Вообще-то, по этой улочке до остановки было чуть ближе, чем через парк. Но уж больно неприглядной она выглядела! Вот и сейчас здесь не было ни души.

– Смотри! – Тамара кивнула на стену: – Видишь, балконы есть только на пятом этаже. Каприз архитектора. Но и балконы не все одинаковые. Два из них похожи на коконы, наполовину выступающие из здания и нависающие почти над всем поперечником тротуара. Такие балконы называются эркерами, или фонарями.

– Ну?

– А теперь представь, что наш объект, то есть Пашенька, в какой-то момент оказался строго под одним из эркеров. Допустим, он что-то собирает с тротуара. И тут сверху на него летит отколовшийся бетонный кусок. Удар, игра закончена! И это никого не удивит, потому что в Питере по статистике ежегодно обрушиваются фрагменты десятков старых балконов! Вот почему я тебе и сказала, что это будет элегантное питерское убийство.

– Хм! Но ведь Пашка обычно ходит через парк. Какого рожна он полезет под стену нежилого дома, да еще начнет что-то собирать под аварийным балконом?

Она шутливо шлепнула мужа по лбу:

– Генчик, ну, зачем ты изображаешь из себя тугодума?! Он пойдет этой дорогой потому, что его поведу я.

– Ты?!

– Да, я. Мы с ним как бы случайно встретимся вечером перед магазином, где он обычно покупает свое пиво, и, как добрые соседи, вместе отправимся домой…

– Так-так-так…Встретитесь, значит, перед магазином? А если он направится всё же через парк?

– Не волнуйся, Генчик, я сама поведу его нужной дорогой. А он, как истинный джентльмен, безусловно, подчиниться моему желанию.

– Очевидно, в этот момент я должен буду находиться на балконе?

– Умница! А под рукой у тебя будет бетонная бомба. Когда мы с Пашей свернем в улочку, я позвоню тебе на сотовый. Дескать, милый, поставь чайник на газ, я уже рядом. Для тебя это будет сигналом.

– Аж мороз по коже! Но пока все логично.

– Ты еще издали увидишь нас из эркера. Дойдя до расчетной черты, я споткнусь и уроню какой-нибудь пакет. Ну, апельсины или там орехи. Они покатятся, куда надо. Паша, любезный кавалер, тут же бросится их подбирать.

– Ну, подруга! Не ожидал. Тебе бы романы писать!

– Пашкиной усидчивости у меня нет, милый. А то попробовала бы.

– Но ведь тут и конец веревочке! То есть, игре! – резюмировал Геннадий. – Ты все расписала так подробно, что и добавить нечего.

– Как – нечего?! – всплеснула она руками. – Игра только начинается. Мы всего лишь набросали план. А детали? Как подготовить бетонную бомбу? Как ее подвесить? Как освободить в нужный момент? Сколько времени она будет лететь до земли? Это должен придумать и испытать ты, с твоей светлой головой и золотыми руками. И потом: вдруг эркеры заколочены изнутри?

– Ты предлагаешь мне забраться в дом? – изумился он.

– Ну, Генчик… – улыбнулась она. – Это же просто игра. Но всё в ней должно быть как бы по-настоящему. Ты же сам дал слово отнестись серьезно!

– Нет, я просто решил, что мы будем сидеть на диване за чашкой кофе и сочинять некий сюжет.

– Именно так и будет, – кивнула она. – Но сначала надо собрать сведения.

Он окинул взглядом закопченный фасад дома, нижний этаж которого был сложен из пиленого камня, а верхние из темно-красного кирпича, дома, который, несмотря на свою запущенность и широкую трещину, как бы разрубавшую его от крыши до каменной кладки, все еще производил величественно-мрачное впечатление.

– Да какие проблемы, Томчик?! Вот схожу за картошкой, а после прошвырнусь по этому бомжатнику…

– Хорошо, что напомнил! Когда пойдешь в свою разведку, осмотрись внимательней, нет ли внутри бомжей. Будь осторожней, милый… – она глянула на часики и вскрикнула: – Ой, я же опаздываю! Всё! Не провожай меня дальше! – приблизилась вплотную: – Генчик, сделай, как я прошу. А главное – отдохни днем как следует, потому что…– она прижалась к нему и, встав на цыпочки, быстро-быстро пощекотала языком мочку его уха, – потому что вечером я тебе не дам уснуть… долго… Я тебя люблю, мой хороший!

