– Какого черта тебе надо, господин великий надзиратель? – спросил я, приподнимаясь с лежанки. – Ты тратишь мое личное время, предназначенное для отдыха.
– Здесь твое личное – только дерьмо в унитазе. Все остальное, в том числе и твоя сутулая спина, – собственность Альрийской Федерации. Встал и подошел сюда, я сказал!
– Алекс, не тяни. И избавь нас от всего этого дерьма, – удрученно произнес Митрис. Старый заключенный знал, что если раздосадованный надзиратель войдет в камеру, то и ему может перепасть пара несильных, но неприятных ударов увесистой шокер-дубинкой – за то, что он просто существует на этом свете и попался под горячую руку.
Я громко и наигранно вздохнул, выпрямился почти во весь свой немалый рост, задев макушкой потолок над шконкой, расположенной на втором ярусе, и спрыгнул на пол. Сунул босые ноги в тряпичные серые ботинки с полустертой подошвой. Медленно пошаркал к решетке. Просунул руки в отверстия и спросил:
– Так какого хрена тебе от меня нужно?
– Начальник тюрьмы ждет встречи, – ответил надзиратель. Запястья обволок холодный металл магнитных наручников.
– Неужели? – повел бровью я. – Не помню, чтобы я ему на сегодня назначал.
Носорог смерил меня недовольным пристальным взглядом и бросил:
– Ты когда-нибудь дошутишься, юморист.
– Все мы когда-нибудь дошутимся, – сказал я. – Так что ему нужно от меня? Опять хочет, чтобы я ему автограф на заднице поставил? Так там уже места свободного не осталось.
– Тебе врезать? – буднично спросил надзиратель. На наручниках пискнуло, и я ощутил легкую вибрацию на запястьях, которая, впрочем, быстро прошла – мои оковы сжали руки так, что я едва мог пошевелить пальцами.
– Будь я без наручников, ты бы такой вопрос задавать не стал, Ллойд, верно? – подмигнул ему я, ухмыльнувшись.
Носорог снова смерил меня пристальным взглядом, прижал правую ладонь к сенсорной панели справа от решетки, и прутья резко опустились, скрывшись в пазах.
– Заключенный под номером одиннадцать-сто-четырнадцать, два шага вперед и замереть. Смотреть только вперед, – произнес он, не сводя с меня взгляда.
Я выполнил приказ, сделав два ленивых шага. В голове промелькнуло: и что начальнику тюрьмы от меня вдруг понадобилось? Неужели снова попросит, чтобы я не подшучивал над надзирателями? В последний раз он именно для этого меня и вызывал. Сказал, что устал выслушивать жалобы своих подопечных. Обвинил меня в том, что я пользуюсь своим особым положением слишком нагло, и если я не умерю пыл, то скоро он развяжет руки своим церберам. Заключенные должны уважать надзирателей – так он и сказал. Я ничего обещать ему, разумеется, не стал, но ответил, что постараюсь быть с его нежными мальчиками помягче. С тех пор прошло несколько месяцев, и я, наверное, все же где-то ляпнул что-то лишнее. Вот он и решил, видимо, снова вывести меня на разговор.
Позади раздался звук сдвигаемых прутьев, после чего в спину последовал толчок. Носорог произнес:
– Давай, номер одиннадцать-сто-четырнадцать, шагай. И помни: никаких резких движений.
– Да я помню, что у тебя кишечник слабый, от испуга можешь в штаны наделать.
– Закрой пасть! – буркнул Ллойд.
Дальше шли молча. Проходя по широкому коридору мимо камер, я несколько раз кивнул заключенным, провожавшим нас безучастным взглядом.
– Здорово, Палач! Как жизнь? – поприветствовал меня из-за решетки Желудь – невысокий коренастый мужик с белесым левым глазом и косым шрамом на лице. Местный авторитет.
– Все отлично. И каждый день все лучше и лучше, – кивнул я ему в ответ.
– Заткнулись! – рявкнул Носорог.
– Куда тебя ведет этот хмырь? – спросил Желудь, не обратив внимания на требование надзирателя.
– Понятия не имею. Наверное, боится мимо камер один ходить, вот и потащил меня как охрану.
Желудь ухмыльнулся, обнажив на удивление ровные зубы, верхние клыки из которых отливали стальным блеском. Насколько я знал, они были сделаны из какого-то редкого титанового сплава. Заключенный произнес:
– Палач ведет вертухая – вот это байка будет.
