Литмир - Электронная Библиотека

Мне хочется поскорее добраться до моей кельи, где я припрятала страницу из одной запретной книги. Я тоже зло, я тоже преступница, но любопытство, как всегда, заставляет меня шагнуть за черту.

Камушек будто прожигает мою ладонь, когда я ухожу прочь из ротонды, направляясь к себе в келью, – я загляну в ту страницу, спрячу его понадежнее, а потом помчусь на уроки. В голове все еще сумбур, но теперь камень притягивает все мое внимание.

Преступница… Мне становится неуютно от этой мысли, и я ускоряю шаг. Переступив порог своей кельи, я облегченно вздыхаю. Пытаюсь отвлечься, разглядывая стены. В этой комнате я живу десять лет. Сижу, лежу, хожу. Размышляю. Честное слово, иногда кажется, что меня просто решили помучать, посадив сюда. По низу штукатурка на стенах вспучилась, пошла волнами. Я будто бы под водой – нырнула себе в фонтан на площади Равновесия и сижу, прилипнув пятой точкой ко дну. Глубоко-глубоко, где только угрюмая тишина, где нет ни одной живой души, где только я и мои никчемные мысли. Стены ограждают меня от мира. Или же мир от меня.

Мне даже не понадобилась бы Башня Тишины, чтобы чувствовать себя еще более одинокой.

Башня Тишины…

Сердце пропускает удар, заставляя меня встрепенуться. Я начинаю искать листок из книги, но никак не могу вспомнить, куда его запрятала. И это меня настораживает – что за провалы в памяти?

Нахожу в узком шкафу простой лоскут ткани и заворачиваю в него камушек. Оставить в келье или взять с собой? А вдруг спрячу и тоже забуду?

Почему-то не хочется отпускать найденыша от себя, и я кладу камушек в карман платья. Если я не нашла страницу из книги, значит, мне нужно заглянуть в саму книгу: съездить в отцовский особняк, к бабушке Лирии.

От этой мысли мне становится тревожно. Я люблю бабушку, но в присутствии отца мне всегда неуютно. Я чувствую себя… виноватой. Да, будто это я виновата в том, что мы не общаемся. Что ему пришлось отдать меня. Что я осталась сиротой при живом отце… А ведь с Эгирной он добр и ласков.

Бабушка всегда упрашивает отца, не выпуская из рук шитья, а я подслушиваю под дверью: «Давай заберем Ирис к себе, ну что ты, в самом деле, упрямишься. Девочке там совсем одиноко». Но он только срывается на мать, говорит, что она глупая старая курица и лучше бы ей и вовсе помалкивать, ее дело – иголка с ниткой и поварешки. Бабушка набрасывается на него с этими самыми поварешками, обещая надеть кастрюлю на голову и постучать по ней как следует. Вспыхивает скандал, виновницей которого становлюсь я. А позже отец приходит в отведенную для меня комнату, повторяя, что я предназначена Сотмиру, я идеальная видия, я обязана быть не просто видией, а Безмолвной. В этом моя судьба. Но я не хочу ему верить. Это неправда – это не может быть правдой. Почему отец так ненавидит меня?

Встаю и прижимаюсь носом к окну, перевожу взгляд с верхушек далеких гор Кардамора, окружающих Малые Королевства, на внутренний двор. Могу лишь подсматривать за другими послушницами, которые отдыхают на зеленой лужайке во дворе. Круглолицые полногрудые девицы с русыми косами – они все действительно выглядят как сестры. Их лица раскраснелись на свежем воздухе, чистенькие серые платья сидят на них идеально.

Стойте.

Неужели занятие по астрологии уже закончилось? Сколько же времени прошло? А я потеряла где-то все свои учебники и даже «Истину», на полях которой в такие унылые моменты вдали от остальных послушниц я делала заметки. Сейчас я могла бы написать:

«Коротышка Молли опять жует пирожок, – мысленно записываю я, стараясь не думать о том, что сегодня пошло не так. – Она похожа на того тролля из книги сказок». Чувствую себя маленькой злодейкой, которая только и делает, что ищет в других недостатки, потому что боится увидеть их в себе.

«А вот Стара, бегает по поляне, как сумасшедшая».

«Анжелика… Анжелика просто вышивает». Больше об этой тихоне нечего и сказать. Как, впрочем, и обо мне.

