Ло Цзи – Отвернувшийся, автор теории «темного леса»; положил начало Устрашению.

Пожалуй, следовало бы называть мое повествование историей, если бы ему хватало исторической строгости, ведь в моем распоряжении лишь воспоминания.

Нельзя даже сказать, что я пишу о былом. Изложенные мною события не случались в прошлом, не происходят сейчас и не произойдут в будущем.

Я не хочу вдаваться в детали. Здесь лишь канва событий прошлого. Сохранившихся подробностей и так предостаточно. Надеюсь, что, подобно письмам в закупоренных бутылках, плывущим по волнам океана, они доберутся до новой Вселенной и попадут в чьи-нибудь руки.

Так что я описываю лишь общую схему событий, которую можно заполнить подробностями. Разумеется, это задача не для нас. Я лишь надеюсь, что кто-нибудь в один прекрасный день займется этим.

Мне очень жаль, что этого дня не было в прошлом, нет в настоящем и он не настанет в будущем.

Я подталкиваю солнце к западу, и капельки росы на траве вспыхивают в закатных лучах, будто миллионы внезапно раскрывшихся глаз. Я приглушаю яркость солнца, торопя сумерки, и вглядываюсь в свой силуэт на отдаленном горизонте.

Я машу силуэту рукой, и он машет мне в ответ. Я гляжу на него и чувствую, как молодость возвращается ко мне.

До чего же замечательное время! Как раз для воспоминаний.

Остановившись на мгновение, чтобы собраться с мыслями, Константин XI смел в сторону ворох планов городской обороны, поплотнее запахнул свою пурпурную мантию и замер в ожидании.

Он обладал превосходным чувством времени. Дрожь пришла точно в предвиденный момент – сильные, грубые толчки, казалось, исходили глубоко из-под земли. Зазвенела серебряная люстра; пыль, тысячу лет пролежавшая на крыше Большого дворца, поднялась в воздух, тонким облачком влетела в пламя свечей и вспыхнула там, как крошечный фейерверк.

Каждые три часа – столько времени требовалось османам, чтобы перезарядить исполинские бомбарды работы инженера Орбана – шестисоткилограммовые каменные ядра били в стены Константинополя, самые крепкие городские стены во всем мире. Их построил еще Феодосий II в V веке, и с тех пор их неустанно расширяли и укрепляли. Под защитой этих стен византийский двор уже не одно столетие отражал атаки многочисленных могучих врагов.

Но с каждым попаданием огромные ядра пробивали новые и новые бреши. Казалось, будто какой-то невидимый гигант откусывает один кусок стены за другим. Император представил себе, как взвиваются в воздух осколки, как толпы солдат и горожан спешат к очередной ране в стене сквозь тучи пыли, подобно бесстрашным муравьям. Люди бросали в проломы все, что было под рукой: мусор из развалин, мешки с землей, бесценные персидские ковры… Он даже представил себе, как облако пыли, пронизанное закатными лучами солнца, золотистым саваном неторопливо окутывает Константинополь.

Город уже пять недель находился в осаде, и стены тряслись семь раз в сутки – равномерно, словно бой гигантских часов. Это был пульс другого мира – мира нехристей. Подавленный этим ритмом, звон бронзовых часов с двуглавым орлом, стоявших в углу кабинета и отсчитывавших время христианства, был почти не слышен.

Дрожь утихла. Через какое-то время Константин заставил себя вернуться к реальности. Жестом он показал охраннику, что готов принять посетителя.

Вошел Сфрандзи, один из наиболее доверенных министров. За его спиной, держась поближе, следовала тонкая фигурка.

– Это Елена. – Сфрандзи сделал шаг в сторону, давая рассмотреть женщину.

