Парадоксальным образом Россия является своего рода лакмусовой бумажкой либерализма именно потому, что российское политическое устройство исторически было авторитарным. В силу исторических причин в XIX веке в России царил самый абсолютистский режим в Европе, а бойлыпую часть населения составляли крепостные крестьяне, освобожденные только в 1861 году. Все это, безусловно, тормозило развитие либеральных идей в российском обществе. Если на Западе либералы в основном были противниками революции, то в России риторика создания правового государства нередко подразумевала под собой свержение существующего строя; иными словами, либералы оказывались в одной лодке с революционерами. Тот факт, что какие-то реформы, инициированные сверху, были успешно претворены в жизнь, а конституционализм и либеральная экономика, по мнению многих, не сулили улучшения положения российского крестьянства, убеждают нас в правоте Д. Филда, утверждавшего, что «доктрины, которые в Западной Европе естественным образом складывались в единое целое, в России конфликтовали друг с другом» [Field 1973: 60]. В силу исторического контекста российские либералы боролись за обретение гражданских и политических прав, которые, по их мнению, могли защитить общество от тирании и произвола царского правительства, но при этом, опасаясь за судьбу крестьянства, настороженно относились к таким либеральным ценностям, как индивидуализм, материализм и свободный рынок. Грубо говоря, эти мыслители всегда выступали за те свободы, которые, как они надеялись, должны были уменьшить экономическое неравенство и сплотить разрозненное российское общество.

Находясь в оппозиции к существующему режиму, российские либералы должны были защищать свои идеи и ценности особенно убедительно, четко и аргументированно. Оставленное ими интеллектуальное наследие – многогранное, разнообразное и в высшей степени содержательное – показывает, как многого они добились на этом поприще. Вместе с тем, если говорить о чисто практических результатах, здесь возможности российского либерализма оказались сильно ограниченными. Вероятно, это можно объяснить тем, что в контексте российской истории достижение желаемого либералами разумного компромисса между соблюдением личных свобод и общественным благополучием являлось неосуществимой мечтой: так, в 1920-х годах философ Н. А. Бердяев охарактеризовал попытки кадетов установить общественный строй, основанный на верховенстве права и соблюдении гражданских свобод, как «бессмысленные мечтания» и «неправдоподобные утопии» [Бердяев 1924: 62–63].

Хотя слова «либерал», «либеральный» и «либерализм» появились в России еще в 1820-х годах, в политическом дискурсе они стали широко употребляться только во второй половине XIX века; горячим сторонником того, что эти западные идеи могут прижиться на российской почве, был видный деятель российского либерализма Б. Н. Чичерин (1828–1904). Однако с середины 1860-х годов термин «либерал» главным образом употреблялся вместе с такими словами, как «дворянский» или «буржуазный», и имел уничижительный оттенок. Главный герой романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» Евгений Базаров говорил о представителях этого сословия: «Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы… подумаешь, сколько иностранных… и бесполезных слов!» [Тургенев 1950: 47]. В какой-то степени именно из-за этого пренебрежения, испытываемого российскими радикалами к тем, кого они называли «либералами», либерализм оформился в общественное движение только к концу XIX века[1]. Даже тогда явно сочувствующие идеям либерализма кадеты – представители крупнейшей в начале XX века конституционно-демократической партии – не стремились наклеивать на себя ярлык либералов[2]. Однако другой причиной, по которой эти мыслители и общественные деятели не спешили называть себя либералами, была их разница во взглядах относительно того, как именно трактовать такие понятия, как «свободы», «правовое государство» и «конституция», в условиях существования внутри автократического и бюрократического государства. Поддержка инициированных сверху реформ делала их невольными союзниками деспотического режима и самодержавного монарха, а идея о том, что создание правового государства требует свержения существующего строя, означала переход на сторону революционеров. Если под либерализмом подразумевается некий набор пришедших с Запада идей, включающий в себя принцип верховенства права, уважение частной собственности, либеральную экономику и ограничение роли государства, окажется, что российских либералов в традиционном понимании этого термина не существовало вовсе.

Эта трудность с переносом либеральных концепций на дореволюционную российскую почву проливает свет как на причины Революции 1905 года, так и на противоречивую природу либеральной философии как таковой. Пример России замечательно иллюстрирует фундаментальный недостаток либерализма, а именно то, что различные ценности, в защиту которых выступают либералы, например соблюдение порядка и законности, могут конфликтовать (иногда самым решительным образом), что становится очевидным, когда эти идеи реализуются на практике. Данное исследование эволюции российского либерализма (и как философского направления, и как политического движения) следует рассматривать как часть более широкого обсуждения того, как именно такие основополагающие либеральные идеи, как свобода, прогресс и права человека, находят свое воплощение в тех или иных политических обстоятельствах. Эта работа опирается на новейшие академические исследования, в которых либерализм трактуется как смешение различных недогматических концепций и стремление разрешить практически непреодолимые противоречия (например, между уважением прав человека и принципом невмешательства или между общественным благосостоянием и индивидуализмом); при этом принимается, что реализация либеральных идей на практике неизбежно обусловлена культурно-историческим контекстом эпохи. Такой подход дает возможность проникнуть в суть российского либерализма глубже, чем подход тех исследователей, которые недооценивали важность этих внутренних противоречий между различными либеральными ценностями. Кроме того, благодаря этому можно понять, насколько тонкой является нить, связующая все эти либеральные идеи и понятия.

Как уже говорилось выше, Россия традиционно не ассоциируется с либерализмом; напротив, принято считать, что российские мыслители были, скорее, носителями идей социального утопизма и враждебно относились к концепции правового государства. Однако, как показывает это исследование, при всех трудностях с переносом идей либерализма на российскую почву, связанных в том числе и с появлением новых слов, многие течения российской общественной мысли и дискуссии, возникавшие между их представителями, в значительной степени испытали влияние либеральных теорий, проникших с Запада. Несмотря на то что в России мало кто из философов и общественных деятелей открыто называл себя либералом, именно либерализм играл ключевую роль в российской политической деятельности дореволюционного времени. Горячо обсуждалась основополагающая либеральная идея о признании за всеми людьми равной моральной ценности, однако оппонентам так и не удалось договориться о том, какой именно должна быть исходящая из этого принципа социально-экономическая модель государства[3]. Либеральные идеи прогресса и совершенствования завораживали российских мыслителей, спорящих о том, следует ли России гнаться за Западом[4]. Российские либералы пытались использовать такие связанные с либерализмом институциональные практики, как конституционализм, верховенство права, демократия и свобода прессы, для усиления своего политического влияния, однако в итоге именно они приблизили крах Российской империи. Рассматривая либерализм как набор концепций, одни из которых могут быть при определенных условиях принесены в жертву в угоду другим, можно лучше понять, как именно те или иные либеральные идеи и практики то теряли свою значимость, то вновь ее обретали в российских реалиях того времени.