Тот самый митинг в Красте, который хотел процитировать Асмир Венсер, собрал немало людей. На центральной площади этого городка собиралась толпа: ожидали выступления Ленджа Детлы – весьма бодрого и уверенного в себе старика, прославившегося ещё при отце Хевица своими оппозиционными книгами по теории преобразования мира, посаженным за них и за акции, бежавшим в Лочан, посидевшим и там.
Люди собирались разные. Шёпот проходил: “А она будет? Она же из нашего города?”, “Нет, родом она из Квекена, отстаньте, хотя любопытно послушать, что она Детле скажет”, “Да зассала она, сидит в Теблене, там безопасно, там фактически армия революционная уже сформирована, а здесь что? Просто кучка людей без оружия”. “Зато именно мы голыми руками разогнали копов. Они сюда сунуться боятся”.
Да, во всех относительно крупных городах полиция была побеждена, а в мелких даже не пыталась сопротивляться.
В Красте на площадь правоохранительные органы не приходили. Те из них, кому интересно было глянуть, пришли переодетыми. Среди людей в штатском был агент Венсера, который и запротоколировал происходящее.
Вот в форме армейской пришли на площадь многие. Например, чисто глянуть на речь шатателя режима пришёл и какой-то молодой парень в офицерской форме, говорящий с небольшим акцентом гë. Взгляды на него бросали косые, но не более. Не били его, короче. Он отвечал присутствующим холодным презрением.
Наконец, на небольшую сцену вышел рыжий старик в таком же старом костюме и довольно молодой мужчина в армейской форме (другой одежды у него не было). Люди кричали, но только дед открыл рот, установилась абсолютная тишина. И началась речь:
– Вот говорит Земм, сколько у него экспертов, прекрасных, талантливых, знающих дело. Вот говорит Пеммер, что с ним армия, ну, её часть, но боеспособная, патриотичная, не спорю. А вот у меня руководитель регионального отделения партии – простой рабочий Рудкен Фрим. Он сделал больше, чем все эксперты и пушки планеты. Он в отдельном городе добился победы интересов большинства. Рудкен продолжит.
А он не мог продолжить. Он светился счастьем, постоянно трогал Детлу за плечо, как будто не веря своей удаче. Успокоившись, Фрим начал, фильтруя речь, точнее, пытаясь:
– Мы тип хотели, чтобы нас муд… гады не заставляли по пятнадцать часов ишачить. Мы это собрались, обсудили, чего хотим. Баб на… к чёрту, они денпи… депми… Короче, из-за женского труда зарплата ниже, а обед менее вкусный, работягам надо восстановить силы, как наш ох… восхитительный Детла говорит. Не место бабам на работе, их место – дом. А нам нужно повысить, потому что семью кормить. Семейная зарплата. Ниф… удивительно я умный! Ой, звиняйте, это не для публики. Ну и чем чëрт не шутит, до девяти часов опустить рабочий день. Ну и чтобы если тебе по башке что-то прилетело, то чтобы платили тебе. Мы думали, что проси больше – получишь, что хочешь. А мы собрались и всё, всё смогли. Потом война всё обратно откатила, да и нас массово позабирали, бабы вернулись обратно, но мы могли.
На словах про то, что женщинам надо дома быть, у Детлы перекосило лицо, но он поправил его. Затем начал сам:
– Если будут вопросы, перебивайте, не бойтесь. Товарищи, ваша радость от прекращения войны, ужасной, кровавой, крайне наивна, войны будут, пока государство принадлежит тем, кому сейчас принадлежит оно вместе с фабриками и дворцами. Они же и грабят вас, оплачивая лишь часть вашего труда, заставляя вас работать ради жалких огрызков. У вас нет сил на что-то, кроме поесть и поспать после работы. Многие ненавидят свою работу, говоря философским языком, страдают от отчуждения. Вместо саморазвития, удовлетворения потребностей вы работаете целыми днями, рушатся ваши семьи. А норма прибыли всё падает, то есть кризисы, разрушающие жизнь рабочих, будут продолжаться. Если данный строй постарается отказаться от всех глупых своих черт, то он перестанет быть собой. Этот строй должен закончиться, как и все предыдущие.