«Кеззалия любуется примулой, но на самом деле красуется – она так прекрасна, что цветы вянут». Конечно, я ехидничаю, ведь Кеззалия – абсолютная фаворитка принца Марциана.

Марциан… В груди теплеет. Есть кое-что, о чем я втайне мечтаю, – помимо того, чтобы не попасть в Башню Тишины.

Двадцать восемь юных видий не только предсказывают судьбы, но они предназначены наследнику короны, чтобы в назначенный час одна из них стала королевой.

Двадцать семь без меня. Я словно бы лишняя. Боюсь допустить даже мысль, что стану следующей Безмолвной, а эти пигалицы смогут пробраться в покои принца и зачать наследника. В покои моего принца. Я хотела бы думать о нем так. Что он, проходя мимо нашего сада, все же замечает меня, пусть и не говорит об этом, но, когда придет время, он сделает правильный выбор.

Ах, Марциан…

Будто мои мысли обрели материальную природу, во внутреннем дворе появляется королевская делегация. В желудке у меня все переворачивается и сердце бьется чаще.

Девицы сразу собираются вместе и выстраиваются в ряд, виляя бедрами, как очень важные утки. Игриво цокают каблуками по мраморному полу террасы, проходя мимо принца и останавливаясь возле высоких каменных дверей, ведущих внутрь Сколастики. Они кротко поглядывают в сторону принца Марциана. Им только и остается, что размахивать у него перед носом своими широкими бедрами, в то время как я стою здесь. Почему я все еще здесь, когда должна тоже предстать перед принцем?

Воображаю себе симпатичное лицо принца Марциана. Ямочки на его щеках и родинку возле губы. Отсюда их не видно, но я знаю каждую черточку этого лица. Хочется прикоснуться губами к этой родинке. Увидеть в глазах принца искру. Мои мысли далеки от добропорядочных. Что еще мне остается, если не предаваться фантазиям?

Несколько соцветий назад мне исполнилось восемнадцать. Мои минуты, проведенные в Сколастике, складывались в часы, часы в бесконечную вереницу дней, дни в недели, недели в соцветия. Может, моя размеренная жизнь вовсе и не плоха. Мечтать и ждать неведомо чего… Но неизвестность ведь лучше предопределенности? Прозябание в Башне Тишины – это путь в никуда.

Принцесса Витриция сидит на белой скамье и смеется, окруженная фрейлинами. Среди них белеет голова Эгирны, я вижу глубокое декольте ее розового платья. Мне такого никогда не примерить. Незачем.

Принц и принцесса заняты светскими беседами со своими друзьями. Блестящие шевелюры Марциана и его сестры переливаются на солнце, как спелые каштаны. Принц, похоже, одаривает взглядом каждую послушницу. Со стороны девушек, должно быть, как и всегда, доносится томный вздох. Сердце мое чуть вздрагивает, а на щеках проступает легкий румянец, как будто я тоже стою перед «смеющимся принцем», как прозвали Марциана послушницы.

Если принц – это солнце, ослепляющее все кругом, то его сестра – небо, безмятежное и невозмутимое. Одежды Витриции вмещают разные оттенки синего, от бледного до штормового. И сейчас лазурные воздушные юбки принцессы искрятся. Королевские отпрыски будто сошли с витража. Яркие, полные жизни.

Но вдруг звенит колокол, разрушая эту пасторальную картину. Я вздрагиваю – у меня нехорошее предчувствие. Тороплюсь на выход, в висках пульсирует кровь, вторя колоколу. Я уношу камешек с собой, будто в этот миг понимая, что никогда больше сюда не вернусь. Отворяю дверь, серые понурые носки туфель замирают на пороге. Голова кружится.

Гляжу в обе стороны, но в коридоре пустынно. Я знаю, что случилось, но не хочу в это верить. Не бывает таких совпадений! Я действительно накликала беду!

Я считаю удары колокола, семь… восемь… двенадцать… На двадцать седьмом я добираюсь до галереи, которая привела бы меня к другим послушницам, но тут из-за угла выбегает Эгирна, и мы чуть ли не сталкиваемся.

– Сестрица! – взволнованно говорит моя единокровная сестра. – Вот ты где! Я не увидела тебя среди других послушниц!

Сейчас я меньше всего хочу видеть Эгирну. Как и любого другого. Ни к чему, чтобы меня застали в таком смятении. Я должна убедиться в своей догадке.

3
{"b":"906779","o":1}