Возможно, вы подумаете, что ее избаловали… ну, да, может быть. Отец очень любит свою дочь и после развода с женой пытался дать ей все лучшее.

Но нужно некое объяснение, почему он решил отправить своего ребенка обратно в Сеул. Лизель часто вспоминает их с отцом разговор в тот день.

Сразу войдя в квартиру и, швырнул портфель на пол, Лизель тут же начала:

– Почему директриса сегодня сообщила мне, что я больше не учусь в школе и что ты забрал мои документы?

Отец, уже давно привыкший к ее истерикам, даже не поднял голову. Он просто просматривал свои рабочие документы, что лежали на большом столе.

– Я решил отправить тебя обратно в Корею, – спокойной ответил он, не посмотрев на дочь.

Лизель была дико возмущена, внутри горело некое чувство несправедливости. Зачем снова переезжать?

– Хочешь сказать, я потратила годы учебы в Берлине зря? В этом году экзамены! – громко парировала она.

– Сдашь экзамены там.

Он спокойно поднял голову и взглянул на нее добрыми светло-голубыми глазами. Папа всегда был спокойным, в то время как дочь часто устраивала истерики, особенно когда ей что-то не нравилось.

– Тебе легко говорить, – возмутилась Лизель.

Отец поставил ручку на стол и начал собирать бумаги в одну стопку.

– Лизель, давай честно, экзамены меньшее, что тебя волнует. Ведь ты всегда полагаешься на мой кошелек.

– Но это не тебе нужно адаптироваться в новой школе. Ты знаешь, какой большой процент травли в школах Кореи?

– Знаю, я там учился, не забывай. И кто бы говорил о травле. Ты сама, кого хочешь можешь затравить.

Отец вздохнул и оттянул узел галстука.

– Каждую неделю только и приходят звонки из школы, что ты что-то да натворила. Объясни мне, дорогая, зачем тебе нужно было клеить по всей школе фотографию полового органа своего парня? Я упущу вопрос, откуда у тебя вообще это фото.

– Он мне не парень! Я просто игралась с ним. Тем более там и смотреть не на что, – объясняла она спокойно, пожав плечами.

Отец зажмурил глаза, а Лизель от нервов взъерошила волосы.

– Ладно, хорошо, новая школа. А где я жить буду? Ты ведь со мной не едешь, как я понимаю.

– Будешь жить с бабушкой.

В тот момент переезд не казался самой худшей новостью. Первое место в этом рейтинге стало – совместная жизнь с бабулей.

Если при слове «бабушка» вы думаете о доброте, пирогах и баловстве, то в данном случае ни одно из описаний не подходит бабушке Мин.

Лизель запомнила ее строгой женщиной, имеющую свою бухгалтерскую компанию. Бабушка Мин властная. Являясь патриоткой, считает сына после переезда предателем родины.

– Папа, ты ведь знаешь, с ней невозможно остаться даже на пять минут! Она только и будет, что отчитывать меня.

– Я понимаю, но думаю, и общий язык с ней найти можно.

– Ага, именно поэтому ты уехал из страны и звонишь ей только по праздникам. Ты ведь для нее так и остался предателем родины. Выбрал деньги и бла-бла-бла….

Она смеялась, но тело отдавало мурашками от одной мысли о переезде.

– Я с ней уже поговорил, она будет рада тебя увидеть. Вы с ней года пять не виделись.

– Ты уже поговорил? Решил за меня? Может и билеты купил?

В тот момент Лизель начала просто кричать, вопросы выходили сами по себе. Ей было обидно, что с ней никто не считался.

– Успокойся. Говоришь так, будто я тебя в Северную Корею отправляю, – шутил отец и коснулся ее плеча.

– Чертов стереотип. Будто южане не хуже северных.

Папа не любил говорить о политике с дочерью, считая ее мнение неверным. Он из тех людей, кто думает, что женщинам не место в политике.

– Скажи честно, ты связан с чем-то незаконным и хочешь, чтобы я была в безопасности? – предложила она тогда вариант.

– Нет, я ничего незаконного не совершал, Лизель.

Дочь поджала губы и поняла, что если не этот вариант, то тогда второй.

– Ясно. Ты просто хочешь от меня избавиться.