Из толпы кто-то спросил:
– Что думаете о Гле Кантроне и тотальной демократии?
Детла ответил:
– Интересная, любопытная особа. Не люблю за глаза говорить плохое о ком-то, кто имеет немало со мной пересечений. Я согласен, что без тотальной демократии, которую мы построим с помощью революции, нашей цивилизации конец. Не верьте Свулу Земму, который равенством голосов затушевывает неравенство капиталов, определяющее выборы и контроль над чиновниками. Ну как бы сколько у тебя денег, столько и голосов. Не верьте Хермеру Пеммеру, который хочет бросить вас в лапы владельцев, не даруя даже равенства голосов по закону. Вроде надо поддерживать всех, кто за тотальную демократию – строй, где нет государства и централизации? Но есть те, кто хочет построить тотальную демократию сразу. Вот как раз эта самая Кантроне. Но это же просто утопия. Это сильно не скоро. Да есть уже прогресс, есть такие люди, как Рудкен Фрим. Он в вашем городе фактически создал с нуля профсоюзное движение, добился радикального улучшения условий труда. Но давайте быть реалистами. На что мы будем эту тотальную демократию строить прямо сейчас? Не развиты производительные силы ещё. Надо вначале нужно построить стадию творчества социума: централизовать основные ресурсы, поставить под контроль общества, построить производство непосредственно для благ людей, а также нужна, понимаете, дисциплина, как на научно организованной фабрике.
Опять кто-то возмутился, но кто-то другой:
– Булочные тоже отберëте?
– Зачем? Пеките свои булочки. Но для того, чтобы вам их печь, нужно, чтобы клиентам было, чем платить. Для этого нужно основные ресурсы и централизовать. Чем более жёсткая дисциплина будет, тем ближе мы к обществу совсем без дисциплины! Да здравствует творчество социума! Вопросы?
Из толпы послышалось:
– Я! У меня довольно большой вопрос.
Она стояла довольно близко к сцене, так как пришла заранее. Её было видно и Детле, и Фриму. Это была женщина под сорок, с тёмными кудрявыми волосами, у неё не доставало части зубов. Возможно, её нос был ранее сломан, а потом неудачно сросся, но, возможно, он от природы был кривым. Женщина была склонна к полноте, но была нормального веса, потому что у неё почти не было денег на еду. Её тёмные глаза смотрели на Детлу с восхищением, как будто он не человек, а что-то большее. А, может, она просто была в него влюблена. Понять было сложно. Она начала говорить:
– Здравствуйте, Вы говорите верные вещи, но хочется поинтересоваться. Вот я горничная Ведле Кифде. Я женщина, а ещё я енка. Я ограничена в правах и подвергаюсь общественной травле, при этом я ещё и работаю. Будет ли что-то сделано для равенства наций и полов?
Этот вопрос она задала, чтобы Детла произнёс нечто, противоречащее словам Рудкена, который Ведле успел выбесить своим выступлением. Детла ответил:
– Эти мелочи отвлекают от истинной борьбы крупных социальных групп. Мы боремся за рабочих, а не за женщин, так что тратить силы на Ваши проблемы не будем. Ладно, заговорился, что-нибудь дадим, но после освобождения рабочих. Вначале поможем рабочим, а потом представителям разных народов и женщинам, право голоса будет точно для всех. Да и наёмный труд освобождает женщин.
На этом месте шпион Венсера покинул мероприятие. Были зафиксированы те, кто задавал вопросы.
Опять люди начали громко кричать.
К Детле после митинга подошёл какой-то внешне жизнерадостный мужчина:
– Меня зовут Дуффе Веммер, если не знали раньше, я заместитель Свула Земма. Знаю, не любите Вы Свула, но посмотрите, с кем Вы уже сотрудничаете. Не хочу уничтожать Ваши связи с нынешним активом, хотя, возможно, в случае коалиции актив может и сам уйти. Это официальное предложение Земма о сотрудничестве, о создании прогрессивной коалиции. Придётся немного смягчить риторику, потому что мы зависим от некоторых средств, но не более.
– Даже в вопросе прав женщин Фрим прогрессивнее Земма. А в остальных вопросах – тем более. Спасибо, не надо.
Дуффе ушёл, злясь.
