Изнасилование⁈ Мир качнулся перед глазами, искусственный закат над фальшивым горизонтом парка окрасился в кроваво-красный цвет. Я обвиняюсь в… В голове не укладывалось! Это какая-то чудовищная ошибка! Но кто и зачем?

Да у меня последний раз секс был три месяца назад. Да и то, ч заместителем главы «Инквизиции». А до этого — двести лет назад!

Меня, словно куклу, тащили по аллеям парка мимо зевак, жадно ловивших каждое слово, каждый жест. Голографические пальмы, под тенью которых я только что мечтал отдохнуть, теперь казались насмешкой, а ароматы тропических цветов — удушливым ядом.

В участке, куда меня привезли, воздух был пропитан безнадегой. Следователь, уставший от жизни тип с потухшим взглядом, не внушал доверия. На все мои вопросы он отвечал односложно, увиливая от конкретики. Единственное, что мне удалось выжать из него — это имя обвинителя. Анна.

Анна… Это имя ничего мне не говорило. Кто эта женщина? И как она связана со мной? Какая-то безумная ошибка, в этом не было сомнений. Но как ее исправить? Как доказать свою невиновность, когда сам не знаешь, в чем тебя обвиняют? Нет, понятно, что в изнасиловании… Тьфу, аж произносить противно такое. Когда я «успел» это совершить? Я, то дома, в виртуале, то на работе, в гараже. Когда я мог это сделать? А главное, зачем?

Эти вопросы терзали меня, пока я сидел в тесной камере, ожидая неизвестности, которая пугала меня гораздо больше, чем любой футуристический кошмар этого города-небоскреба.

И как назло, я не брал с собой коммутатор. Кому звонить? Очки с дополненной реальностью отобрали еще в парке. Один звонок Камилле — и все решилось бы. На требование дать позвонить — поржали.

Время в участке текло тягуче, как смазочное масло. Каждая минута казалась часом, каждый шорох за дверью — приближением тюремщика, ведущего на казнь. Нет, я не драматизировал. Обвинение в изнасиловании в 23 веке, хоть и оставалось тяжким преступлением, но наказывалось далеко не так сурово, как пару веков назад. Проблема была в другом — в клейме, которое навсегда искалечит мою жизнь, в подозрительных взглядах, в шепотках за спиной.

Через несколько часов меня снова повели в допросную камеру. Допрос был похож на поединок с невидимым противником. Дображивал уже другой человек. Следователь, молодой парень с холодными, как голографическая луна, глазами, без особого энтузиазма зачитывал показания «потерпевшей».

— Анна, знакомы с данной гражданкой? — вопрос звучал скорее формально.

Я отрицательно покачал головой, разглядывая голографическое изображение девушки на столе следователя. Немного грубоватое лицо, яркий макияж, вызывающе открытая одежда — не мой тип совершенно. Но кто я такой, чтобы судить о вкусах?

— Она утверждает, что вы познакомились в баре «Белый волк» три дня назад, — следователь сделал паузу, словно ожидая, что я сейчас вскочу и закричу: «Эврика! Вспомнил!».

Но я молчал, лихорадочно пытаясь вспомнить, где я был три дня назад.

В голове всплывали обрывки воспоминаний: ремонт мустанга, ссоры с поставщиком запчастей из-за партии бракованных деталей, вечер в компании книг из библиотеки академии в виртуальной реальности. Но никаких баров, никаких Анн.

Допрос тянулся бесконечно долго. Следователь методично, как хирург скальпелем, разрезал мои аргументы один за другим. На все мои доводы и вопросы он отвечал одним и тем же: «У нас есть показания свидетелей. И вещественные доказательства».

Вещественные доказательства… Что они могут быть подсунуть в качестве «доказательства»? Использованный контрацептив?

Я чувствовал, как холодный ужас сжимает мне горло. Я попал в какую-то чудовищную, искусно сплетенную ловушку, но кто ее расставил и, главное, зачем — оставалось загадкой.

Следующие несколько часов по ощущениям растянулись на целую вечность. Меня допрашивали снова и снова, каждый раз задавая одни и те же вопросы, словно надеясь, что я сломаюсь и признаюсь в том, чего не совершал. Но я держался, цепляясь за крупицы здравого смысла, за веру в то, что правда рано или поздно восторжествует.

