, а одни узкоглазые на уме! Дорамы эти, БиТиЭсы всякие! А «Отелло» – это ведь Шекспир! Шекспир!!! Да ты хоть знаешь, сколько у этого спектакля «Золотых масок»?!!
Верочке было абсолютно все равно, сколько у этого спектакля масок и какие отношения связывают Отелло и Шекспира. Ну разумеется, она прекрасно знала ту историю – какой-то там мавр с какого-то перепугу задушил какую-то Дездемону из-за какого-то платка… сейчас все ее мысли занимала юная мисс Гвендолен, и она буквально била себя по рукам, чтобы не достать телефон и, уподобившись танюхиной Варваре, уткнуться в него, записывая теснившиеся у нее в голове строчки.
Ей почему-то всегда хотелось сочинять, когда делать этого было категорически нельзя – за рулем автомобиля, во время родительского собрания в детском саду, на юбилее обожаемой свекрови или вот сейчас, под возмущенный рокот любимой подруги. «Сидя в карете напротив леди Тамзин, мисс Гвендолен с отчаянием сокрушалась о том, как несправедливо обошлась с ней судьба», – думала Танюха, спотыкаясь о последнюю ступеньку эскалатора. «Глядя на свое отражение в мутном стекле, мисс Гвендолен видела лишь бледную израненную тень своей души, витавшей сейчас где-то очень далеко», – твердила она про себя, дежурно улыбаясь в зеркало фотобудки, куда затащила их Танюха, желавшая непременно запечатлеть этот волнительный момент. «Поднявшись по устланной персидскими коврами лестнице, мисс Гвендолен сбросила вытертое манто на руки лакею и поправила скромное колье, доставшееся ей в наследство от папеньки», – тихонечко бормотала она, стоя в очереди в гардероб с мокрой курткой в руках. Пытаясь пригладить волосы перед зеркалом, безжалостно отражавшим ее оплывшую фигуру, обтянутую дурацкой старой блузкой, она думала: «ее скромное платье, лучшее творение модного портного двадцатилетней давности, оттеняло аристократическую бледность ее лица, отблески старинной камеи играли на»…
– А какое у тебя место? – толкнула ее в бок нечуткая подруга.
– Партер, четвертый ряд, место восемнадцать.
– А у нас с Варькой второй, – похвасталась Танюха. – Первый вообще достать невозможно, его эти лахудры из вороновского фан-клуба выкупают весь заранее, вроде есть у них тут в администрации кто-то, так что второй это прямо отлично… знаешь что? Давай мы Варьку отправим на твое место, а ты со мной сядешь. Варвара! Ты же не против сидеть отдельно от меня?
– Ракета-бомба-петарда! – оживилась Варвара.
– Что? – удивилась Верочка.
– Ракета, бомба, петарда, – вежливо повторила Варвара. – В смысле – очень хорошо. Чем дальше от матери, тем…
– Варвара! – загремела Танюха. – Будешь там пыриться в телефон – отберу!
Верочка была уверена: более непохожих друг на друга людей, чем Танюха и ее дочь, матушка-земля не могла родить в принципе. Каким образом у гренадерши-Танюхи получился этот миниатюрный кудрявый эльф, было совершенно непонятно – Варя была абсолютно непохожа на обоих своих родителей. «Она в семье своей родной казалась девочкой чужой», смеясь, цитировала Танюха, пытаясь погладить дочурку по пушистой макушке и вручить конфетку – дочурка вырывалась, не желая ни ласк, ни конфет, ни Пушкина. Дух нонконформизма витал над ее колыбелью, заставляя малютку спать днем и гулять ночью, ссориться с воспитательницами в детском саду, а в школе то и дело скатываться на двойки. В последнее время вечный Варин протест против материнского ига заключался в стремлении повсюду ходить в потрепанных мятых вещах явно с чужого (и, скорее всего, мужского) плеча и странной манере выражаться, до которой Верочкиным мальчикам, по счастью, было далеко.
– Минус вайб, – уныло сказала Варвара, убирая телефон в карман.
Фойе быстро заполнялось людьми. Нарядные пары с пластиковыми бокалами игристого в руках прогуливались, рассматривая висевшие на стенах портреты актеров, оживленно переговаривались, обмахивались программками, словно веерами. «Весь свет собрался сегодня в парадных залах особняка герцога Миднайта», думала Верочка. «Блистательные кавалеры и обольстительные дамы собрались, чтобы поприветствовать хозяина, который, по своему обыкновению, не спешил выйти к гостям, оставляя их томиться в предвкушении».