© Ирина Калус, 2017

Автор выражает благодарность:

– президенту ХК «Энергетик» Вячеславу Александровичу Бредневу, а также АСК «РОСМЕД» за многостороннюю, в том числе финансовую помощь в издании этой книги;

– моей семье (родителям, мужу и сыну) за неоценимую моральную поддержку;

– моим мудрым учителям и добрым друзьям доктору филологических наук, профессору Юрию Михайловичу Павлову и доктору философских наук, профессору Александру Дмитриевичу Похилько;

– Ренату Ваизовичу Аймалетдинову, который много лет бескорыстно отдаёт свои силы журналу «Парус», а также редактировал все статьи, вошедшие в данную монографию;

– всем, кто верил в меня и всячески поощрял мой интерес к литературе.

Современная русская литература – феномен, развивающийся на наших глазах, активно привлекающий к себе внимание и требующий осмысления уже сегодня. Остановимся на трёх, на наш взгляд, наиболее актуальных проблемах, связанных с изучением и преподаванием современной литературы: во-первых, что считать таковой, во-вторых, уместно ли вводить её в школьный и вузовский курсы, и, в-третьих, если да, то как.

Несомненно, это явление вызывает гораздо больше вопросов, но большинство из них вытекают из названных трёх. Начнём с первой проблемы: какой ряд художественных явлений с точки зрения академического филолога можно поместить в раздел «современная литература»? На этот счёт существуют два крайних мнения:

1. Всё, что пишется в последнее время на русском языке, и есть современная литература.

2. Современной литературы у нас нет, потому что нет произведений, достойных оказаться в одном ряду с творениями классиков. Это, дескать, раньше, по высказыванию В. Белинского, «Гоголи у нас росли, как грибы»…

Но, как и большинство крайностей, эти позиции не могут претендовать на достоверность. В первом случае, к современной художественной литературе присоединяется большой пласт массовой литературы («Бешенство бешеных», «седых», «слепых» и других «героев нашего времени»), и также литературы русскоязычной, подчас близко граничащей с беллетристикой и имеющей определённые формальные достоинства, но настроенной на совершено иную шкалу культурных и духовно-нравственных ценностей. Во втором случае видится нежелание филолога брать на себя ответственность и давать оценку тому, что не устоялось, не прошло проверку временем. Необходимо выработать некий «срединный путь», издавна свойственный русскому человеку.

Между тем, на уровне учебников, учебных пособий и программ творится невообразимая путаница. В перечни текстов для обязательного чтения вводятся новейшие модные произведения Сергея Лукьяненко, Татьяны Толстой, Виктора Пелевина, Владимира Сорокина (как например, в учебном пособии «Русская проза конца XX века» под ред. В.В. Агеносова, М., 2005 или в учебном пособии «Современная русская литература» под ред. М.А. Черняк, СПб., 2004.) и всё это поставлено в один ряд с В.Г. Распутиным, В.И. Астафьевым, В.Н. Крупиным и др. Аргументируется такой подход «многообразием ликов русской литературы» (слова, сказанные преподавателем лицея на одной из недавних конференций «Филология и школа»). Это показатель серьёзного мировоззренческого неблагополучия. Причины «всеядности» и восприятия всех иерархических слоёв современного литературного процесса как мозаики тоже вполне понятны: не имея ориентира (или по каким-то причинам не желая его иметь), легко утонуть в колоссальном потоке выходящих мало- и многотиражных изданий, а здесь следует заметить, что доступнее и известнее всегда наиболее финансируемые образцы (и можно предположить, что такая участь им выпала отнюдь не за художественные достоинства).

Часто преподаватель руководствуется тем, что, учащимся якобы гораздо интереснее читать про сегодняшнюю жизнь. Но стоит ли идти на поводу у детских незатейливых вкусов, формируемых во многом средствами массовой информации, Интернетом, западно-ориентированными родителями и разным неискушённым окружением?

