Я оттолкнула парня, отчего он пролетел вдоль стойки обратно на свое место, по пути сыпля ругательствами. Схватил свое пальто и умчался из бара.

– Ого. Твой день настолько же плох, как похмелье, которое ждет тебя завтра утром? – бармен ехидно мне улыбнулся. На вид он был парнем лет двадцати пяти, с рыжими волосами и с татуировкой в виде клевера на предплечье.

– Мой день хуже любого алкогольного отравления, когда-либо зафиксированного на земле. – Я стукнула винным бокалом о стойку. – Уж поверь мне.

– Не верь ей. Она взбалмошная, – со смешком произнес голос с шикарным британским акцентом с места через три от моего. Человек, которому он принадлежал, сидел в тени в глубине бара. Мрак скрывал его изящный силуэт. Мне не нужно было всматриваться, чтобы понять, кто это.

Только один человек в Бостоне источал голосом власть, дым и надвигающийся оргазм.

Поприветствуйте Дэвона Уайтхолла.

Который также известен, как Ублюдок, нарушивший мое строгое правило одной ночи.

Он успел трижды затащить меня в постель, после чего я наконец пришла в себя и отделалась от него. С того самого момента, когда мы переспали около трех лет назад в коттедже моего зятя посреди леса, я знала, что Дэвон Уайтхолл не такой, как все.

Дэвон был опасно приятным человеком, главным умником в компании его друзей. Вероломным, высокомерным, державшимся особняком.

Другие мужчины в его окружении обладали вопиющими недостатками. Киллиан – мой зять, был бесчувственным бревном в костюме; Хантер – муж моей лучшей подруги – болтливым и придурковатым. А Сэм – муж моей подруги Эшлинг… он вообще серийный убийца. Но к Дэвону не прилагалась огромная неоновая вывеска, предостерегавшая, что стоит держаться от него подальше. Он не был ни травмированным, ни сломленным, ни злым. По крайней мере, с виду. Но все же источал ту недосягаемость, которая пробуждала желание сгореть, как метеор, и неизбежно превратиться в пепел.

Он воплощал все желания женщины, завернутые в божественную оболочку.

А этой оболочкой служило совершенное тело вплоть до рельефных мышц предплечий, как у Моисея Микеланджело, при прикосновении к которым у меня резко снижался показатель умственных способностей.

Я прекратила наши встречи после третьей по той простой причине, что я не дура. Мне нравится говорить: было бы желание, а возможность найдется. Но в случае с Дэвоном казалось, что он как раз такой парень, в которого я и правда могла влюбиться.

В ту последнюю встречу после животного секса Дэвон отвернулся, опустил голову на соседнюю подушку и совершил нечто возмутительное и пошлое. Он заснул.

– Хм, и что это ты делаешь? – в ужасе спросила я тогда.

Что дальше? Свидание за ужином? Одинаковые толстовки с Минни и Микки Маусами? Совместный просмотр «Шиттс Крик»?

– Сплю, – ответил он своим фирменным терпеливым тоном а-ля «все вокруг дураки». Моргнул и открыл голубые с серебром, словно растаявший лед, глаза.

На его губах появилась дьявольская ухмылка. Я села и сердито на него уставилась.

– Иди спать в свою кровать, братан.

– Сейчас три утра. Завтра утром у меня раннее заседание. И, пожалуйста, не употребляй слово «братан». Чрезмерное употребление распространенных прозвищ свидетельствует о низкой языковой культуре.

– Отличная история, братан. Можешь сказать то же самое на английском? – А потом, поскольку я правда устала, добавила: – Забей. Просто проваливай.

– Ты смеешься надо мной? – Он щеголял отрешенным выражением лица, будто роскошным смокингом.

– Вон!

Я подошла к двери и выбросила его одежду и ботинки. Дэвон полуголым вышел в коридор и подобрал с пола свои дизайнерские вещи. Честно говоря, это было не лучшее проявление моего характера. Меня переполнял удушающий страх перед тем, что я могу привязаться.

А теперь Дэвон сидел передо мной, весь из себя высокий, роскошный и сексуально привлекательный. Я глянула на него краем глаза: руки в карманах, квадратная челюсть остра, словно лезвие.