Император взглянул на нее. Аристократки Константинополя любили богато украшенные одежды, а простой народ ходил в белых бесформенных балахонах длиной по щиколотку. Наряд этой Елены был чем-то средним между тем и другим. Вместо туники с золотой вышивкой она носила простое белое платье, но поверх него набросила дорогую накидку. Вместо пурпурного и красного цветов, дозволенных лишь знати, ее накидка была выкрашена в желтый цвет. Лицо, волнующее и чувственное, напоминало цветок, который предпочел бы увянуть под любящим взглядом, чем отцвести в одиночестве.

«Должно быть, продажная женщина – и неплохо зарабатывающая».

Посетительницу била дрожь. Она не поднимала глаз, но император заметил, что в них горит лихорадочный огонь азарта и рвения – редких качеств для людей ее социального положения.

– Ты утверждаешь, что владеешь магией? – спросил император.

Он хотел скорее покончить с этой аудиенцией. Как правило, Сфрандзи подходил к делу добросовестно. Сегодня Константинополь обороняли восемь тысяч воинов. Среди них было немного солдат из регулярной армии и две тысячи генуэзских наемников. Всех остальных Сфрандзи набрал из населения города – практически поодиночке. Императора не слишком интересовала новая задумка министра, но авторитет Сфрандзи требовал, чтобы ему, по крайней мере, дали шанс.

– Да, я могу убить султана. – Тихий голос Елены трепетал, словно паутинка на ветру.

Пять дней назад Елена появилась перед дворцом и потребовала встречи с императором. Когда охрана попыталась ее прогнать, она предъявила предмет, ошеломивший солдат. Они не совсем понимали, что именно видят, но точно знали, что шлюхе вроде нее такую вещь иметь не положено. Елену повели во дворец, но не к императору, а на допрос, чтобы узнать, как ей удалось завладеть подобным предметом. Слова Елены подтвердились, и женщину привели к Сфрандзи.

И вот теперь здесь, в кабинете императора, Сфрандзи достал небольшой сверток, развернул льняную ткань и поставил предмет на стол.

Император не верил своим глазам. Точно так же пять дней назад на эту вещицу смотрела его охрана. Но в отличие от солдат император сразу же понял, что это такое.

Больше девяти веков назад, при Юстиниане Великом, лучшие ювелиры отлили два кубка из чистейшего золота и украсили их драгоценными камнями. Кубки получились настолько прекрасными, что от их вида перехватывало дыхание. Они различались лишь формой и расположением камней. Один хранился у императоров Византии, а другой вместе с прочими сокровищами замуровали в секретной нише, в глубине фундамента собора Святой Софии, когда здание перестраивали в 537 году от Р.Х.

Блеск кубка, хранившегося во дворце и хорошо знакомого императору, с годами потускнел. Но этот, стоящий сейчас на его столе, сверкал так, будто его отлили лишь вчера.

Поначалу никто не поверил словам Елены – посчитали, что она, наверное, украла кубок у какого-нибудь богатого клиента. Хотя о секретной нише в фундаменте слышали многие, мало кто точно знал, где она находится. Более того, ниша таилась глубоко под землей, окруженная огромными каменными блоками, и к ней не вели ни двери, ни туннели. Чтобы добраться до тайника, пришлось бы разрыть всю улицу.

Четыре дня назад император приказал собрать все драгоценности города на случай, если Константинополь падет. Собственно, это был жест отчаяния: император отлично понимал, что турки перерезали все дороги и отступать с сокровищами просто некуда.

Тридцать землекопов работали без остановки три дня, прежде чем докопались до секретной ниши. Ее стены и в самом деле были сложены из гигантских каменных блоков – ничуть не меньше тех, из которых выстроена великая пирамида Хеопса. Внутри ниши стоял тяжелый каменный саркофаг, наглухо запечатанный двенадцатью толстыми железными обручами. Потребовался целый день, чтобы распилить металл. Только тогда пятерым рабочим под пристальным надзором многочисленной охраны удалось поднять крышку саркофага.

Больше всего их поразили не сокровища и не священные реликвии, пролежавшие в саркофаге без малого тысячу лет, а гроздь свежего винограда на самом верху.