— Это ненадолго.
Тошнота затуманила мой мозг.
— Серьезно, меня сейчас вырвет.
— Сдерживайся.
Желчь поднялась к горлу. Я сглотнула, изо всех сил стараясь загнать ее обратно.
— Я не могу, Фред!
— Сделай это, а потом можешь идти.
— Нет…
Он вытолкнул меня из комнаты отдыха, прежде чем я успела запротестовать.
Я размышляла над выбором. Мне очень нужна была эта работа. Папин магазин терял деньги с каждой секундой, но сколько бы времени ни прошло, сколько бы долгов ни накопилось, он не мог с ним расстаться.
Он был как Лео в "Титанике" — мог бы ухватиться за край обломков корабля Роуз и остаться на плаву, но предпочел утонуть вместе с кораблем. Наверное, он также считал это благородным. Я была убеждена, что часть отца думала о том, что, если он продаст магазин, мама не сможет найти его, если вдруг решит вернуться.
Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как она покинула нас, и я не надеялась, что она вернется, но папа все еще надеялся. У меня не хватало духу противостоять ему. Даже если это означало, что мне придется бросить колледж, чтобы работать и помогать платить за квартиру себе, папе и магазину, который я ненавидела всеми фибрами своего существа.
Правда заключалась в том, что у меня не было другого выхода, кроме как игнорировать свои нервы, усмирить желчь, поднимающуюся по телу, и смириться с реальностью. Я поставила поднос за барную стойку и направилась к VIP-столику, не торопясь, надеясь, что прически и макияжа будет достаточно, чтобы подавить мою личность.
Вблизи Ренье оказался еще более разрушительным, чем я помнила. Густые темные волосы, чернее самой тусклой ночи. Полные губы красного оттенка, соблазнительные настолько, что вызывают зависть. Яркие зеленые глаза, настолько яркие, что казалось, будто в его радужке застрял целый лес вечнозеленых деревьев. Как мог человек, которого я ненавидела, которого больше не понимала и не требовала, вызывать у меня такую реакцию?
Я отвела глаза от Ренье, который все еще не повернулся ко мне лицом, и обратилась к остальным членам его компании из пяти человек.
— Джентльмены, не желаете ли чего-нибудь выпить?
— Привет, дорогая. — Тот, что сидел справа, говорил тихо, так что мне пришлось подойти ближе, чтобы расслышать. Классический прием. Работая в «The Down & Dirty», я видела все это. — Что у тебя для меня есть?
Я осмотрела его костюм. Он хорошо сидел, но верхний узор немного не совпадал с нижним. Вероятно, это что-то с вешалки, от двух разных брендов с почти одинаковыми рисунками, которые, как он думал, никто не заметит.
Но он тщательно следил за тем, чтобы оно было выглажено и выглядело как сшитое на заказ, а это означало, что он любит поддерживать видимость богатства. Я была уверена, что он выберет что-то броское, что-то показное, говорящее о деньгах, и, учитывая предстоящую сделку, я знала, что Фред возьмет на себя расходы.
— Lagavulin дносолодовый. У нас есть 37-летнее в подсобке.
Он на мгновение замешкался, бросив взгляд в сторону Ренье. Логично. Это была бутылка за три тысячи долларов, а в клубе она стоила больше шести тысяч. Такое не заказывают без одобрения босса. А я не сомневалась, что Ренье был боссом.
Я заставила себя не смотреть в сторону Ренье.
— За счет заведения, конечно.
Мистер Костюмчик одобрительно кивнул, и я постаралась подавить ухмылку. Фред бы впал в ярость, узнав, что я проталкиваю одну из самых дорогих бутылок, которые он предлагает, в счет клуба, но к черту Фреда. Улыбка ускользнула с моих губ, и когда я взглянула направо, Ренье уставился на меня, его голова слегка наклонилась в сторону, а брови нахмурились, словно он не мог понять, где я.
Я замерла, не зная, что делать. Мне следовало вести себя непринужденно и продолжать, как будто ничего страшного не произошло. Вместо этого я запаниковала, развернулась и почти бегом вернулась к бару, где взяла две бутылки Lagavulin, поморщившись от их стоимости — больше, чем годовая плата за обучение в Диаволо после получения стипендии. Не то чтобы это имело значение, ведь я бросила колледж и все такое. К тому же это был Майами-Бич, где средний годовой доход превышал два миллиона долларов на семью. Двенадцать тысяч долларов. Пенни. Они не заметят разницы.
