Рассудив так, поручик не стал медлить. По светлому просторному коридору, где всё блестело не хуже, чем в номере, он направился к цели, повторяя себе: «Взгляну краем глаза, чтобы никто ничего не подумал».
Танцевальный зал находился по соседству с обеденным, поэтому мимо широких, призывно раскрытых дверей, обрамлённых портьерами из вызывающе-алого бархата, сновали слуги с подносами.
Ржевский остановился и втянул ноздрями воздух. Кухонные запахи не могли перебить аромата французских духов, которые кружили голову и исподволь внушали мысль, что пять рублей за «танец» это сущие пустяки.
Суета мешала разглядывать красавиц, которые сидели у дальней стены танцевального зала и обмахивались веерами. Зато красавицы в этой суете заметили неподвижную фигуру поручика очень быстро. В отличие от приличных дам, они не думали притворяться, будто не замечают, и начали стрелять глазами.
Поручик вынужденно сделал несколько шагов в сторону, уходя из-под обстрела, и напомнил себе: «Надо, чтобы никто ничего не подумал». Но теперь, когда искусительницы не могли видеть Ржевского, он и сам их не видел. Оставаться в коридоре не было смысла. Краткий миг счастья миновал.
Поручик уже собрался вернуться в номер, как вдруг замер в удивлении. Из-за алой бархатной портьеры (той, что справа от дверей в зал) выглянула миловидная молодая женщина.
Портьеры, как водится, были схвачены шнурами, а за таким укрытием трудно спрятаться, но незнакомка обладала тонкой талией и своими формами как раз повторяла силуэт портьеры, сужающейся посредине.
Ржевский подумал, что ему привиделось, поэтому без церемоний подошёл к портьере и отодвинул её.
Послышался женский вскрик, после чего незнакомка, опомнившись, перешла на шёпот:
– Что вам нужно?
Судя по речи и манере одеваться, это была женщина благородного происхождения. Однако одежда дамы выглядела странно.
Такое милое личико и такая тонкая талия – достаточная причина, чтобы дама стремилась подчеркнуть природные достоинства достойным нарядом. Однако незнакомка была одета так, словно хотела, чтобы никто не обращал на неё внимания: серая шляпка, почти скрывавшая тёмно-русые волосы, серый жакет, серая юбка.
«Это всё осень, – решил Ржевский. – Дамы в осеннее время не хотят знакомиться».
Догадку подтверждал сердитый шёпот:
– Что вы делаете? Оставьте меня.
– А вы что здесь делаете? – спросил поручик, почти не надеясь, что разговор к чему-то приведёт.
Дама дёрнула портьеру на себя:
– Немедленно отойдите и притворитесь, что вы меня не видели.
– А! – догадался Ржевский. – Чтобы никто ничего не подумал?
Незнакомка на мгновение перестала сердиться и как будто хотела ответить: «Хорошо, что вы понимаете», но в итоге промолчала. Только фыркнула.
– А всё-таки, мадам, – не отставал Ржевский, – что вы здесь делаете? Мужа выслеживаете? Он, как видно, любит танцевать?
– Что? – дама искренне изумилась. – Муж? Танцевать? О чём вы?
Поручик вынужден был пояснить:
– Знаете, мадам, если б я увидел незнакомку в неприметном платье, которая прячется возле входа в обитель порока…
Дама насторожилась:
– Обитель чего?
Кажется, она оказалась в этой гостинице впервые и потому не успела выяснить назначение всех помещений.
Ржевский уточнил:
– Знаете, куда ведут двери, возле которых вы прячетесь?
– В танцевальный зал, – нерешительно ответила дама. – На дверях табличка. Там написано.
– Мадам, – поручик многозначительно крякнул, – это вход в… бордель. А табличка висит затем, чтобы у особ, которые ожидают приглашения на танец, не было неприятностей с полицией.
Дама заметно покраснела, тут же вышла из-за портьеры и опасливо покосилась на двери в танцевальный зал.
– Вы подумали, что я выслеживаю здесь мужа?
– Будем считать, что никто ничего не подумал, – примирительно сказал Ржевский. – Будем считать, что вы просто так тут стояли, а я мимо проходил.