Каковы факты? Вот выдержка из одного интернет-форума, на котором высказывались учащиеся старших классов, обсуждая школьную программу: «В школьную программу нужно обязательно добавить Урсулу Ле Гуин (“Волшебник земноморья”, естественно), Брэдбери побольше, (…) и конечно же Толкина. Убрать Есенина и поставить Толкина, вот! Убрать Пушкина и поставить Стругацких! Убрать Достоевского и поставить Лема! Убрать… ещё кого-нибудь и поставить Перумова!». И многие школьные учителя и вузовские преподаватели идут вслед подобными пожеланиям.

Обычное возражение преподавателей, «идущих в ногу со временем»: Пушкина им читать неинтересно, а «текущего» N. N. – прочитают взахлёб. Странно, что подобные аргументы не применяют к физике, химии, географии. Что-то давно не слышно про модные новинки в этих областях, даже если речь идёт о современном состоянии естественных наук. Кроме того, можно ли требовать от учеников любить алгебру?.. Можно ли, руководствуясь пожеланиями детей, оставить в учебнике по химии самые захватывающие страницы?

Конечно, родную литературу лучше любить и вследствие этого лучше её понимать. Но литературу обязательно знать, независимо ни от каких условий и личных предпочтений. Некоторым учащимся совершенно неинтересны правила умножения многочленов. Но учитель алгебры обязан растолковать эти правила и потребовать, чтобы их знали – это и есть школа. Мы изучаем те или иные художественные произведения, потому что независимо от чьего-либо желания они вошли в национальный канон и в национальную систему координат.

Остановимся подробнее на некоторых «спорных» кандидатурах, о которых уже давно вещают с университетских кафедр, а некоторые критики и литературоведы изучают их с большим интересом. С. Лукьяненко является одним из наиболее ярких представителей, уже вошедших, как было сказано выше, в некоторые учебники. Всякому, знакомому с трилогией о «дозорах», вполне очевидно, что автор внимательно читал М. Булгакова или, к примеру, Стругацких (вплоть до бессознательного заимствования мелких деталей), но вряд ли потрудился осмыслить Новый Завет и святоотеческое наследие. В мире С. Лукьяненко христианства не существует вовсе. Сугубо гностическая идея равенства, равновесия добра и зла, света и тьмы, взаимодополнительности их, необходимости зла для жизни подробно развита и доведена до логического завершения. Лукьяненко хорошо постарался, чтобы лишить свой художественный мир именно ценностной иерархии, художественно реализовав идею относительности добра и зла. Оккультный гуманизм Лукьяненко, его модель мира и истории при всей, казалось бы, оригинальности этой художественной идеи, основаны на старом разделении человечества на так называемую «элиту», претендующую на решающую роль в мировой истории, и ведомое ею «быдло». Никакому Царствию Божьему в евангельском понимании, разумеется, здесь нет места.

Думается, дальнейший разговор о творчестве этого автора, которое всей мощью рекламы буквально впихивалось в сознание обывателя и особенно молодежи, излишен. В этом смысле постановка фильма «Ночной дозор» является логическим завершением огромного течения в современной культуре, которое наиболее адекватно выражает ее внехристианский характер. «Дозоры» С. Лукьяненко – это шаг к дехристианизации России, что в свою очередь является шагом в пропасть, отделяющую человека от своей национальной идентичности и от человеческого облика вообще. Отречение от истины национального существования исключает целый народ из истории, превращая его, по выражению Н. Данилевского, в «этнографический материал».

Идём далее и заходим на Православный образовательный портал: лауреат конкурса «Я иду на урок», учитель русского языка и литературы средней школы, кандидат педагогических наук (Самарская область). Тема урока: «Творчество Татьяны Толстой на уроках в 11-м классе». В конспекте заявлено, что в лице Татьяны Толстой художественная литература нашего времени достойна внимательнейшего прочтения, интересна своеобразным раскрытием нравственных аспектов (!), неординарна своим экзистенциальным подходом к изображению героев.