Под утро, измотанного и опустошенного, меня повели обратно в камеру. Проходя по коридору, я мельком увидел на скамье для посетителей знакомую фигуру. Сердце мое подпрыгнуло и забилось в бешеном ритме. Это был Борис, мой босс, владелец «Стальных Коней». Рядом с ним, нервно теребя в руках голографический платок, сидела Ева, его дочь.

Борис, увидев меня, вскочил, на его лице читалась смесь сочувствия и растерянности. Ева же демонстративно отвернулась, скрыв глаза. В тот момент меня словно током ударило. Конечно же! Это она! Это её месть!

Я хотел броситься к Борису, все ему рассказать, но конвойный грубо толкнув меня в спину, пресек мои попытки.

— Тише, Сергей, тише! Твое время еще не настало! — злорадно усмехнулся он, запирая решетку камеры.

Оставшись один, я опустился на узкую койку, пытаясь собрать воедино обрывки мыслей.

Ева… Теперь все становилось на свои места. Её детская влюбленность, мое нежелание отвечать на её ухаживания, её угроза: «Ты еще об этом пожалеешь, учитель»…

Но как она смогла все это подстроить? Кто эта загадочная Анна? И какие «вещественные доказательства» она предоставила следователю? От ответов на эти вопросы зависела моя свобода, моя репутация, вся моя жизнь. За такие преступления государство сразу лишает право жить на средних этажах.

Время в камере было похоже на пытку. Флуоресцентные лампы под потолком, не выключавшиеся ни на минуту, выедали глаза, а ледяной сквозняк, гулявший по камере, пробирал до костей. Спать не получалось — слишком живы были образы последних часов, слишком тревожно за будущее.

Утром, не дав мне толком прийти в себя, меня снова повели на допрос. На этот раз меня встретил самый первый следователь. Он выглядел довольным, словно поймал в ловушку не мелкого жулика, а опасного хищника.

— Ну что, Сергей, готов сотрудничать со следствием? — Он откинулся на спинку кресла, поигрывая в руках голографической ручкой. — А то, знаешь ли, улики против тебя всё серьёзнее…

— Какие улики? О чём вы говорите? — Я сжал кулаки так, что побелели костяшки.

— А вот, например, это, — на столе материализовался голографический дисплей, на котором я узнал себя. Вернее, не себя, а человека, поразительно похожего на меня — та же стрижка, тот же комбинезон с эмблемой «Стальных Коней».

Видео было коротким, не более минуты. «Я» выходил из бара «Белый волк», поддерживая под руку пьяную в драбадан девушку. На ней, несмотря на плохое качество записи, я узнал ту самую Анну…

— Это подделка! Монтаж! — устало буркнул я.

Следователь, не обращая на меня внимания, продолжал:

— А еще у нас есть показания бармена, который подтвердил, что вы провели с потерпевшей не менее часа в VIP-кабинете, а затем вызвали ей аэротакси…

Я чувствовал, как по телу растекается бессильная ярость. Это было невозможно! Я не был ни в каком баре! Это какая-то чудовищная ошибка, ловушка, из которой я не видел выхода…

— Но самое интересное, — следователь хищно улыбнулся, — это, конечно, показания свидетеля, который подтвердил, что вы угрожали потерпевшей насилием за несколько дней до инцидента. И, представьте себе, этот свидетель… — он сделал многозначительную паузу, — … ваш босс, Борис!

Удар, который я ощутил в этот момент, был больнее любого физического воздействия. Борис? Человек, которого я считал практически членом семьи, дал против меня показания? Не может быть! Это абсурд!

— Вы лжете! — выкрикнул я, вскакивая с места. — Он никогда бы…

— Сядьте! — голос следователя обрел стальную твердость. — У меня нет привычки лгать обвиняемым. Все улики против вас, так что советую вам перестать упрямиться и начать сотрудничать со следствием. Расскажите, как всё было на самом деле, и, возможно, суд учтёт ваше раскаяние.

Но что я мог им рассказать? Что стал жертвой интриг, что кто-то очень ловко подставил меня, используя новейшие технологии фальсификации? Что мой собственный босс, человек, которому я доверял как самому себе, предал меня?