Прохожу дальше по коридору, разуваюсь и кидаю куртку на тумбу. Аделия ахает. Ну простите, да-да, знаю, меня никто не приглашал, но вот такой я. Этот чмошник наверняка Аделию сначала отвальсировал, прежде чем зайти в ее дом.
Отвальсировал… какое нехорошее слово, порождающее череду опасных фантазий. Вальсировать Делю буду только я, так что, Никитос, готовь ноги, я тебе их переломаю, чтобы потом чужих жен не вальсировал.
— Так и че он тут ошивается? — быкую и бычку эту вырубить не могу.
Подхожу к боссу Дели, тот отступает назад и проходит в кухню, а там… романтика, пиздец… свечи, запахи. Чай и торт. Это я удачно заглянул на огонек, че.
— Никита тут живет, — произносит тоненький голосок позади меня.
Резко оборачиваюсь к бывшей жене и окидываю ее взглядом. Ах ты ж зараза маленькая! Стоит, улыбку прячет, губехи свои большущие и аппетитные кусает.
— Какого?.. — хриплю.
У меня не тот возраст, чтобы такие нервные переживания испытывать. Сердечко мое шалит, непокорное.
— В доме этом живет, Ром. На пятом этаже, — поднимает руки, предлагая мне успокоиться.
— Это нихера не объясняет, почему он в твоей квартире.
— Во-первых, — заводится детка, — у меня сел телефон, и я попросила у Никиты аккумулятор, чтобы его зарядить. Он принес, я решила угостить гостя чаем. Во-вторых, с чего вдруг ты вообще решил, что имеешь право устраивать мне допрос?!
Складывает руки под грудью, а я сглатываю, зависая на аппетитной груди. Ну держись, сучка. Без лифчика, в футболке из тонкой ткани. Свечи еще эти гребаные создают такое преломление света, что виднеются очертания сосков. И как давно этот хрен тут и сколько успел разглядеть? Мое это все, никому пялиться не позволю.
Подхожу к Деле вплотную, и в нос сразу ударяет ее запах. Родной такой, самый-самый близкий. Рецепторы сходят с ума, вопят о большем, но куда там.
— А ну брысь отсюда! — говорю тихо.
— Ром, ты не в себе? Это мой дом! Сам проваливай! — ершится.
— У тебя соски просвечивают, — сцепляю зубы с такой силой, что, кажется, скрип слышно даже на улице. — Поэтому брысь отсюда! Надень что-нибудь сверху. Шубу там, я не знаю. Или одеяло.
Деля прикрывает рот ладонью и стыдливо заливается краской, но сбегает. Возвращаюсь на кухню и сажусь за стол, аккурат напротив Никитоса.
Придвигаю к себе чай и тарелку с тортом, ем. Никитос повторяет за мной каждое движение. Буравим друг друга глазами. Идиотизм, знаю. Но устраивать разборку в доме Дели не хочу. Ни к чему это.
— Никитос, тебе пора, друг, — киваю на дверь. — Вечер томный, и ты сейчас тут третий лишний.
Он крутит в руках ложку и смотрит внимательно на меня.
— Томным он был. Пока не появился ты и не испортил все.
Ах ты ж, сука! Драконишь меня, хитрая сволочь. Ведусь, как дебил. Встаю со своего места и прохожу мимо него.
— А ну пошли выйдем.
Тот разминает шею и с готовностью поднимается.
— Эй! — нервно вскрикивает Деля. — Вы куда?
— Дель, мне твой начальник тачку поможет откопать. Замело ее пипец как. Да, братка?! — тяжело кладу Никите ладонь на плечо и продавливаю пальцами над ключицей.
Кривится, но не жалуется.
— Конечно, Аделия, не переживай. Я помогу Роману и вернусь.
— Это вряд ли, — уже ему на ухо.
Выходим на улицу. Тут нихера не видно, света нет. Только общие очертания, и на этом все:
— Отвали от нее, — начинаю с ходу. — Моя она, понял? Была и есть.
— Твоя с тобой бы жила. А она свободная, — хмыкает.
— Не лезь, Никит, — злюсь. — Насрать мне на то, что там в паспорте. Аделия — моя жена и моя женщина. Тебе не светит ничего. Так что иди свети где-то в другом месте.
— Неправильно ты говоришь, Ром, — передразнивает меня. — Не обломится теперь тебе тут.
И все, пиздец. Срываемся и налетаем друг на друга, как бешеные псы. Метелим друг друга, но без жести. Обычная пацанская разборка.
— Милиция! — верещит старческий голос с первого этажа. — Ироды, что же вы творите!
— Рома, Никита! — о, а это уже Деля. — Остановитесь!