– Я тебя тоже так люблю!

5.

Попрощавшись с женой, Геннадий двинулся домой, с нежданным интересом поглядывая по сторонам.

А ведь Тамара права. Жаль отсюда переезжать! Здесь всё своё, родное, знакомое…

Вот на этом пятачке, уже на выходе из парка, они с Тамарой познакомились.

Неужели с той поры прошло уже одиннадцать лет?

Она сама привела его в свой дом.

Да, это была коммуналка. Но какая!

Квартира размещалась в двухэтажном отдельно стоявшем коттедже, да еще вдобавок была двухуровневая, с огромной общей гостиной, с витой лесенкой и антресолями наверху. Имелся также огороженный участок вокруг дома: хочешь – ставь гараж, хочешь – выращивай петрушку!

Коттедж стоял в ряду трех дюжин таких же тихих, симпатичных особнячков.

Уже позднее Геннадий узнал, что этот мини-городок был построен когда-то специально для сотрудников некоего закрытого, весьма престижного НИИ, в котором работала и Полина Викторовна, мать Тамары. Строили по «формуле будущего»: одна комната на каждого члена семьи плюс общая гостиная на семью. Проектировщики исходили из расчета, что средняя семья состоит из четырех человек, а посему предусмотрели в каждом коттедже четыре жилые комнаты, гостиную общего пользования и подсобные помещения.

Но когда дело коснулось распределения, то выяснилось, что большинство потенциальных новоселов – люди малосемейные. Вот и пришлось давать кому комнату, кому две. Зато общая – проходная – гостиная так и осталась общей и даже была обставлена мебелью за счет ведомства.

Геннадий ничуть не удивился, узнав, что обитатели коттеджей называют этот уголок «нашей деревней». Когда городок только еще возводили, здесь была городская окраина. Но очень скоро, благодаря прокладке новой линии метро, этот район стал бурно застраиваться, и уже давно считается престижным.

Если обитаешь в коммуналке, то чрезвычайно важно, кто твои соседи.

Люди, которых Геннадий встретил здесь, будто сошли с кадров старых добрых кинолент. Классические ленинградские интеллигенты – вежливые, культурные, необыкновенно обходительные… Не то что мата – грубого слова от них не услышишь!

Полина Викторовна и Тамара занимали две комнаты на антресолях. В третьей комнате на те же антресолях обитал старенький изобретатель, о котором говорили, что он – современный Кулибин.

Наконец, единственную комнату внизу занимала профсоюзная активистка Лиманская-старшая с великовозрастной дочерью Лидолией.

Вместе справляли праздники, дни рождения, выручали друг друга до получки, взаимно выполняли мелкие поручения – купить хлеб, кефир, ну а если, не дай бог, кто-либо заболевал, то его выхаживали всей коммуналкой.

О кухонных скандалах здесь понятия не имели, к давлению быта относились с тем же философским спокойствием, что и к давлению атмосферному.

В канун второй годовщины их свадьбы Полина Викторовна сказала:

– Вот что, дети! Я вижу, семья у вас сложилась. Пора бы вам подумать об отдельном жилье. Сегодня я открыла в одном коммерческом банке счет на предъявителя, куда буду ежемесячно перечислять энную сумму. Если всё пойдет хорошо, то лет через семь-восемь вы сможете сделать взнос за отдельную квартиру. Если хотите сократить этот срок, то постарайтесь и сами что-нибудь заработать. А я уж останусь здесь, с соседями…

Но вскоре в коммунальной квартире начались большие перемены.

Нежданно для всех умерла Лиманская-старшая. Еще через год уехал в Америку «Кулибин», успев, однако, прописать в своей комнате какого-то дальнего родственника, который сразу же включился в длинную цепочку обмена-купли-продажи. В результате в комнату въехал сильно пьющий журналист Плафонов, сотрудник популярной бульварной газеты.

Под шумок этих перемен Завесовы кое-что выгадали для себя. Геннадий занял площадку на антресолях. Плафонов так и не врубился, что антресоли – это места общего пользования. А Лиманская-дочь на второй этаж практически никогда не поднималась.