Чему я научилась за эти годы уединения? Трудно точно определить. А между тем, я приобрела много знаний. В тайны тибетского языка меня посвящали грамматики, словари и беседы с гомтшеном. Помимо занятий языком, я читала с учителем жития тибетских мистиков. Часто он прерывал чтение, чтобы рассказать о фактах, аналогичных описываемым в книге происшествиям, пережитых им самим. Лама рассказывал, каких людей он когда-то часто посещал, передавал содержание своих с ними бесед, приводил в качестве примеров их поступки. Вместе с ним я проникала в хижины отшельников и во дворцы богатых лам. Мы с ним путешествовали и встречали по пути удивительных людей. Так я познавала настоящий Тибет – обычаи и мысли населяющих его народов. Драгоценные сведения, не раз выручавшие меня в дальнейшем.
Никогда не тешила я себя мыслью, что мое убежище может стать последней для меня в жизни тихой гаванью. Слишком много внешних интересов боролись с желанием остаться здесь и навсегда сбросить с плеч обременявший меня нелепый груз идей, забот, повседневных обязанностей. Я сознавала, что выработанная во мне личность отшельника была только одной гранью моего существа, эпизодом в жизни путешественницы, самое большое – подготовкой к освобождению в будущем. Часто с сокрушенным сердцем, почти с ужасом смотрела я, как сбегавшая вниз тропинка, петляя, исчезала в горах. Она вела в мир, лежащий за далекими горными вершинами, к его лихорадочной суете, тревогам, страданиям. И сердце сжималось неизъяснимой болью при мысли, что недалек день, когда придется ступить на нее, возвращаясь в эту геенну.
Кроме других, более важных соображений, невозможность задерживать слуг в пустыне, тоже заставляла меня помышлять об отъезде. Но, прежде чем снова расстаться с Тибетом, мне хотелось посетить один из двух его главных религиозных центров, расположенных неподалеку от моего убежища – Жигатзе.
Совсем близко от того города находится знаменитый монастырь Трашилхумпо, резиденция великого ламы, именуемого иностранцами Траши-ламой. Тибетцы называют его "Тсанг Пентшен римпотше", т.е. "драгоценный ученый провинции Тсанг". Его считают воплощением Эвпагмеда, мистического Будды "бесконечного света" и одновременно воплощением Субхути, одного из главных учеников исторического Будды. С точки зрения духовной иерархии, ранг Траши-ламы равен рангу Далай-ламы, но в этом мире часто приходится высокой духовной сущности уступать первенство преходящему мирскому существу и, фактически, власть принадлежит абсолютному монарху Тибета – Далай-ламе.
Я откладывала поездку к Жигатзе до моего окончательного отъезда из Гималаев, так как опасалась ее возможных последствий. Мои предчувствия, впрочем, полностью оправдались.
Покинув свою обитель, мы, прежде всего, отправились в монастырь Шортен Нйима, где уже останавливались на пути в Тибет. Отсюда я уехала в Жигатзе в сопровождении только Ионгдена и одного исполняющего при нас обязанности слуги-монаха. Мы все трое ехали верхом и по тибетской моде везли скудный багаж в больших кожаных мешках, перекинутых по обе стороны седла. Две небольшие палатки и дорожные припасы были навьючены на мула. От монастыря до Жигатзе можно легко доехать за четыре дня. Но я старалась ехать очень медленно, чтобы получше рассмотреть все по дороге и, главное, "вобрать" в себя умом и чувствами как можно больше Тибета. Наконец-то я проникну в самое его сердце, но, несомненно, никогда его больше не увижу.
После первого моего посещения монастыря Шортен Нйима я имела случай познакомиться с одним из сыновей ламы-чародея из Транглунга, посылавшего летающие пироги на свою непокорную паству, и получила приглашение посетить его, если обстоятельства заведут меня в их края. Обстоятельства не преминули возникнуть. Транглунг – также как Шортен Нйима – не расположен непосредственно на пути от моего горного приюта до Жигатзе. Но мне хотелось побродить, воспользовавшись, как мне казалось, единственной возможностью побывать в запретной стране. Мы прибыли в Транглунг к вечеру. Деревня эта ничем не напоминала тибетские селения Гималаев. Странно было встретить такое полное отличие на таком близком расстоянии: местные высокие каменные дома и деревянные хижины и шалаши из ветвей сиккимских крестьян, а также климат, почва, лица жителей – все было другое. Наконец-то я была в настоящем Тибете.
Мы застали колдуна в молельне – большой комнате без окон, скудно освещенной через отверстие в крыше. Вокруг него теснилось несколько клиентов, между которыми он распределял свои колдовские чары. Эти последние имели довольно неожиданную форму маленьких глиняных свиных головок, выкрашенных в розовый цвет и обвязанных шерстинками. Селяне с глубоким вниманием слушали нескончаемые объяснения способов употребления вручаемых им предметов. Когда клиенты, наконец, удалились, хозяин дома с любезной улыбкой предложил мне чаю. Завязалась длительная беседа. Я горела желанием расспросить колдуна о чуде с "летающими пирогами", но задать вопрос прямо означало бы преступить правила вежливости. Приходилось ловить удобный случай, но его не представилось ни в тот вечер, ни на следующий день. Зато меня посвятили в домашнюю драму. Со мной даже советовались – высшая степень уважения, какое только может оказать настоящий колдун своему гостю – как найти выход из создавшегося положения.
Подобно многим семьям в провинциях Ю и Тсанг, под крышей моего хозяина придерживались системы полиандрии (многомужества). В день бракосочетания его старшего сына имена младших его сыновей тоже были записаны в брачный контракт, и новобрачная, таким образом, обрела их всех в качестве законных супругов. Как случается почти всегда, некоторые из мужей во время заключения брачного контракта были еще малолетками и, естественно, их согласия на брак никто не спрашивал. Тем не менее, они оказывались связанными законными брачными узами. У колдуна было четыре сына. Мне ничего не сообщили о том, как относится к сотрудничеству со своим старшим братом второй сын – должно быть, тут все было благополучно. В данный момент он путешествовал, и его не было дома, так же как и третьего брата, моего знакомого.
