И тут нашу подругу повергло, сначала, сомнение. Затем она начала медленно отходить от него. Максим чутко прочувствовал отдаление на расстояние вытянутого рассудка. Он решил прогуляться и поговорить. И. И….. и …..и. Хтонь его юности началась. Она то пошла. И он пошел. НО. ВОТ КУДА ОНИ ШЛИ? Скажу заранее. Ее сомнение выбрало взрослость и допустило ошибку….ХОТЯ НЕТ. Эта ошибка лишь до совести. Она через два года уже поняла его, когда чуть тронулась своим умом от точки (45°21′11″ с.ш.; 36°28′27″ в.д.) в город Детрудинск. Но это не имело уже значения для героя. Он же после отказа встретиться, пошел спать. Ящик начал громко плыть по волнам сновидений. Из него выпадали маленькие крошечки небытия, которое обливало своим жиром все концы до коих оно касалось. Ему виделись эти молоточки проводов о которые так любят сосать дети свои зубы. Считая что веселый отзвук и поцелуй счастья будет ощутим долгим рядом – но лишь яблочный стук разряда о сопротивление языка щелочью щипит в грешном сердце младенца. Но только кажется – младенец не делает это для веселья и от скуки от веселья – а как раз чтобы показать важность внимания и понимания себя. Его милые ногти нуждаются в стрижке. Глаза в слезках; губы – в улыбке; уши – в важной внимательности и обособившейся кадровой системе матричных систем слов – которые детскически дополнятся в мажорной пляске; пятки – в обугленных и щекотных поцелуях, пока милый папа будет носить его на плечах. И слезы уже начали забывать разумом о прошлых конвульсиях своих жидкоченок. Однако структура начала деформироваться. Может ему нужно это? Такое нужно младенцу? Ведь чего хочет любой атом водорода в простанстве, когда среди этих глухих нот есть лишь такие как он водородные элементы.

Та отрешенность от себя что испытал он тогда. Он видел струны таланта. Он видел себя как нечто движимое в абсолютном безвременьи. Он не ушел за предел – не. Он просто остановился, как и все в этой точечной системе моралей.

Я бы съел яблоко. Да. Он часто спрашивал себя – а что не так? Что не вышло……правильным…..в его словах и действиях? Какой чужеродный элемент пробрался в ее горло и вызвал повседческую смерть ее раслабленной десткости. Что дало ей поводы предаться казни своей слезы? Я определю предел рассказа о Максиме – лишь до момента детерминанта случая до полного погашения морального пепла. Тогда он уже исключил некоторые столбцы печалей и смертей себя самого как счастья. И хорошее явление в белом пиджаке, достающая изо пазухи деликатные семена смирения и осознаний. Он давал малые дозы. Он боялся о нем как ни о ком.

Мне очень приятна. Приятна ветвь векотилий что режут мне артерии. Правда. Это невероятно в самой своей сути. Коль в моей голове вызывается школьное сомнение. Я сразу прерываю любую ласку мысли – мыслей что. А нахуя….ты об этом думаешь. Ведь. Ты такой же. Ты сам знаешь когда укол входит в глаз это не боль а зрение начинает вызывать дуальное упругое сопротивление. И тут также. Просто. Любая такого рода мысль лишь пистона глушащего фотона. Мелочь. Ведь мысль о злокачественной половой дифрактализации морали – о сексе если вам так удобно. Есть лишь побочный эффект от момента моей жизни. Мне нечего винить себя. Пошлость моей мысли есть лишь безграмотность и возраст моего тела. А то что хочет эмоция и чувство – сердце его еще называют более оснащенные зубья – я, может повидиться, подавил. Но нет. Просто – это паразитизм. Милота, няшество, обнимания, целования – это все мило. Это все прикольно и действительно может дать дозу синтетического тепла для духа. Но. Это не порох. Порох – это духовная благодать. А материальная и касательная часть – это сама пулька. Но не пуля. Выстрел силы будет лишь в синтезе. Хотя нет. Ложь. Может и призрак человеческой сливы тоже сделать взрыв. Совершить то что хуже……

– Есть ли смысл в пуле если в ней нет пороха? Как ты думаешь Максим?

– Бляяяя. Ну. Нет конечно. Пуля это сугубо…ну так. Просто свинец. Оружие из него такое. А вот с порохом и….

– Так нужно что будет пускать пулю….

