Джейн Ромм
Мертвая топь
Ее звали Рейма. И она была никем.
Безродная, не знавшая дома, скитавшаяся от места к месту.
Будучи никем, Рейма не имела ничего. Оттого ей приходилось прибегать к обману и воровству. Брала столько, сколько могла унести, да и у тех, кто бы не заметил утраты либо же равнодушно махнул на нее рукой. Никогда она не забирала последний кусок хлеба у бедствующих. Не получившая родительской любви и после не знавшая близости с другими людьми, она, однако, не была лишена простых человеческих чувств.
Однажды Рейма пришла к месту, в котором нашла свою погибель. То была деревня, что первое время казалась ей простой, ничем не примечательной, с хорошими людьми, что приютили ее и поделились сытной едой и удобной постелью. Провела она с ними всего семь дней и шесть странных ночей, одна из которых была короче прочих. Что было хорошего в том, чтобы не иметь своих корней? С детским любопытством и живым интересом слушала Рейма предания и легенды от людей из тех земель, где бывала. В этой деревне были одни лишь… сказки. Старики слепо верили в них, молодые смеялись, дети пугались.
Большинство сказок были связаны с болотом, подле которого деревня была построена и которое все обходили стороной оттого, что знали – в нем легко пропасть. Однако Рейма совсем не боялась того, что ей понарассказывали: знала она, как не сгинуть в болотах и в чем нужно проявлять осторожность. С намерением собрать дикие ягоды Рейма собиралась дойти до этого болота, которое местные обзывали Мертвой топью.
Да только ее остановили две девушки. Издалека завидев свою гостью с плетеной корзинкой, побежали к ней. То были родные сестры: старшая и младшая. И всегда они были веселы и добры. По обе стороны взяв гостью под руки, увели они ее от болота.
– Разве ты не видишь? – спросила старшая и показала рукой на людей вокруг, молодых и старых. Каждый из них был занят приготовлениями. – Здесь сегодня день особый. Праздник окончания лета.
– Не ходи туда. Не надо… – тихо уговаривала младшая, то и дело бросая взгляд за спину, на тропу, что вела в Мертвую топь.
– Иль хотя бы не спеши! – старшая улыбнулась.
Привели они Рейму к себе домой, где принялись наряжать ее как свою маленькую куколку. Пока старшая перебирала свои вещи в поисках того, что подошло бы их новой знакомой, младшая гребнем расчесывала ее длинные каштановые волосы. Никогда у Реймы не было подруг. И она тихо наслаждалась той девичьей беззаботной суматохой, которую те создавали вокруг нее.
Старшая из сестер подарила ей платье ярко-красного, напоминающего боярышник цвета. На ткани были вышиты позолоченными нитками цветы. А младшая принесла множество украшений, среди которых Рейма заметила поясную цепь, несколько браслетов и колец. Волосы ее они собрали в косу.
Впервые Рейма чувствовала себя такой… прекрасной.
Стоило тьме подступить к деревне, жители ее вышли из своих домов, в окнах которых было мрачно и тихо – больше не горели свечи, не звучали приглушенные голоса. Вся жизнь была под открытым небом, подле болота, от которого исходил гнилостный запах…
С жителями деревни Рейма ела самую вкусную еду и пила напитки, от которых разум ее становился хмельным, тело – легким и ей неподвластным. Как к гостье, к ней было приковано много внимания, особенно со стороны молодых мужчин.
Желая отвлечь ее от них, старшая из сестер шепнула ей на ухо:
– Говорят, Хозяин здешний был когда-то человеком.
Ее услышал стоявший рядом мужчина.
– Верно, врут, – он колко усмехнулся, – у этой твари сроду не было души.
Вместе с остальными девушками Рейма танцевала вокруг большого костра, от которого исходило одурманивающее тепло, и смеялась. Кружась, она теряла себя и обретала снова. И в этом шуме голосов и музыке на краткий миг она нашла свое место.
– Оставайся! Будешь нам названой сестрой, – сказала ей младшая.
– Сестрой? – эхом откликнулась Рейма.
Все вокруг казалось красочным, магическим, не от мира сего, – и эта ночь, и эта луна, и эти звезды, и этот лес, и это болото, и эти люди.
От танцев и питья голова кружилась. И Рейма почти рухнула на землю, но устояла и пьяно захихикала, прижав ладонь ко рту. Да только никто на нее не обратил внимания. Она оглянулась – и улыбка сошла с ее лица, стоило ей увидеть привязанную к столбу свинью. Столб этот не стоял там прежде, как ей казалось. А быть может, она просто его не замечала. На высоком столбе том были вырезаны символы, а люди толпились вокруг, и шум их голосов звучал отовсюду. Да только Рейма слышала в ушах один только гул сердца.
