Танкилевич вздрогнул и уронил чашку на блюдце. Глянул, не разлился ли чай, а когда снова поднял голову, лицо его застыло, закаменело. Сомнений быть не могло. Оба все поняли.

— Бокер тов^[9], Володя, — сказал Котлер.

Танкилевич и его жена обменялись быстрыми взглядами. Лицо женщины побелело. Она машинально перекрестилась.

— Боже мой, — сказала она.

— Вот Он твой Боже, — огрызнулся Танкилевич. — Так Он ответил на твои молитвы.

Он отвернулся от жены и уставился на Котлера с ненавистью загнанного в угол зверя.

— Развлекаешься, да? Такому важному человеку больше нечем заняться? Что ж, давай, смотри внимательно. Перед тобой твой давний враг. Подлая скотина. Позор еврейского народа. Смотри, как судьба с ним поквиталась. Пусть твоя девушка над ним посмеется.

— Ты что думаешь, Володя, — сказал Котлер, — что я и «Моссад» к твоим поискам подключал? Что мы тебя пятнадцать лет разыскивали, как Эйхмана?

— Ты приехал, чтобы оскорблять меня? Оскорбляй. Торжествуй. Я человек беззащитный. Говори, что хотел, и убирайся.

— Володя, мы здесь по чистой случайности, а не по наводке «Моссада». И я не рвался тебя искать.

— Хаим, — сказал Танкилевич.

— В смысле?

— Я теперь Хаим, — заявил Танкилевич.

— Видишь, Лиора, — усмехнулся Котлер. — Вот и первый сюрприз.

— При чем тут сюрприз? — вскинулся Танкилевич. — Ты, что ли, один вправе менять имя? Я такой же еврей, как ты. И такой же сионист.

— Рад слышать, — сказал Котлер. — Ты уж прости, но не могу не сообщить: для меня это сюрприз. Когда мы виделись в последний раз, ты в советском суде обвинял меня в том, что я сионист, шпион империализма и агент американской разведки.

Танкилевич оперся о столешницу, отодвинул стул и не без труда поднялся. Бросил злобный взгляд на жену и повернулся к Котлеру.

— Чего тебе надо? Приехал поквитаться? Что ж, я расплачивался и расплачиваюсь за свою вину. Я заплатил с лихвой. И все еще плачу. С меня уже нечего взять.

Выходя из кухни, он снова бросил взгляд на жену.

— Верни им деньги.

Втроем они смотрели на его широкую спину, на мгновение загородившую дверной проем, и слушали, как он тяжело ступает по коридору. Хлопнула входная дверь, и шаги заскрипели по гравию.

Оправившись от потрясения, Светлана вскочила из-за стола и кинулась за мужем, оставив Котлера и Лиору наедине. Снова хлопнула дверь, теперь по гравию шли Танкилевич и его жена. Лиора повернулась и взглядом спросила: «Доволен?» Что Котлер мог на это ответить? «Более или менее».

Из окна кухни было видно, что происходит возле дома. Светлана нагнала Танкилевича в тот момент, когда он открыл дверцу машины и хотел сесть за руль. Она вцепилась в дверцу и не отпускала ее. Котлер и Лиора смотрели, как они дергают дверцу туда-сюда; слышали препирательства что погромче.

Светлана: «С твоим зрением! Забыл, что сказал доктор? Это самоубийство!»

Танкилевич: «Пусть они убираются из моего дома!»

Борьба не утихала. Танкилевич упорствовал и не хотел отпускать руль, Светлана намертво вцепилась в дверцу и не давала ее закрыть. В итоге Танкилевич плюнул, выбрался из машины и зашагал в сторону дороги. Уходя, бросил через плечо: «Чтобы через час их здесь не было!» Светлана смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду, потом захлопнула дверцу машины. Обернувшись, она увидела Котлера и Лиору — они стояли у кухонного окна. Угрюмо на них поглядела и направилась к дому. Вскоре она вернулась в кухню. Все молчали, отчего казалось, что они в пустоте, в вакууме. Все трое глядели друг на друга так, словно между ними пролегла ледяная пустыня. Светлана, явно ошеломленная, нарушила молчание.

— Это правда — то, что сказал мой муж?

— Смотря о чем, — ответил Котлер.

— Что вы специально сюда приехали.

— Вы же сами были на вокзале. По-вашему, мы подстроили встречу? Вам что, кажется убедительной такая версия?

— Плевать мне на убедительность. Я вас спрашиваю, правда это или нет.