Отец протянул ее ближе к себе. Она знала, что его ранят эти слова, но не могла понять, почему он так с ней поступает. Лизель думала, что просто ему не нужна.

– Что ты такое говоришь? Если хотел бы избавиться, не ушел бы сам из семьи? Я не позволил тебе остаться с твоей матерью, да и ей было на нас наплевать. Она выбрала карьеру. Я воспитывал тебя сам и любил больше жизни.

Она смотрела на грустные глаза отца и понимала его грусть. Он любил маму, принял ее профессию, она говорила, что больше не занимается этим, но переехав в Берлин, продолжила.

– Она выбрала карьеру. Ей, наверное, нравится, когда ее снимают на камеру, занимающиеся сексом с мужчинами.

Лизель всегда было грустно от мысли, что мать променяла их на карьеру порно-актрисы. В Корее некоторые люди слышали о матери, часто были разного рода сплетни, да и про интернет никто не забывал… Из-за этого в начальной школе ее часто травили. Лизель было 13, она не сильно понимала все происходящее. Родители развелись, когда девочке было 14 и спустя время отец все же решил рассказать, что скрывалось под словом «карьера». Развод также повлиял и на Лизель: у нее была депрессия. Мать сама отказалась от нее и сказала остаться с отцом. От нее Лизель получила только немецкие корни, белоснежные волосы и оливкового цвета глаза. Но она соврала бы, если сказала, что вовсе не скучает по ней.

– Она даже не поздравила меня вчера с днем рождения, – глаза Лизель стали мокрыми, и она быстро убрала нахлынувшие слезы, но отец хорошо знал ее и просто обнял, поцеловав в щеку.

Лизель стала совершеннолетней, но та, кто родила ее, особо не думала об этом.

– Я уже взрослая и могу сама решать и делать, что захочу.

Отец посмотрел на меня и ответил, сжав губы.

– Да. Именно так ты говорила, когда я из-за твоего плохого поведения заблокировал карту. «Я могу сама решить. Сама заработать». Да, ты отлично заработала в то время.

Она разозлилась: отец вспомнил болезненную ошибку прошлого.

– Да, заработала. Может, я кроме как заниматься этим, ничего не умею. Может я пошла по стопам своей матери, – закричала Лизель и, схватив сумки с пола, закрылась в комнате.

Она не выходила до вечера, играла на электрогитаре (по словам отца гитара была единственной нормальной тратой денег) и любовалась весящими на стене Биллом и Томом Каулиц5. Они с отцом помирились, ссоры для них были нормальным явлением. Он заказал корейскую еду и тогда Лизель поняла, что это последний раз, когда они так ужинают вместе.

– То, что я отправляю тебя в Сеул, не значит, что это навсегда. Потом ты можешь вернуться, если поймешь, что там не твое место. Лизель, я думал о переезде уже давно, точнее, в октябре, когда у тебя в школе произошла массовая стрельба.

Отец тогда напомнил еще один ужасный день ее жизни. Погибло не мало учеников и учителей в тот день. После инцидента все ученики ходили к психологу и какое-то время школа не работала.

– Когда ты мне позвонила… я никогда не забуду твой голос, который был полон страха. То, как слышал выстрелы в трубке.

– Пап, пожалуйста… я уже в порядке, и я здесь.

– Да. В тот момент я почему-то подумал, что переезд в Корею будет некой защитой. Я знаю, что нигде не безопасно, но я уверен, что травля, о которой ты упоминала, для тебя ничто, по сравнению с тем, что ты пережила.

В тот момент Лизель подумала, что переезд – шанс быть взрослой и жить самостоятельно. Но при этом знала, что не откажется от денежных средств и карточек, что даст ей отец. Жить с бабулей меньшее, чего она хотела, но надеялась найти свободу и понимать, что никто не контролирует ее (хоть и с бабушкой это сложно).

Тогда отец объявил, что она уезжаю через два дня. Был февраль, а учебный год в Корее начинался с марта. Школу отец нашел благодаря своей давней подруге – директору той самой школы. У Лизель было меньше месяца, чтобы как-то адаптироваться в стране, которую она покинула в детстве. Перед тем, как лечь спать, она написала сообщение своему другу детства – Хасану – с которым она поддерживала связь еще с детства. Ее только и грела мысль, что спустя пять лет сможет его увидеть. Но самым сильным чувством Лизель был страх.