На лице незнакомки промелькнуло что-то вроде благодарности и поручик, ободренный этим, произнёс:
– Позвольте представиться…
Однако дама тут же перебила:
– Нет, это лишнее. Благодарю, что просветили меня по поводу танцевального зала, но я не ищу здесь знакомств.
«Это всё осень, – опять подумал Ржевский. – Неудачное время для амурных дел». Но раз беседа с дамой завязалась, следовало продолжать.
– И всё же я представлюсь: Александр Аполлонович Ржевский.
– Зачем мне знать ваше имя? – спросила незнакомка и нахмурилась, явно не собираясь называть своё.
Ржевский не сдавался:
– Зачем? Чтобы я мог угостить вас горячим кофеем. День сегодня холодный, а я так понял, что у вас нет никого, кто мог бы согреть вас в жарких объятиях.
Поручик пристально посмотрел на даму. Конечно, зима ещё не наступила, но жажда тепла в этой прелестнице уже могла пробудиться.
– Так что же? – спросил он. – Хотите кофею?
Запоздало вспомнив просьбу Алексея Михайловича на счёт приличного поведения, Ржевский добавил:
– Кофей – это ведь самый невинный напиток. Никто ничего не подумает.
Дама наставительно заметила:
– Надо говорить «кофе». «Кофей» – это просторечие.
– А я – человек простой, – ответил Ржевский. – Вот, к примеру, если вижу красивую даму, то так ей и говорю: «Мадам, вы моя боль».
– Боль? – не поняла дама.
– «Боль» – это по-французски «красавица». Разве нет?
– «Красавица» это «бэль», а не «боль».
Ржевский задумался:
– Разве? Но согласитесь, созвучие неслучайно. Ведь когда красавица отказывает, это так больно! – Он состроил жалобную мину. – Может, всё-таки выпьем кофею?
– Кофе, – повторила незнакомка. – Неужели вы не чувствуете, что для русской речи «кофе» гораздо естественнее, чем «кофей»?
Ржевский не знал, что ответить, но дама, не замечая этого, воодушевлённо продолжала:
– Конечно, многие литераторы в своих сочинениях пишут «кофей», зато Пушкин пишет «кофе». Пушкин, – она мечтательно вздохнула, – это образец правильной русской речи, и на него надо равняться.
А вот теперь Ржевский знал, что ответить:
– Вспомнил!
– Что? – опять не поняла дама. Мечтательное выражение на её лице исчезло.
– Я вот сейчас вспомнил, что Пушкин всегда говорит «кофе». Всякий раз, когда мы с ним ходили в ресторацию и он заказ делал, то говорил «кофе». А слово «кофей» я от него ни разу не слышал.
Собеседница недоверчиво улыбнулась.
– То есть вы лично знакомы с Пушкиным?
– Да. – Ржевский пожал плечами. – А что такого?
– С самим Александром Сергеевичем Пушкиным?
– Да.
– Со знаменитым поэтом?
– Да.
– Не смешите! – Дама хмыкнула. – Если вы думали этим глупым обманом впечатлить меня, чтобы зазвать на кофей… – слово «кофей» было произнесено насмешливо, – то вам не удалось!
Она гордо вскинула голову и пошла прочь, а Ржевский разочарованно смотрел, как незнакомка направилась по коридору в противоположную сторону от обеденной залы и скрылась за поворотом.
Но ведь поручик не соврал! Он действительно был знаком с Пушкиным. Правда, они уже года три не виделись.
* * *
Помнится, знакомство с Пушкиным состоялось случайно. Произошло это в мае 1820 года. Ржевский тогда служил в Мариупольском гусарском полку и был отправлен по делу в Могилёв, в штаб армии.
Город встретил поручика приветливо. Улица не пылила. С Днепра, струившегося где-то рядом – за двухэтажными зданиями присутственных мест, налетал прохладный ветерок. Дамы на площади приветливо улыбались из-под белых кружевных зонтиков, не опасаясь ревности своих кавалеров в штатском. Оно и понятно! Ведь в городе, где расположен штаб армии, было так много офицеров, то есть искушений для дам, что штатским оставалось только смириться.
Увы, приветливость города закончилась на пороге штабной канцелярии. Решить дело Ржевскому не удалось. От него отмахнулись и посоветовали ехать в другой штаб – в Тульчин, а это путь неблизкий.