Взмах острого кинжала, и вот рекой полилась кровь к самым ее ногам, босым и грязным. А животное пронзительно завизжало… Рейма сделала шаг назад, еще один и еще, пока, споткнувшись, в самом деле не упала на землю, больно ударившись локтями. Подбежавшие сестры помогли ей встать на ноги. Держа за руки, они вели безвольную ее за собой. Снова и снова они подносили к ее губам чашу с питьем, а после угощения – кусочки мяса. Отрешенная, Рей пила и ела.
После всего ее подвели к мертвой свинье. Старшая из сестер окунула ладони в густую кровь, что копилась в большом сосуде. С холодной дрожью Рей прикрыла глаза, когда та коснулась ее лица теплыми влажными пальцами.
Десятки голосов вокруг зашептали как один:
Да будем достойны мы благоволения твоего!..Приносим тебе скромную жертву, великий Хозяин болот, Дабы успокоить твой гнев и утолить твой аппетит. Мы молим тебя о милости и прощении, о могущественный, И обещаем хранить твои владения в чистоте и святости. Прими же этот дар из плоти и крови, И пускай на этих землях воцарятся мир и процветание.
Наутро Рей проснулась в своей постели. Жила она в старом брошенном доме, в маленькой комнатке с видом на темный лес, по соседству с сестрами. Превозмогая дремоту, медленно Рейма села на постели, зевнула. Прошедшая ночь показалась ей всего-навсего дурным сном, навеянным сильно хмельными напитками.
Намереваясь отбросить одеяло, Рейма опустила взгляд на свои пальцы и замерла. Под ногтями ее была грязь, черная, темно-красная. Ужаснувшись, Рейма бросилась на улицу, желая поскорее смыть с себя запекшуюся кровь. В дверях дома, однако, она встретила сестер, что при виде нее привычно расплылись в добродушных улыбках.
Замерла она перед ними.
– Ты проснулась!
И Рейма мягко улыбнулась им в ответ, спрятав руки за спину.
Тем днем поздно вечером она тихо собрала свои вещи и, убедившись, что в деревне тихо, под покровом ночи прокралась к месту, где хранились запасы еды на зиму. Рейма намеревалась взять совсем немного – столько, сколько хватило бы на дорогу до другой деревни.
Но ее поймали. Какой-то старый мужчина, появившийся из темноты, схватил ее за руку и грубо дернул вниз – бессильно она упала у его ног. Оторопев от страха, поздно принялась вырываться…
Не успела Рейма прийти в себя, как ее силком выволокли на улицу, где от поднятого шума стали собираться жители деревни. Только у нее получилось встать, как другой мужчина, молодой и проворный, подоспел на помощь старику и сзади крепко схватил ее за волосы. От боли Рейма громко вскрикнула, и руки взметнулись вверх в напрасной попытке оттолкнуть.
– Воровка! Воровка она!
– Грязная тварь!
– Лгунья!
– Гнилая душа!
Рейма изумленно ахнула: ее толкнули вперед и она упала на колени, выставив ладони вперед.
Тело ее дрожало, а мысли путались.
– Посмотрите на нее, – говорили с презрением. – Редкостная дрянь! Ее приютили, а она воровать! Хотела извести нас!
– Чтобы мы голодали!
То, в чем ее обвиняли эти полоумные люди, даже звучало нелепо! Она воровала, лишь бы не умереть с голоду, делала это из необходимости и не желала зла. Никому дурного она не сделала. Она всего-то хотела жить – и жила она так, как умела. Другому ее никто не научил.
Рейма не шелохнулась, когда рядом с ней встал поймавший ее на воровстве пожилой мужчина. Он схватил ее за волосы и запрокинул голову, вынудив заглянуть ему в глаза. То были бездонным темные глаза старика, возжелавшего наказать ее, упивавшегося страданиями той, что имела недобрые помыслы и испорченную грязными деяниями душу. Медленно он поднес кончик кинжала. Того самого, которым прошлой ночью на глазах ее зарезали свинью. Рейма зажмурилась и плотно сжала губы – он резанул по щеке. На лице ее испуганном проступила кровь и защекотала кожу. А следом старик схватил ее за ладонь, и она почувствовала, как лезвие коснулось запястий, как из обжигаемых болью ран хлынула алая кровь и мирно закапала на землю.