– Называть меня неблагонадежной – клевета, мистер Крутой Адвокат. – Я поджала губы, входя в образ стервозной сирены. Была не в настроении играть роль остроумной эксцентричной Белль, но только такую версию меня и знали окружающие.

– Вообще-то, это оговор. Клевета – это ложное обвинение, изложенное в письменном виде. Могу прислать то же самое в текстовом сообщении, если так хочешь. – Он повернулся к бармену и бросил на стойку карточку «Американ Экспресс». – Один «Стингер»[6] для меня и «Том Коллинз»[7] для леди.

– Д-да, конечно, Его Высочество. – Бармен покраснел. – То есть сэр. То есть… как мне к вам обращаться?

Дэвон выгнул бровь.

– Я бы предпочел, чтобы ты вообще этого не делал. Твоя задача подавать мне выпивку, а не выслушивать историю моей жизни.

На этом бармен ушел за нашими напитками.

– Нигде поблизости не вижу леди, – пробормотала я, поднеся к губам бокал шардоне.

– Есть одна прямо за тобой, и она прекрасно соответствует этому описанию, – невозмутимо ответил он с каменным выражением лица.

Одно из достоинств Дэвона Уайтхолла (коих, к сожалению, было много) заключалось в том, что он никогда не относился к себе всерьез. После того как я с позором выгнала его из своей постели, он перестал мне звонить. Но в следующую нашу встречу на рождественской вечеринке тепло обнял, спросил, как у меня дела, и даже проявил интерес к тому, чтобы инвестировать в мой клуб.

Дэвон вел себя так, будто ничего не произошло. Для него все так и было. Я не понимала, почему он так и не женился, но подозревала, что виной тому тот же страх перед отношениями, которому была подвержена и я. На протяжении нескольких лет я наблюдала, как он красуется то с одной женщиной, то с другой. Все как одна длинноногие, стильные и с ученой степенью в сферах, название которых я даже выговорить могла с трудом.

А еще у всех из них был срок годности, как у авокадо.

Дэвон больше не пытался со мной сойтись, но по-прежнему относился с теплотой, как к детскому одеялу, в которое с удовольствием кутаешься, но больше ни за что не допустишь, чтобы тебя с ним застукали. Из-за него в последнее время я постоянно чувствовала себя нежеланной.

– Ты что так завелась? – спросил он, проводя рукой по густым прядям цвета пшеницы и золота.

Я быстро вытерла глаза.

– Уходи, Уайтхолл.

– Дорогая моя, шансы выгнать англичанина из бара в пятничный вечер практически равны нулю. Есть просьбы, которые я в самом деле могу исполнить? – От исходившей от него непринужденной доброжелательности мне становилось дурно. Настолько совершенных людей вообще быть не должно.

– Гори в аду? – Я прижалась лбом к прохладной стойке.

Я говорила не всерьез. От Дэвона я получала только приятные беседы, комплименты и оргазмы. Но я была правда расстроена.

Дэвон сел на соседний табурет, взмахнув запястьем, чтобы глянуть на часы. Я знала, что он мне не ответит. Порой он обращался со мной, как с восьмилетним ребенком.

Нам подали напитки. Он пододвинул ко мне коктейль «Том Коллинз» и молча передал мой бокал шардоне обратно бармену.

– Вот, держи. Тебе станет лучше. А потом гораздо хуже. Но поскольку меня не будет рядом, чтобы разбираться с последствиями… – Он беззаботно пожал плечами.

Я отпила и покачала головой.

– Из меня сейчас плохая компания. Лучше заведи разговор с барменом или с кем-то из туристов.

– Дорогая, ты едва воспитана, и все равно твое общество лучше любого другого в округе. – Дэвон быстро, но сердечно сжал мою руку.

– Почему ты так добр ко мне? – требовательно спросила я.

– А почему бы и нет? – И снова его голос прозвучал совершенно непринужденно.

– Я ужасно вела себя с тобой в прошлом.

Я подумала о той ночи, когда выгнала его из своей квартиры, испугавшись, что он сможет отыскать трещину в моем сердце, разломать его и пробраться внутрь. А то, что сейчас Дэвон сидел здесь, такой прагматичный и невозмутимый, лишь доказывало: он само олицетворение душевной боли.