— Светлана, сами подумайте: если бы мы знали, где вы живете, разве имело бы смысл так все усложнять? Можно было бы просто объявиться у вас на пороге.

— Значит, вы это отрицаете?

— Да, и я об этом уже сказал. Вашему мужу сказал. И могу тысячу раз повторить. Только зачем? По опыту знаю, отрицать — бессмысленно. Это всего-навсего слова. Куда важнее логика и доказательства. Я вижу, что женщина вы толковая. Задайтесь вопросом: зачем бы мне понадобилось это отрицать? Если бы я и правда искал вашего мужа, почему не сказать об этом прямо? Какой смысл притворяться? Тем более что любой вам скажет: актер из меня никудышный. Моя сила совершенно в другом.

Светлана задумалась, стоит ли верить его словам, ему. По ее глазам Котлер легко читал малейшее движение ее мыслей. Наконец мысль встала на место — Светлана приняла решение. Она подошла к плите и сняла чайник — он уже засвистел. И с чайником в руке повернулась к Котлеру и Лиоре.

— Хотите чаю? — осведомилась она. — А может, кофе?

— Очень гостеприимно с вашей стороны, — сказал Котлер, — но, наверное, не стоит. Ваш муж явно не хочет, чтобы мы здесь находились, а навязываться мы не хотим.

Светлана прошла к столу и взмахом руки отмела отговорки Котлера. Поставила чайник на стол.

— Муж не один здесь все решает. Садитесь, пожалуйста. Уйти всегда успеется. Да и потом, куда вы пойдете? Сейчас и семи еще нет. Где вы будете искать комнату в такой час? Да еще без маковой росинки во рту. Нет, я этого не допущу.

— Мы вполне способны о себе позаботиться, — сказала Лиора.

— А кто спорит? Но вы у меня дома. Вы — мои гости. Если вы говорите правду, значит, вас привело Провидение. На мужа моего внимания не обращайте. У меня свои убеждения, христианские, уж простите, что я вам такое говорю.

— Что ж тут такого? — сказал Котлер. — Не имеем ничего против христианских убеждений. Особенно если дело обойдется чашкой кофе.

— Вот и хорошо, — сказала Светлана. — Тогда садитесь.

Она достала из шкафчика банку растворимого кофе. И Котлер уселся на один из кухонных стульев. Взглядом пригласил Лиору последовать его примеру, но она, хоть и устала, упрямилась. Пассивное сопротивление. «Хорошо, но чего ради?» — безмолвно спросил Котлер. «Просто так. Ни для чего», — так же безмолвно ответила Лиора.

Светлана с банкой кофе в руке наблюдала за ними.

— Что ж вы не садитесь? — одновременно встревоженно и укоризненно спросила она у Лиоры.

— Демонстрирует свое неодобрение, — сказал Котлер.

— А что она не одобряет?

— Что мы отсюда не уехали.

— А прежде всего, что мы сюда приехали, — невозмутимо сказала Лиора.

— Но если вас сюда привела судьба, то о неодобрении не может быть и речи.

— Очень даже может, как выясняется.

— Но какой в этом смысл? Если судьба так распорядилась, тут одобряй, не одобряй — все едино. Стоите вы или сидите у меня на кухне, ничего от этого не изменится. Не изменится, даже если вы уйдете. Дерево упадет и преградит вам дорогу. Потому что, если вас сюда привела судьба, она удержит вас здесь. Я старше вас. Я жизнь прожила. И говорю по своему опыту. Судьбу понять бывает ох как непросто.

Светлана повернулась к Котлеру и спросила:

— Ведь правда же?

— Я бы сказал, что мы с судьбой идем рука об руку. Судьба тянет в одну сторону, а ты — в другую. То ты следуешь за судьбой, то она за тобой. И не всегда разберешь, кто кого ведет.

— Но вы же сказали, что вас сюда привела судьба.

— Привела, а я за ней пошел. Потому что решил пойти за ней. Сначала неосознанно, наугад. Но однажды понял, куда судьба меня ведет, и двинулся туда, уже целиком и полностью понимая, зачем я туда иду. Лиора мое решение не одобряет.

Светлана подошла к столу, поставила банку кофе рядом с чайником.

— А кофе вы будете? Потому что если будете, то его лучше пить сидя. Да и если не будете, все равно садитесь. Мне оттого, что вы стоите, не по себе. На нервы действует. Стоите тут — ни дать ни взять полицейский или сотрудник похоронного бюро.