Осмотрев клуб в поисках Фреда, я заметила, что он разговаривает с несколькими завсегдатаями, поэтому я нырнула в комнату отдыха и спряталась. Когда она проходила мимо меня, я схватила Полу за руку.
Я одарила ее своей лучшей улыбкой "Я не делаю ничего плохого".
— Сделаешь мне одолжение?
В ее мелких чертах промелькнула настороженность. Она так хорошо меня знала.
— Зависит от обстоятельств. Чего ты хочешь?
— Занять для меня VIP-секцию?
Ее глаза чуть не вылезли на лоб, прежде чем она вспомнила, что нужно сохранять спокойствие, и я готова поспорить на что угодно, что в ее голове крутились денежные знаки.
— А чаевые останутся мне?
Я же говорила.
Я сдержала желание закатить глаза.
— Конечно.
— Они уже заказали?
— Бутылочное обслуживание. Две бутылки Lagavulin.
Она сделала паузу.
— Думаешь, они дадут двадцать процентов чаевых?
Черт. Может быть. Ренье был богат, и у него хватало манер давать большие чаевые, даже за бутылки с комплиментами. Если он даст стандартные двадцать процентов, это будет двадцать четыре сотни долларов, которые я упускаю. Достаточно, чтобы оплатить аренду, коммунальные услуги и часть аренды папиного магазина за этот месяц. Мне следовало бы смириться и встретиться лицом к лицу со своим демоном, но…
— Это за счет заведения. — Я убеждала себя, что пропустить это было хорошей идеей, в то время как должна была сосредоточиться на том, чтобы убедить ее.
Но пребывание рядом с Ренье никогда не превращало меня в сумасшедшую. В детстве это происходило из-за чувств, которые я не могла понять. Повзрослев, я поняла, насколько сильно я запуталась.
Ренье притягивал к себе. Люди изнуряли себя в спортзале, в классах и на работе, пытаясь стать такими же, как Ренье, — умными, богатыми, сильными и привлекательными. Это было несправедливо, что ему достались все это, но я не понаслышке знала, насколько несправедлива жизнь.
Пола рассмеялась и украдкой взглянула на Фреда.
— Фред тебя возненавидит.
Я пожала плечами.
— Уже ненавидит, но он меня не уволит. — У меня была своя доля постоянных клиентов, а это означало стабильные деньги. Жадность всегда побеждала в конце концов.
— Подожди… Это столик Хотти Макхотти?
— Да.
Она посмотрела на меня как на сумасшедшую, пожала плечами и ушла за Lagavulin. Может, мне тоже следовало уйти. Это был бы самый разумный поступок. Вместо этого я выглянула из комнаты отдыха, желая увидеть Ренье, пусть даже издалека.
Он выглядел ничуть не хуже, чем раньше, если не лучше. Его гардероб изменился с тех пор, как я видела его в последний раз. От дизайнерских джинсов и мягких футболок "Хенли" он перешел к отлично сшитому костюму ручной работы.
Бар «Down & Dirty» обслуживал состоятельную публику. Я и раньше видела дорогие костюмы, но давно не встречала такого красивого покроя. Официантки и стриптизерши стекались к самым хорошо одетым посетителям бара, но я-то знала, что лучше.
Количество денег, с которыми кто-то готов расстаться ради себя, и количество денег, с которыми он готов расстаться ради других, — две совершенно разные вещи. Именно поэтому меня никогда не ослепляла кричащая одежда. Все, что мне нужно было знать о человеке, я могла увидеть в его глазах. По эмоциям, которые они хранили.
Глаза с претензиями были худшими — в основном у мальчишек из студенческих братств и пафосных мужчин из высшего среднего класса, которые считали, что заслуживают услуги без платы за них. Сочувствующие глаза давали изрядную сумму денег. Некоторые мужчины приходили, видели официантку в стрип-клубе и давали хорошие чаевые из жалости. Гордость уже давно перестала играть роль, и я больше не чувствовала себя грязной от жалостливых чаевых.