У меня было такое чувство, что Лукас и Кейд вот-вот взорвутся; настолько туго они были взвинчены. Форрест, несомненно, изо всех сил старался вывести нас всех из себя.

Я ударила его кулаком в живот, вложив в удар всю свою силу оборотня и выбив воздух из его легких. Он свисал со своих цепей, хрипя. Я оглянулась через плечо на Кейда и Лукаса, у которых были одинаковые выражения лиц — челюсти сжаты, брови низко опущены, пальцы сжаты в кулаки.

На несколько секунд я позволила себе просто дышать и позволила своему бешено колотящемуся сердцу замедлиться. Даже в цепях Форрест излучал хищника. Мне приходилось постоянно преодолевать чувство, что я его добыча. Я не жертва. Я никогда не сломаюсь. Этот извращенный ублюдок уже пытался погубить меня, но я выжила.

Черт возьми, я более чем выжила. Я была жива, сильнее, чем когда-либо, с тремя удивительно жестокими мужчинами, которые обожали землю, по которой я ходила, и которых я любила в ответ всем своим сердцем. Благодаря попытке Форреста сокрушить меня, я обрела собственную силу. Теперь мне нужно было держаться за нее.

Я взяла со стола устрашающего вида нож. Половина лезвия была зазубрена. Взвесив его в руке, я почувствовала его тяжесть. Подойдя к Форресту, я крепко взялась за рукоять и вонзила его в мягкие ткани живота до тех пор, пока лезвие полностью не исчезло, затем повернула его. Его глаза расширились от шока.

Когда я вытащила его, хлынула кровь. Его жизненная сила вытекала из раны, и он, вероятно, думал, что легко отделается.

Я повернулась к Кейду и сказала: — Исцели его. — Я только начала свою месть.

19

ЛУКАС

Хрустнули кости и хлынула кровь, когда Эмма бросилась на Форреста с кастетами. Она уже успела испробовать на нем самые злые заклинания. Затем мы по очереди придумали различные методы пыток. Форрест молчал, упиваясь болью, как будто наслаждался ею, что чертовски — мазохист, и, конечно, ему понравится, сколько бы мучений мы ему ни причинили. Больной ублюдок.

Он отказался сдаваться, так что теперь мы просто били по нему, плоть к плоти — или, по крайней мере, Эмма била, вкладывая в каждый удар всю свою силу оборотня.

Чистый, безудержный гнев просочился сквозь связь пары, и мы с Зейном обменялись обеспокоенно нахмуренными взглядами. По другую сторону от меня Кейд был просто зациклен на Эмме, как будто ее жестокость питала какое-то темное место внутри него. Конечно, вероятно, так и было.

Обычно мне было знакомо это чувство. Высвобождение внутреннего монстра было освобождающим опытом. Но мучения Эммы над Форрестом были холодными и расчетливыми. Ей не хватало жаркого, будоражащего кровь возбуждения, когда она выбивает из кого-то дерьмо. Это было по-другому. Это меня немного напугало, и это уже о чем-то говорит. Она была отключена. Я надеялся, что она не скатывается в яму, из которой никогда не вернется.

Я отвел Зейна в сторону. — Что ты об этом думаешь?

— Я думаю, ей это нужно. Пусть она изматывает себя из-за него.

Я нахмурился. — Я просто не хочу, чтобы она теряла себя. Она чувствует себя отстраненной даже в нашей супружеской связи. Ты чувствуешь это?

Пару секунд Зейн наблюдал за ней. — Верно. В конце концов, она придет в себя, и мы будем рядом, когда это произойдет.

Дверь камеры открылась, и вошла Клэр. Ее светло-голубые глаза изучали Эмму, избивающую ее брата. Даже проблеск эмоций не отразился на ее лице. Холод. Убийца. Подобное узнавало подобное, и я увидел это в Клэр в тот момент, когда встретил ее.

Я не хотел, чтобы Эмма стала такой, как Клэр. В Эмме было так много жизни, легкости и радости. Я боялся, что эти качества покинут ее, и я потеряю женщину, которую люблю, если она поддастся тьме, которую мы все носим глубоко в наших душах.