– Да, ефрейторный датчик на стволе двигателя. Вот что будет пусковой установкой.

Оба преглянулись собой. На умыльчивых лицах выскочила улыбочка и начала прыгать скакалкой по масштабам рта.

Оба – Ты же думаешь…… 50 минут и жду в моторе.

Максим – там же есть лишний? И…..

Лега – мы его прогоним…..

Оба с укрыдчивой и украдчивой улыбкой – точнее через него …..пулю…..

Ты неведомая часть одной вечной спе…ферменинтного и структуристкого сгутстка семени святого случая. Просто порождение похоти и благой натуры самой себя. Это все сказки.

Пройдя в машинное отделение они провернули вакуум своих голов средь каскадов милых и приозерных банок самых смещенных от твоей ладони цветов. Бесконечная пошлость их порывов взобраться к самой себе – ощутить сапфировые нотки джина, лоснящегося в горле бедными и ребяческими протестами сугного можжевельника. Просто софистические ноты этого растения меня все чаще приманивают – думают коренки пошлечных устриц Леги. Копошась в моралях самого себя он отыскивает удручающие апоследствия всей этой системы запахов.

Лишь одна ты могла решить его задачу. Да . Я про сомнящееся Солнце. Оно медленно набирает статику оборота вокруг погонов нашей кончающей импульсами из чрев не столь видных Земли. Солнце виновно в его явном прирекании запахов такого масштаба циркуля. Оно всегда смотрела – даже эротично, как детская бледная глазная черемуха – за его действиями вопреки своей воли. Лишь преступленный и шариковый интерес испытывало Солнце внизу своей….конечности. Ему не ясно было что все это лишь поток необдуманных значимых событий и работ над своей стигматикой вер и обличий карликовых звезд.

Странность этих наблюдений привела – к ошеломленному потоку с…..потому термоядерного белого света по черничной вечности тянущейся с огорода моей бабушки и таким галопом до самой червоточины, что математики называли ноль.

Просторная вечерняя чихарда лишь начинала предвещать великие бедствия в партиях этого света. Птицы летали и лаяли безмерным хохмотом проводов от ветра до ушей нашних. Вечно безлюдные улицы наполненные страданием культого белка движущего по бесконечной морали самой себя начинают плескаться в голубых пожарах бедных тараканчиков и богомолов – парализованные они двигаются лишь по прибытию светодиодов и новоскальных потускнениях мглы отступов людей постоянно проходящих людей. Что в их чемоданах?

Задай вопрос лучше себе хуйло, ой. Задай лучше вопрос о себе, хуйло. Что в твоем чемодане? Найдется ли там место для бедного и хмурого, как клубничная веснушка или пьяный ход бабочкиной беседочки, для вечно скитающего в поисках своей нулевости – бедный квант. Нет. Давайте я напишу красивее. Найдется ли там место для бедного и хмурого, как клубничная веснушка или пьяный ход бабочкиной беседочки, для вечно скитающего в поисках своей нулевости беднОГО (правильного ого, ведь у нас склонение под 50 градусов, под моего родителя не столь далекого. Да. Отношение не очень явное.) квантА. Все? Я теперь грамотный аффтор? Это все ребячество. Но найдется ли? Среди ключей от говорящих левоцентристкие лозунги дверей. Ведь каждый хочет стать свободней от лишней смерти. Я знаю вас. Хоть я и стар по свеой сути лишь моряк и лишь пишу дневник. Но вас суки я вижу. Я вижу вас насковзь как прорезь во временной пенке, или тефтеле – коль угодно показаться эстетичным. Среди бумаг олицетворяющих ваше расположение средь атомных единиц. Между каждым уровнем этой матрицы. Какой твой столбец? А строка? Но в итоге общий – детерминанта всегда будет равна нулевости. В этом ее деградация и специфика. То как гниют зубы знают лишь зубные ткани. Никто не скажет как больно им лишаться жизни. Ни один люреги не передаст боль смерти. Напиши я про свою радость.

На улице бледеяла межстрочная прохлада, дающая дамам закрывать свои славоточины и мягкие икринки медными, ложными до шюрлоли – ными (это прилагательно для вас) ватками сплетенными в куртки. Бедные людищки ходили рожать бурые конфеты для нечто сточного рая. Облака мило перевозя ангельские шаги – также яростно перешептываются в надежде просто прослыть для некой безмолвной утехи, мол ту о которой говорить среди улыбок запрещено.