– Заткнулись, я сказал! – негромко, но с затаенной злобой процедил Носорог. В следующий миг в спину меня ударил легкий электрический разряд.
– Ну бывай, – попрощался Желудь.
– Увидимся, – бросил я через плечо.
– Не оборачиваться, – рявкнул Ллойд. – Смотреть прямо перед собой.
Мы дошли до конца коридора. Остановились перед дверью. Охранник приложил ладонь к сенсорной панели справа, и дверь с металлическим визгом поднялась.
– Пошел, – толкнул меня в спину Носорог.
Я глянул на парящего у потолка дрона с камерой и шагнул в проем. Одноглазый кругляш окинул меня беспристрастным взглядом и медленно повернул объектив в другую сторону.
В следующем коридоре было куда светлее и приятнее, хотя стены все так же отдавали строгим металлическим блеском. Но здесь их, наверное, протирали чаще или же материал пластин был другим. Да и не царапал их тут никто, как в блоках с заключенными. К тому же лампы с потолка светили чуть ярче.
Мы прошли мимо дверей, ведущих в другие жилые отсеки с заключенными. На каждой из дверей черной краской была выведена латинская буква. Блок, в котором мотал срок я, был гордо именован самой первой буквой алфавита. Когда мы минули дверь с буквой «G», надзиратель окликнул меня:
– Номер одиннадцать-сто-четырнадцать, стоять!
Я сделал еще два шага и остановился.
– Что, родной, запыхался? Давно говорю тебе: займись спортом, скинь килограмм двадцать. Пузо сойдет – член свой хоть впервые за двадцать лет увидишь. Ободок унитаза обоссывать перестанешь. Знаешь, как удобно?..
– Заткнись!.. Поворачивай направо.
Мы свернули в широкий коридор и медленно двинулись по нему. Впереди чуть правее находился вход в кабинет начальника тюрьмы. Похоже, Носорог действительно повел меня на встречу к местному повелителю судеб.
Остановились перед дверью. Ллойд коснулся сенсорной панели справа и громко отрапортовал:
– Сэр, это старший надзиратель Ллойд. Ваше указание выполнено. Номер одиннадцать-сто-четырнадцать здесь.
Ответа не последовало, однако дверь с тихим шелестом поднялась.
– Вперед, – толкнул меня в спину Носорог.
Я перешагнул порог и оказался в просторном кабинете. Здесь было минимум мебели: стол, стальной шкаф и неудобный стул с узкими подлокотниками.
– Спасибо, Ллойд. Можешь быть свободен, – произнес начальник тюрьмы по имени Джозеф Картер – широкоплечий мужчина лет пятидесяти с проседью в волосах и глубокими морщинами на широком, почти квадратном лбу. Он сидел за массивным стальным столом, расположенным посреди помещения. За его спиной над головой развевалось голографическое панно, изображающее эмблему Альрийской Федерации. На голоэкране перед ним вертелось трехмерное изображение моего лица, а рядом пестрили строки с текстом и какие-то мелкие картинки. Он, похоже, изучал мое личное дело.
Носорог что-то буркнул под нос и вышел из кабинета. Дверь за ним закрылась.
– Чем обязан, господин повелитель обители угнетенных? – спросил я. – Давно не виделись. Неужели соскучились?
Начальник тюрьмы поднял на меня тяжелый взгляд, устало моргнул и кивнул на стул, сказав:
– Садись уже, шутник.
Я лениво прошагал до стула и сел.
– На тебя поступает много жалоб, заключенный номер одиннадцать-сто-четырнадцать, – произнес начальник тюрьмы. Сам он перевел взгляд на голоэкран и удрученно нахмурился. – Мне кажется, что мы с тобой договорились еще тогда, но ты опять принялся за старое. Ты забыл о нашем уговоре?
– Нет, господин Картер, я не забыл, – вздохнул я.
– Вот и славно, – сказал он и пристально поглядел на меня. – На самом деле я вызвал тебя не для того, чтобы читать нотации.
– Это радует, – чуть улыбнулся я. – Неужели холодного пивка предложите? Или, может, даже стаканчик виски со льдом?
– Хоксвелл, ты у нас, конечно же, на особом положении, но не настолько, чтобы я тебя виски поил, – произнес он. – Ты лучше скажи, как у тебя дела? Не надоело задницей камеру протирать?