Одно огромное различие между Клэр и Эммой заключалось в том, что убийца была бессердечной, чистой и незатейливой. Эмма такой не была — по крайней мере, пока. Я не хотел, чтобы Эмма потеряла свой теплый, щедрый характер. В то время как ее лучшая подруга детства была безнадежно потеряна, у Эммы все еще был шанс сохранить тот прекрасный свет, который сиял в ее глазах. Свет, которого я не видел последние пару дней.

— Я пришла за своим куском мяса, пока у него еще что-то осталось, — сказала Клэр ровным тоном, как будто она говорила о погоде, а не о пытках.

— Нам нужно идти, — сказал Зейн. — Оставим девочек.

Я стиснул зубы, но последовала за ним к выходу из камеры, остановившись, чтобы в последний раз оглянуться через плечо на Эша, который стоял на страже. Кейд протиснулся мимо меня, и мы втроем поднялись наверх, в гостиную, где когда-то стояли «зачарованные песочные часы». Временами мы сидели там, ловя себя на том, что возвращаемся по привычке после почти десяти лет наблюдения за капающей алой жидкостью и обратным отсчетом наших душ.

Я плюхнулся в знакомое кожаное кресло и взял напиток, который протянул мне Зейн. Он налил стакан себе и еще один Кейду. Я выжидающе посмотрел на него. У него явно было что-то на уме.

Зейн сел в среднее кресло и потягивал виски. — Я тут подумал. Наступит солнцестояние, и если эта безумная чародейка права, то мы победим «5-й Круг» и освободимся от наших врагов. После этого, учитывая все, с чем мы столкнулись за последние несколько месяцев, и нашу любовь к нашей второй половинке, возможно, настанет время для более спокойного образа жизни.

Мы с Кейдом уставились на профиль Зейна, вампир отказывался встречаться с нами взглядами. Технически, он был боссом и мог направлять Синдикат «Пенумбра» в любом направлении, которое он выберет.

— Что ты имеешь в виду? — Спросил Кейд.

Зейн взглянул на него. — Я подумывал о более крупных инвестициях в легальный бизнес и о том, чтобы ослабить нашу власть над Сиэтлом.

У меня шерсть встала дыбом. — Ты хочешь открыть город кучке подонков, сражающихся за нашу империю по частям?

— Возможно. — Он перевел взгляд на меня. — Или мы могли бы просто поставить у власти кого-нибудь другого. Из определенных источников я узнал, что Шантри и Картель «Ковен Нокс» хотят расшириться на западном побережье от Лос-Анджелеса. Сиэтл, безусловно, идеально подходит для них. Это могло бы пройти гладко.

— Что будет с «Пенумбра»?

— Я уверен, что Шантри была бы рада принять любого из наших сотрудников, кто не хочет вступать с нами в корпоративный мир бизнеса.

Я мысленно застонал и бросил хмурый взгляд на Кейда. Могли бы мы войти в корпоративный мир? — Откинувшись на спинку стула, я обдумал это. Теперь я мог себе это представить — Кейд держит какого-то «костюма», пока я бью его по чисто выбритому лицу, а Зейн предлагает ему условия контракта. Охуенно. У меня было предчувствие, что переговоры в деловом мире ведутся не так. Но кто, черт возьми, знал?

Уловив ход моих мыслей, Кейд спросил: — По-твоему, мы выглядим чертовски цивилизованными?

Зейн ухмыльнулся. — Ни в малейшей степени. — Он устремил на меня свой взгляд цвета оникса. — Но я знаю, что вы оба очень хорошо умеете вести себя цивилизованно, когда это необходимо. Эмма оказала хорошее влияние на всех нас троих. Нам не нужно ничего решать сейчас. Это просто мысль.

Кейд тихо сказал: — Я хочу лучшего для Эммы.

— Конечно. — Зейн осушил свой бокал.

— Мы все хотим, — согласился я. — Мы должны спросить ее, чего она хочет, когда все это останется позади. Я даже не знаю, когда кто-нибудь из нас в последний раз обращал внимание на свои надежды и мечты. Давайте не сглазим это дерьмо. Нам следует отложить разговоры о будущем, когда мы действительно будем уверены, что оно у нас есть.

Зейн цокнул языком. — С каких это пор ты стал таким циничным?

— Я реалист. — Правда заключалась в том, что потеря Эммы напугала меня до чертиков. Было легко смотреть на все с оптимизмом, когда тебе нечего было терять и все можно было приобрести. Но теперь? Мне было куда больше, что терять. Теперь многое могло пойти не так.