Папа и мама баловали Толю, это он сейчас понимал. На Новый Год, пока маленький Толя верил в Деда Мороза и Снегурочу, к ним приходил сосед с третьего этажа, здоровый мужик с густым басом. На нём были красный кафтан и, как казалось Толику, огромная белая борода. Толе очень нравился именно такой Дед Мороз, с густым басом, немного грассирующий. Особенно чудесен был момент доставания подарка из мешка. Деревянный конструктор, или несколько больших иллюстрированных детских книг. Которые, как сейчас он понимал, тоже были острым дефицитом. А запах мандарин до сих пор ассоциировался у него исключительно с новогодними праздниками.
И в армии свой первый Новый год он встречал с двумя мандаринками, которые им выдали на ужин в огромной столовой бригады Северного флота. Толик, испуганный молодой матросик второго месяца службы, сидел перед двумя мандаринками, положенными справа от алюминиевой тарелки с порошковым пюре и котлетой, слепленной непонятно из чего, и ему остро хотелось домой, к маме и папе. Потом это чувство прошло. Как понял Толик позднее, родительский дом после службы представляется немного другим, таким, изменившимся, что ли.
После армии Толик захотел нормальной работы, чтобы мир повидать и не испытывать нужду в деньгах. Не крохоборничать, как говорила его бабушка. Мореходка, та же армия по сути, потом, через отца однокурсника, оформился на хорошее судно. Денег захотелось быстрых. Вот и сделал быстрые деньги, не выдержал субординацию, нарвался на старпома. Точнее, не поделился, как надо.
Толик вздохнул, подумал, что переел. Харчо лёг тяжеловато в желудок. Надо было ехать. Сначала домой, сменить одежду. Потом скататься на «Галёру», поговорить с пацанами. Может, видели этих двух козлов, в клетчатых штанах. Штаны приметные, таких модников залётных кто-то мог запомнить.
Из двери подсобки вышла официантка Марина, лицо у неё было явно заплакано. Толику нравилась Марина. Всегда спокойная, молчаливая, и лицо у неё было явно не местное. Ну, то есть Толик думал, что в официантки она попала случайно, не её это дело. Пошла, как многие тогда шли, за хорошими деньгами. Иногда, в выходные дни или праздники, официанты могли за смену заработать тридцать или даже пятьдесят рублей. Гости были разные, некоторые, особенно южане, на чаевые не скупились.
«Что это она такая расстроенная? Всегда такая спокойная, приветливая», – Толик вытащил последнюю сигарету из пачки, закурил, посмотрел задумчиво Марине вслед.
– Толя, ты еще здесь? Дружочек, давай домой, по дороге в травму… хотя, блин, ты поддатый…зачем пил, – подошла Надя, села около, – тогда домой, душ прими, лицо обработай чем-нибудь, герой мой…
– Слушай, а что это с вашей Мариной-то? Зарёвана вон как… обидел кто?
– А, это… да беда у девки такая… так жалко её… молодая, а судьба вон как её мутузит, – Надя вздохнула, – ты же слышал, брата у неё убили в Афгане в прошлом году. Лейтенант, десантник. Погиб. Мать, как это случилось, с инсультом слегла, Марина еле выходила… а сейчас у дочки, в третьем классе она учится, врачи нашли опухоль…ну, онкология, короче. Уже несколько месяце лежит в больнице детской на Васильевском, не отпускают домой… и сказали на днях что того, девочке осталось немного… горе страшное… А еще и без мужа её растила. Совсем ужасно это всё. Мы тут всем коллективом сбросились, кто двадцать рублей, кто тридцать, я сотню дала… девочку жалко. Какие-то лекарства привозили из Финляндии, стоят, как «Жигули», а вот видишь, ничего не меняется… видимо, крест такой. Девочку только жалко, – голос Нади задрожал и глаза стали влажными.
– Да… круто… на девку навалилось, – Толя расстроился, начал тушить сигарету.
– Граждане, прошу оставаться на своих местах. Проводится рейд по соблюдению трудовой дисциплины! – в дверях стоял капитан милиции, а по проходам между столами зашагал пожилой сержант и три дружинника, по виду традиционные работяги.
– Ну вот, Толя, а ты тут квасишь, вот ведь! Давай, я тебя выведу через подсобку!
– Зачем, Надь, у меня корочки есть. Вот, я оператор котельной, смены сутки через трое. Сегодня мой законный выходной. Не докопаются, всё чисто! – Толя улыбнулся и достал удостоверение «Ленгаз».