Выскочила на улицу в чем была, дуреха! Растрепанная, полуголая!
— В дом зайди! — командую. — Простудишься!
— Зайду, если успокоитесь.
Отшатываюсь от Никиты, подхватываю Аделию на руки и утягиваю в подъезд. Бить по морде это, конечно, круто, но голые ноги моей бывшей на снегу — просто верх пиздеца.
— Аделия, не забудь, у нас завтра свидание! — кричит смертник нам в спину.
Какое еще нахер свидание? Через мой труп.
— Свидание у тебя завтра только с твоей рукой! — кидаю ответочку и заношу Делю в подъезд.
Глава 16. Что-то очень похожее
Аделия
Рома заносит меня в квартиру и ставит на ноги в коридоре.
— Дель, ты совсем, что ли? Босиком на мороз! О чем думала вообще?
Толкаю его в грудь изо всех сил, он отшатывается.
— А ты о чем думал, когда морду бил моему начальнику?! — на глаза наворачиваются слезы.
Так обидно становится за все. Жила себе спокойно, никого не трогала. Так нет же, пришел варвар и разрушил то, что я с таким трепетом создала.
— Брось, — Рома отмахивается беспечно, как ни в чем не бывало.
Раздевается и идет на кухню. Плетусь за ним следом, шмыгая носом.
— И как мне теперь работать с ним? Что прикажешь делать?! У меня же проблемы могут быть на работе! — вытираю мокрый нос.
Волков абсолютно спокойно садится за стол и доедает торт.
— Ну ты ведь собиралась с ним как-то на свидание идти, — хмыкает, не поднимая на меня взгляда. — Или думала, сгоняешь по-быстренькому и все будет по-старому?
Закусываю губу. Рома вскидывает брови и замирает с полным ртом, набитым тортом.
— Ты серьезно, Дель? — смотрит удивленно.
— Мы договорились, что это свидание никак не отразится на работе, — произношу вслух.
Запал исчезает, потому что я понимаю — бред, не может так быть.
— Все изменится в любом случае. Это неизбежно. Пойдешь ты с ним на свидание сейчас, через месяц или вообще не пойдешь. Никитос раскатал на тебя губу, закатать назад будет очень сложно.
— Перестань лезть в мою жизнь! — слезы уходят, и приходит раздражение.
Скидываю кофту, которую накинула на плечи, и ставлю руки в бок. Со злостью смотрю на методично поедающего торт Рому. А тому хоть бы хны. Губа разбита, как и костяшки пальцев. Он шипит, но продолжает уничтожать десерт.
— Перестань вести себя так, будто ничего не происходит! — подхожу к Роме и отбираю тарелку. — И вообще, отдай торт.
— Жадина.
Отставляю торт в сторону и лезу за аптечкой. Наливаю на ватку перекись, подхожу к Волкову. Тот расставляет шире ноги, запускает меня ближе и подставляет лицо.
Прикладываю ватку к ране возле губы, и Ромка шипит.
— Детский сад, — недовольно качаю головой. — Устроили тут не пойми что. Когда я начну жить нормальной свободной жизнью?
Отправляю вопрос в никуда, но ответ прилетает:
— Ты уже живешь нормальной жизнью. Согласись, сейчас она гораздо интереснее, чем была каких-то пару месяцев назад, — усмехается невесело, и я повторяю за ним.
— Да уж, — промакиваю губу чистой ваткой и принимаюсь за пальцы. — Не мог держать себя в руках?
Недовольно качаю головой.
— Ты знаешь, что все войны в мире из-за женщин?
— Чушь!
— Поверь, из-за тебя я бы ввязался в войну, даже не задумавшись ни на секунду, — поднимает на меня свой темный взгляд.
Фыркаю и заливаюсь краской.
Чувствую, как покрываюсь мурашками под внимательным взглядом Ромы. Во рту моментально пересыхает.
Ощущаю, как горячая ладонь медленно движется вверх от икры и выше, выше. Обжигает даже через ткань брюк. По-хорошему, мне надо оттолкнуть Волкова, выпроводить его домой. Но как сделать это, если я плавлюсь рядом с ним, как воск в свечах.
Рома забирает у меня ватку и перекись, убирает на подоконник рядом со столом. Закидывает мои руки себе на плечи и упирается лбом мне в живот. Замирает. И мое сердце вместе с ним. Мы дышим в унисон, дыхание обжигает, голова кружится. Так много ощущений, запахов и чувств. Перемешивается все. И атмосфера эта интимная, такая пленительная, возбуждающая. Родной запах Ромки проникает куда-то глубже легких, в самую душу. Обволакивает и обнимает.