У стола остановился дружинник, мужичок с плохо выбритым серым лицом.
– Добрый день, гражданин. Разрешите узнать, почему вы находитесь в заведении общепита в рабочее время?
– Разрешаю! Вот! – Коля протянул удостоверение, – работаю на Бумажной улице, оператором газовой котельной. Сутки отработал, пришёл вот к супруге, проведать, – Толик обнял Надю за плечи. Ей, как он почувствовал, это было приятно.
– Так, понятно… что, платят хорошо, можете себе позволить себе обед в ресторане? – мужичок спрашивал как-то подозрительно.
– Имею полное и законное право. Премию получил, тысячу кубометров газа сэкономил, начальство отметило премией!
– Понятно. Тоже, что ли, в газовщики податься? – мужичок вернул удостоверение и пошёл к капитану.
Подошёл сержант, – Гражданин, а что у вас с лицом? Вы подрались?
– Не, упал тут с лестницы недавно, вот неудачно то-как вышло…
– И что, решили выпить по такому случаю? Почему в халате таком? Это что, мода такая? – сержант начал, как подумал Толик, заводиться.
– Не, товарищ сержант, приехал родственник вчера из Ташкента. Вот, привёз сувенир. Я думаю, дай удивлю всех… а что, нельзя в халате ходить?
– Так, давайте ещё раз документик посмотрим ваш.
Толик протянул удостоверение, – Смотрите, всё нормально. Сутки отработал, трое отдыха. Всё по закону.
Сержант посмотрел на фото, сравнил с Толиком, – Да, ваше… Сутки отработали, значит. Ну, ладно, отдыхайте, – и сержант пошёл к выходу.
– Ваша служба и опасна, и трудна, – негромко произнёс Толик ему в спину.
Надя молча смотрела, как из бара вывели двух женщин, которые ели мороженое через два стола от них.
– Вот ведь, тёток поймали. Они из НИИ на Литейном, иногда заходят к нам пирожные покушать, кофе выпить… Сейчас точно вышли за каким-нибудь дефицитом, и вот как неудачно… Выговор схлопочут, стопудово.
– Да, Надя, Андропов как дисциплину наводит. Прям, как при Иосифе Виссарионовиче…, – Толя встал, пригладил волосы на немного скуластом лице. Надя смотрела на него с любовью. Толик знал, что нравится женщинам. У него был такой европейский типаж лица, как объяснила ему знакомая парикмахер. Она его и стригла, как сама говорила, «под Делона».
– Всё, Надь, помчал я. Вечером к тебе?
– А ты что, имел другие планы? – спросила Надя недовольно.
– Ну что ты, принцесса! Вечер принадлежит тебе. И ночь тоже, – Толя наклонился и поцеловал Надю. Почувствовал, как немного задрожало женское тело.
Жара немного спала. День катился к дождливому вечеру. Он свернул направо, к Невским баням. Там всегда стояли таксисты, место было «прикормленное».
Сел к Иванычу, неторопливому крепкому мужику с наголо бритой головой. Летом Иваныч носил белую кепку с эмблемой спортивного общества «Труд», зимой кожаную фуражку таксиста, которую, как подозревал Толик, носил ещё папа Иваныча, настолько она была потёрта.
– Что, Толик, в передрягу попал? Кто тебя так отоварил?
– А… шёл по Невскому, встретил врагов. Ну, так и получилось.
– Ахаха, ты, лучше, как Бурков отвечай – бандитская пуля! Вот ты кадр, Толя! Приключение себе быстро найдёшь! Домой?
– Ага, надо прийти в нормальный вид. А то вон, хорошую вещь мне испортили, – Толик смотрел на порванный рукав халата.
В квартире на Обводном было прохладно. Толик прошёл в ванную комнату, быстро сбросил одежду, встал под душ. Сначала холодная вода, потом горячая. Так хорошо, так он быстрее приходил в нормальный вид.
Потом, лёжа на старом кожаном диване, который достался от родителей, смотрел в окно, на кроны деревьев, растущих на Обводном, на тополиный пух, летящий вдоль канала. Вспоминал.
Её звали Варя. Он любил называть её Варенька. Ва-рень-ка, Ему казалось, что есть в ней что-то тургеневское, и в имени, и в таком милом лице. Он познакомился с ней после школы, когда ждал призыва. Стояло прохладное лето, в июне ленинградцы ходили в плащах, некоторые даже в зимних пальто. Но это, Толик точно знал, был самый счастливый июнь в его жизни.
